Старый священник лежал подле своей скамьи, тут же переплетом вверх валялась и раскрытая книга; вероятно, он неловко поднялся и упал.
- Что с ним, Рос? Ему плохо? - спросила Гаусберта, нагибаясь к старику вслед за мужем.
- Дело в том... - сказал Патс и повторил, поднимаясь с колен: - Дело в том, что он, кажется, мертв.
Кто осмелится обвинить в ошибках и несправедливости судей, которые огнем и мечом преследовали колдовскую заразу? Однако есть недостойные; изо всей мочи и не щадя своих сил противодействуют они искоренению этой скверны, утверждая, что в ходе борьбы с нею страдают невиновные. О, вы, противники Славы Господней! Разве закон Божий не предписывает: "Ведьмы не оставляй в живых!"?
И я кричу изо всех сил, возвещая заповедь Господню епископам, герцогам и королям: "Ведьму не оставляйте в живых! Искореняйте эту чуму огнем и мечом!"
отец Иеремия Дрексель
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой Бофранк наконец-то встречается с упырем
Статут о ремесленниках, принятый уже довольно давно, требовал, чтобы каждый ремесленник в городе или в сельской местности обучался своему ремеслу в течение семи лет под наблюдением мастера, который за него отвечал. То же относилось и к лекарскому делу, хотя уважающий себя лекарь обыкновенно бывал сильно обижен на сравнение с ремесленником.
Сейчас над телом старого священника трудился молодой ученик лекаря, а мастер стоял поодаль и с сердитым видом наблюдал, как тот осматривает мертвеца. Случилось так, что оба отдыхали совсем рядом и незамедлительно откликнулись на призыв Гаусберты о помощи. К несчастью, старик был и в самом деле мертв, притом смерть его была жестокой - в самой груди его была пробита дыра, и сквозь нее Бофранк, имевший кое-какие познания в анатомии, без труда определил, что у бедняги попросту вырвали сердце.
Все так же светило солнце, попискивали в ветвях птицы, но Бофранку показалось, будто на все окружающее легла мрачная ледяная тень. Каждый раскидистый куст таил в себе черную опасность, мнилось, что за спиною кто-то стоит, чтобы броситься, улучив момент... Уж не прячется ли упырь вон там за беседкою, не оглядывает ли происходящее так же, как Бофранк?
Стало чуть спокойнее, когда появились гарды, числом три; неприятный аромат лука и чеснока, исходивший от них, сейчас радовал субкомиссара, словно лучшие фиалковые духи.
- Кто ж его так? - жалостливо крякнув, осведомился один из гардов.
В самом деле, кто? Бофранк, казалось, был совсем рядом вместе с четою Патсов, однако никто из них ничего не видел и не слышал... Субкомиссар тут же вспомнил еще одну фразу, сказанную Волтцем Вейтлем об упыре: "Он стремителен в движениях; пожалуй, редкий человек не то что опередит, но хотя бы сравнится с ним"... Кто же он, коль скоро ему понадобился всего лишь миг, чтобы сотворить такое с человеком и исчезнуть незамеченным?
Тело унесли, один из служителей парка уже посыпал пятна крови желтой кварцевой крошкою из кожаного ведра. Бофранк сказал старшему гарду, что сам напишет рапорт о происшествии, благо имеет на то все полномочия. Гаусберта и Рос Патс стояли встревоженные, и как только они трое остались в относительном одиночестве, девушка тихо спросила:
- Не кажется ли вам, что он за вами следит, хире Бофранк? И это - лишь предостережение... То ли он не хотел вас убивать, то ли побоялся, что втроем мы окажемся ему не по силам...
- Убить старика всего лишь ради предостережения?
- Помните, хире Бофранк, что для него человеческая жизнь не имеет никакой ценности! Что ж, мы уезжаем. Еще раз прошу вас - шлите гонцов с письмами, не сомневаюсь, что при нынешних полномочиях для вас это не составит труда.
- Постойте! - воскликнул субкомиссар, когда супруги откланялись и двинулись по дорожке к выходу. - Я не спросил главного!
- Чего же? - Гаусберта замедлила шаг, остановился и хире Патс, бережно поддерживая ее под руку. Только сейчас Бофранк заметил на поясе у Роса Патса помимо короткого кинжала с широким лезвием еще и обычный однозарядный пистолет.
- Я не понимаю: для чего же Баффельту требуется изловить упыря? Фог сказал, что грейсфрате - едва ли не предводитель люциатов, какова же его корысть?
- Неужели вы не поняли, хире Бофранк? Субкомиссар в смятении покачал головою.
- Сам Баффельт боится его, - молвила Гаусберта. - Я думаю, он тоже читал Третью Книгу.
Назавтра Бофранк первым делом поинтересовался, кем же был убиенный священник. Ему ответствовали, что то был фрате Калеф, весьма почтенный священнослужитель, скромный и богобоязненный; каждый погожий день он находил часок, чтобы отдохнуть на свежем воздухе, читая назидательные труды старинных авторов.
Прознав, что Бофранк находится в Фиолетовом Доме, грейскомиссар Фолькон прислал секретаря с приглашением посетить его кабинет. Бофранк не стал медлить и отправился тотчас же.
- Как продвигается разбирательство дела? - вопросил Фолькон, поднимаясь с кресла.
- Не лучшим образом, - честно ответил субкомиссар. - Вы знаете уже, что случилось со мною?
- Да, эта история со священником... Вы полагаете, упырь преследовал вас?
- Отчего бы и нет?
