Йоранссон вышел из лифта и без стука вошел в кабинет, не обратив внимания на телефонную трубку в руке хозяина, на взмах «подождите за дверью, я закончу разговор!». Он уселся на диван для посетителей и с отсутствующим видом вытянул шею, которая все гуще покрывалась красными пятнами. Начальник Главного полицейского управления закончил разговор и разрешил войти человеку, которого видел в первый раз.
— Эверт Гренс.
Капли пота на лбу, глаза беспокойно блуждают.
Начальник Главного управления вышел из-за стола, подошел к тележке с большими стаканами и бутылочками минеральной воды, открыл одну и залил ею два кубика льда, надеясь, что вода окажется достаточно холодной и посетитель придет в себя.
— Он поедет туда. Допросит его. Скверно… это… мы должны его спалить.
— Фредрик?
— Мы…
— Фредрик, посмотрите на меня. Вот так… вы о чем?
— Гренс. Завтра он допросит Хоффманна. В тюремной комнате для свиданий.
— Так. Возьмите стакан. Выпейте еще.
— Как вы не понимаете? Мы должны спалить его.
В административном здании за каждым столом сидели люди. Он начал с узкого коридора, в который выходили двери кабинетов, подмел и принялся драить пол; наконец серый линолеум почти засверкал. Потом дождался, пока ему дадут знак войти, вытряхнуть мусорные корзины и протереть полки и столы. Маленькие безликие кабинеты с видом на прогулочный двор. На улице Хоффманн увидел заключенных, которых не знал; они покуривали, сидели на солнышке или дремали, кто-то в обнимку с футбольным мячом, двое гуляли по дорожке вдоль внутренней стены. Запертой оказалась всего одна дверь. Пит время от времени проходил мимо, надеясь, что она окажется открыта и он успеет заглянуть внутрь. Через час этот кабинет остался единственным.
Хоффманн постучал, подождал.
— Да?
Директор тюрьмы не узнал того, кто приходил к нему вчера.
— Хоффманн. Уборщик… я подумал…
— Придется подождать. Пока я не закончу. Убери пока другие кабинеты.
— Я уже…
Леннарт Оскарссон закрыл дверь. Но за его плечом Хоффманн успел увидеть все, что хотел. Письменный стол и вазу с тюльпанами. Бутоны уже начали распускаться.
Пит немного посидел на стуле, положив руку на свою тележку и все чаще поглядывая на запертую дверь. Он начинал терять терпение, ведь все его надежды были в этом кабинете, именно сейчас он должен сделать шаг номер два.
Выдавить действующих дилеров.
Взять всё в свои руки.
— Ты здесь?
Дверь открылась. Оскарссон смотрел на него.
— Можно.
Директор тюрьмы ушел в кабинет, где сидела женщина, бывшая, согласно табличке на двери, экономистом. Хоффманн кивнул и вошел, подтолкнул тележку к письменному столу, подождал. Минуту, две. Оскарссон не вернулся, его голос слышался одновременно с женским, они чему-то смеялись.
Хоффманн наклонился над букетами. Цветы уже достаточно раскрылись — не полностью, но можно было сунуть палец и подцепить обрезанные и завязанные узлом презервативы, в каждом — по три грамма амфетамина. Амфетамина, произведенного на фабрике в Седльце с применением не ацетона, а цветочного удобрения, чем и объяснялся отчетливый аромат.
Хоффманн опустошил пять штук за раз, сложил презервативы на дно черного мусорного мешка у себя на тележке, прислушался к голосам в соседнем кабинете.
Улыбнулся.
Только что он осуществил первую поставку корпорации «Войтек» на закрытый рынок.
Йоранссон выпил два стакана минералки и сосредоточенно, с неприятным треском разгрыз лед.
— Фредрик, я не понял. Спалить кого?
— Хоффманна.
Начальник Управления еле усидел на месте. Уже когда интендант ввалился в кабинет, стало ясно: то, с чем он пришел, трудно принять — но уклониться не получится.
— Может, кофе?
— Сигарету.
— Вы же курите только по вечерам?
— Сегодня — не только.
Нераспечатанная пачка лежала в глубине нижнего ящика стола.
— Два года лежат. Не знаю, можно ли еще их курить, но я и не собирался их никому предлагать. Они просто лежат здесь, и после каждой чашки кофе, когда так мерзко тянет в теле, подтверждают, что я не сорвался.
Он открыл окно, когда первый дым поплыл над столом.
— По-моему, лучше не открывать.
Начальник Управления посмотрел на своего гостя, делавшего глубокие затяжки. Тот был прав. Начальник закрыл окно и вдохнул запах, такой знакомый.
— Нам надо спешить — не знаю, понимаете ли вы это. Гренс собирается сесть рядом с ним и выслушать все о встрече, в которой мы не должны были принимать участие. Гренс хочет…
— Фредрик!
— Да?
— Вы пришли ко мне. И я готов слушать. Но только если вы успокоитесь и начнете говорить внятно.