- А с кем... с кем вы встречались в Саду Цехов?
- С людьми, которые помогли мне кое-что прояснить, - уклонился от прямого ответа Бофранк.
- Дело в том, что я получил записку от грейсфрате Баффельта, в которой тот просит максимально полным образом информировать его о всех событиях, так или иначе связанных с делом упыря из Бараньей Бочки.
- Как только у меня появятся важные новости, хире грейскомиссар, я тут же сообщу их вам, - сказал Бофранк. - Передайте грейсфрате, что я делаю все, что могу, и сверх того.
- Отлично, хире Бофранк, отлично. Нужна ли вам особая помощь?
- Пока мне достаточно содействия вашего сына и хире Лооса.
Субкомиссар с внутренним удовлетворением отметил, как Фолькона передернуло, когда он услыхал, что Бофранк именует Акселя "хире". Что ж, Бофранк самым серьезным образом планировал продвинуть Акселя в чинах, пока к этому имеются возможности.
Попрощавшись с грейскомиссаром, Бофранк велел курьеру отыскать хире Лооса (курьер не выказал реакции на обращение "хире") и прибыть ему на квартиру хире субкомиссара, имея при себе некоего Лееба, коего хире Лоос рекомендовал Бофранку в качестве прислуги. Мысль эта посетила Бофранка утром, когда он получил от хозяйки весьма дурно вычищенную обувь. Тому же курьеру он велел передать попутно юному хире Фолькону, что и ему следует явиться на квартиру субкомиссара по известному адресу.
Вернувшись, Бофранк вспомнил о вчерашнем подарке Гаусберты. Охваченный волнением после убийства священника, субкомиссар сунул небольшой сверток в карман камзола, да там и забыл.
Развернув тонкую черную ткань, Бофранк обнаружил внутри изящную, хотя и никчемную с первого взгляда вещицу. То оказалась вырезанная из неизвестного ему темного дерева фигурка кошки, сидевшей, как обычно сидят эти животные охватив хвостом все четыре лапы и навострив уши.
Бофранк хотел было поставить фигурку на камин, но вспомнил, что Гаусберта велела носить ее с собою - мол, вы сами поймете, когда ее использовать. Что ж, ноша была невелика, и Бофранк вернул загадочный талисман в карман.
Как он и ожидал, первым явился Аксель в сопровождении одноглазого пройдохи, коего он тут же представил как "Лееба Ольца, человека уважаемого и многими талантами снабженного".
На вопрос Бофранка, где же "человек уважаемый и многими талантами снабженный" потерял око, последний отвечал, что утратил его в страшном сражении, когда, будучи вооружен лишь одной шпагою, отражал натиск десяти разбойников. Из услышанного Бофранк сделал вывод, что означенный Лееб Ольц записной лгун, но тем не менее велел ему приступить к своим обязанностям и для начала велел ему почистить платье, накопившееся в уже неприличном количестве и состоянии; такоже наказал поменьше врать и не воровать. Исходил субкомиссар из того, что Аксель никогда не привел бы к бывшему хозяину никчемного человека, которому не доверял бы.
Юный Фолькон, прибывший чуть позже, воззрился на одноглазого слугу с удивлением, но, будучи человеком воспитанным препохвально, удержал в себе вопросы.
Расположившись, кому где было удобнее, собравшиеся только-только приготовились к разговору, как в коридоре, куда отправился новоиспеченный слуга, прихватив пару верхнего платья и щетку, раздался сдавленный крик.
Все бросились туда - первым Бофранк, за ним Фолькон, далее Аксель. В коридоре они обнаружили Ольца, который нес камзол субкомиссара, да, видать, выронил его и сейчас с ужасом пялился на нечто, лежавшее на полу. С бранью оттолкнув слугу, Бофранк наклонился и увидел, что на куске пергамента лежит окровавленный ком, в котором он без труда признал вырванное человеческое сердце.
Конечно же, хозяйка никого не видела и дверей никому не отпирала. Ольц клялся, что также никого не видел, а кабы увидел, то не упустил бы его. Притом слуга трясся так, что у него постукивали зубы, словно четки в руках у припадочного.
- Велите выбросить? - спросил Аксель, кивая на сердце.
- Как можно? Заверни со всей аккуратностью, узнай, где похоронили фрате Калефа, да прикопай в могилу. Что вы думаете, хире Фолькон? Зачем этот знак? - обратился Бофранк теперь уже к юноше, когда Аксель ушел, унося жуткий груз. Юный Фолькон, бледный, но с виду спокойный, сидел в кресле, вертя в пальцах эфес шпаги.
- Что сие был знак, это несомненно. Я думаю, злоумышленник показывает, что всегда может быть рядом с вами, коли того пожелает.
- И еще одно - если он ходит по улицам днем с тем же спокойствием, что и ночью, стало быть, ему не нужно особой маскировки и с виду он совершенно как человек - хотя это лишь подтверждает и без того ведомое мне раньше.
- Я согласен с вами, хире субкомиссар. Не поставить ли охрану у вас на квартире?
- К чему? Если бы он хотел убить меня, давно бы это сделал... Мне кажется, что он ищет встречи. Вот что, хире Фолькон: этой ночью я поеду в Баранью Бочку. Если прошлая наша поездка была скорее комедией, достойной ярмарочных подмостков, то теперь я поеду один, и не прекословьте мне. Если я увижу вас крадущимся за мною в отдалении, я велю арестовать вас и доложу вашему досточтимому отцу о полной вашей негодности к сыскной службе!