Йоранссон курил до тех пор, пока было что курить, до самого фильтра, потом зажег новую сигарету, выкурил половину. К нему вернулось неуютное ощущение, возникшее возле кофейного автомата, когда комиссар уголовной полиции, изучив фамилии на периферии расследования, нашел одно имя. Человек, носивший это имя, сотрудничал с официальным «Войтеком», а еще он был судим за тяжкие преступления — и, несмотря на это, получил лицензию на оружие. Сейчас этот человек отбывал долгий срок за преступление, связанное с наркотиками, и завтра его будут допрашивать по поводу убийства в доме на Вестманнагатан.
— Эверт Гренс.
— Так.
— Сив Мальмквист?
— Да, это он.
— Из тех, кто не сдается.
Из тех, кто не сдается.
— Все пойдет к чертям. Слышите, Кристиан? К чер-тям!
— Не пойдет. Ни к каким чертям.
— Гренс не отступится. После допроса… настанет наша очередь. Это же мы выдали лицензию, мы его прикрывали.
Глава государственной полиции не дрожал, по нему не лился пот, но теперь он понял тревогу, которая вползла в кабинет, тревогу, которую следовало срочно прогнать, чтобы она не разрослась дальше.
— Подождите-ка.
Он подошел к телефону, долго искал что-то в конце ежедневника, нашел, набрал номер.
Гудки были громче обычного, Йоранссон слышал их со своего места на диване для посетителей. Три гудка, четыре, пять, потом очень низкий мужской голос ответил, и шеф полиции поднес трубку поближе к губам.
— Пол? Это Кристиан. Ты один?
Низкий голос что-то невнятно ответил, но начальник Управления чуть кивнул с довольным видом.
— Нужна твоя помощь. Похоже, у нас проблемы.
Пит стоял перед первой запертой дверью в подземном коридоре между административным зданием и корпусом «G». Камера слежения немного повернулась, дежурный на главном посту изменил угол и теперь изучал укрупнившееся на мониторе бородатое лицо мужчины лет тридцати пяти, а может быть, сравнивал его с фотографией из тюремного досье. Заключенный, которого доставили два дня назад, все еще оставался лишь одним из множества осужденных на долгие сроки уголовников.
Пит следил, чтобы сверху в большом черном мешке на тележке находилось содержимое мусорных корзин. Тот, кто проходил бы мимо и заглянул в него, увидел бы смятые конверты и пустые пластиковые стаканчики, но никак не пятьдесят кондомов и сто пятьдесят граммов амфетамина. При помощи сорока двух граммов из четырех библиотечных книг Хоффманн вышиб трех главных дилеров и теперь собирался использовать содержимое пятидесяти желтых тюльпанов уже как новый тюремный поставщик. Через несколько часов заключенные во всех секторах узнают, что амфетамин можно купить прямо сейчас, и продает его новый заключенный по имени Пит Хоффманн, который сидит где-то в корпусе «G». В этот, первый раз он никому не продаст больше двух граммов, как ни клянчи и ни угрожай. Самые первые уколы «Войтека» рассчитаны на семьдесят пять наркоманов, и это будет первый долг, который господин потребует отработать. Через пару дней он продаст больше, надо только подмять под себя тех двух надзирателей из корпуса «F», которые проносили партии побольше и состояли на жалованье у Грека.
Щелчок. На главной вахте закончили разглядывать Хоффманна, дверь на несколько секунд открылась. Хоффманн прошел, на большом перекрестке повернул направо, два раза широко шагнул и углубился в тоннель на два с половиной метра. Стефан и Кароль Томаш проверяли — это здесь. Пятиметровая слепая зона между двумя камерами слежения. Пит огляделся — никто не шел ни из корпуса «Н», ни из административного здания.
Хоффманн порылся в тележке, выудил пятьдесят презервативов и высыпал их содержимое на расстеленный на полу черный пластиковый мешок. Чайной ложкой, изъятой из чашки в кабинете директора тюрьмы (маленькая, в такие входит ровно два грамма порошка, если насыпать вровень с краями), распределил наркотик на семьдесят пять кучек.
Он работал быстро, но внимательно, рвал белые пакетики для мусора на части, завязывал в целлофан каждую двухграммовую кучку, семьдесят пять доз на дне тележки уборщика, прикрытые сверху содержимым мусорных корзин из административного здания.
— Мы говорили — восемь граммов, да?
Пит слышал, как тот подошел, походка наркуши, ноги шаркают по бетону. Знал, что он будет стоять и кланяться.
— Восемь? Правильно? Восемь, да?
Хоффманн раздраженно мотнул головой.
— Что, так хреново? Получишь два.
Каждый новый покупатель должен ежедневно делать хотя бы одну покупку, одно путешествие в искусственный мир, потому что там легче жить. Никому нельзя позволить получить столько наркотиков, чтобы их можно было перепродать дальше, нельзя, чтобы существовали другие продавцы. Никаких конкурентов. Продажа наркотиков контролируется из одной-единственной камеры по левой стороне коридора «G2».
— Черт, да я…
— Заткнись. Если хочешь получить хоть что-нибудь.
Тощий наркуша трясся еще сильнее, чем до обеда, ноги не стояли на месте, глаза бегали. Он замолчал и стоял с протянутой рукой, а получив белый целлофановый шарик, пошел, даже не сунув его в карман.
— По-моему, ты кое-что забыл.
У тощего подергивались веки и щеки.
— Я достану бабки.
— Пятьдесят монет за грамм.
Подергивания на секунду замерли.