– Меня ненавидели с самого детства… Увы, моя собственная мать ударила меня крылом так, что сбила с ног!
– Возможно, это вышло нечаянно, – предположила Вирджиния.
– Нет! Она всегда больше любила моего старшего брата… Деревенщину!
Вирджиния села, закинув ногу на ногу.
– Расскажи мне об этом, – попросила она. В ее голосе звучало сочувствие.
Я ощутил, как ослабела страшная сила, изнутри распиравшая барьер. Ифрит опустился на свои окорока, глаза его были полузакрыты. Он вновь разворачивал в памяти происшедшее за миллионолетие. А вела его, направляя, Вирджиния. Я не понимал, что она задумала. Она наверняка не успела бы провести монстру полноценный психоанализ всего лишь за ночь. Но…
– Ах… мне было всего лишь три сотни лет, когда я упал в яму… наверное, ее вырыли враги!
– Но ведь ты вылетел из нее? – мурлыкнула Вирджиния.
Ифрит завращал глазами. Физиономия его дернулась и покрылась морщинами, став еще уродливей.
– Я сказал, что это была яма!
– Но, во всяком случае, не озеро? – сочувственно спросила Вирджиния.
– Нет! – С его крыльев посыпались молнии, грохнул гром. – Но хоть и не эта распроклятая мерзость… нечто темное, мокрое… нет, даже не мокрое. Это был какой-то обжигающий холод.
Я смутно понял, что девушка ухватила путеводную нить. Она опустила светлые ресницы, чтобы скрыть внезапный блеск глаз. Я не мог не понять, каким потрясением было случившееся для эфирного демона, как шипели его огни и превращались в пар, пока он тонул. И как после этого он, должно быть, внушал себе, что ничего подобного не было. Но сможет ли использовать это Вирджиния?
В зал молнией влетел Свартальф и затормозил, упершись всеми четырьмя лапами в пол. Шерсть на нем стояла дыбом, мученические глаза уставились на меня. Он прошипел что-то и снова вылетел за дверь. Отмечу, что я там оказался раньше его.
Из вестибюля доносились голоса. Я выглянул и увидел, что внизу носятся солдаты. Вероятно, они пришли выяснить, что за шум, и увидели убитых стражников. Должно быть, поскольку их было не много, они уже послали за подкреплением.
Что бы там ни пыталась сделать Джинни, ей нужно было время…
Одним прыжком я выскочил и вцепился в сарацин. Образовалась вопящая и бурно шевелящаяся масса. Она меня чуть не расплющила, но челюсти оставались свободными, и я пользовался ими вовсю. А затем с тыла на них набросился оседлавший метлу Свартальф.
Кое-что из оружия сарацин мы затащили в вестибюль (челюсти пригодны и на это) и уселись ждать. Я решил, что пока останусь волком. Иметь руки хорошо, но еще лучше быть неуязвимым для большинства тех штучек, которыми располагали сарацины. Свартальф задумчиво обследовал пистолет-пулемет, приладил его на подпорке возле стены и согнулся над ним.
Я не спешил. Каждая минута, которую проведем мы с ним вот так, каждая минута, которую мы продержимся, отражая приближающуюся атаку, – это минута, выигранная для Джинни. Я положил голову на передние лапы и замер. Скоро, слишком скоро я услышал грохот мчащихся по тротуару солдатских сапог.
В приближающемся на подмогу отряде насчитывалась, должно быть, целая сотня сарацин. Я увидел, как они колышутся темной тучей, уловил отблеск звезд на стволах оружия. На короткое время они сгрудились вокруг ликвидированных нами охранников. А затем внезапно завопили и кинулись, атакуя, вверх по лестнице.
Свартальф уперся, как мог, и застрочил из автомата. Отдача отбросила его, и он с воем прокатился через вестибюль. Но двоих уложить успел. А остальных в дверном проеме встретил я.
Удар, укус, прыжок… Сметай их, полосуй, рычи, рви их рожи! Они уже не спешили, неуклюже сгрудившись у входа. Еще один короткий вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с полдюжины убитых и раненых.
Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля эмира. Глаз его скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая их к действию. Такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, а к другим входам и окнам.
Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи. Теперь никто не сможет спастись, даже Джинни! Негодующий вой превратился в рычание, я услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов.
Этот Свартальф оказался умной киской. Он снова взялся за свой пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь по вспышкам. Затем мы отступили к лестнице.
Сарацины вслепую наступали на нас в темноте. Они кишели вокруг, отыскивая дорогу.
Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер бесшумно и быстро. У второго хватило времени взвизгнуть. И вслед за ним поперла вся банда…
Они не могли стрелять в такой темноте и давке без риска уложить кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью кривых сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свартальф вел продольную стрельбу по ногам, а я рвал их, как мог, – вой, крики, треск, лязг… Аллах акбар, так сверкайте, зубы, в ночи!
Лестница была узкой, это помогло. Да и их раненые мешали нападающим. Но силы были слишком неравные. На меня одновременно лезло около сотни храбрых мужчин, и мне пришлось отступить на шаг, потом еще и еще. Не отступи – и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже полегли, еще более дюжины. За каждый фут, что приходилось отдавать, мы добавляли еще несколько. И выиграли время!
У меня не сохранилось отчетливых воспоминаний об этой битве. О таких вещах редко помнишь. Но, должно быть, минуло около двадцати минут, прежде чем они, разъяренно вопя, откатились. У подножия лестницы стоял эмир. Он хлестал хвостом по своим полосатым бокам.
Я постарался сбросить с себя усталость и крепче уперся лапами в пол, готовясь к последней схватке. Вверх по ступенькам на нас медленно надвигался одноглазый тигр. Свартальф зашипел. Внезапно он прыгнул через перила, за спину громадной кошки, и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости своей шкуры…
Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес лапу с выпущенными когтями и ударил. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, чего я добился, – это набил его шкурой пасть. Но я повис на ней и постарался вгрызться глубже.
Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно маятник. Потом зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул длинными когтями по моим ребрам. Я дернулся, но зубы остались на прежнем месте. Он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. Боль пронзила мой хвост. Я взвыл и отпустил его.
Одной лапой он пригвоздил меня к месту. Занес другую, готовясь переломить мне хребет. Каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел, ослепительно сверкая, его неповрежденный глаз – я вышиб этот глаз из глазницы!
Он взвыл и взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Я рухнул, почти теряя сознание, и уже готовился испустить дух. Ослепший тигр тем временем метался в агонии. Зверь возобладал в нем над человеком, и он скатился по ступеням, учинив страшное побоище своим же собственным солдатам.
Над свалкой со свистом пронеслась метла. Добрый старый Свартальф! Он удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел, как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся, покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин.
Но они все еще пытались совладать со своим боссом.
Я согнулся, обрел дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в огне. Половины хвоста как не бывало.
Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал долго.
«Вот и тебе конец, Стив Матучек, – подумал сидевший во мне человек. – Они сделают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу и начнут поливать тебя огнем. А каждая десятая пуля – серебряная…»
Эмир упал и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди очухаются и вспомнят обо мне.
Над лестницей на помеле появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то издалека:
– Стив! Сюда! Скорее!
Я ошеломленно помотал головой, пытаясь понять, что означают эти слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот и свистнула. Это до меня дошло. С помощью ремня Джинни втащила меня к себе на колени и крепко обхватила. Управлял помелом Свартальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и устремились в небо.
На нас набросился оказавшийся поблизости ковер-самолет. Свартальф добавил скорости, наш «кадиллак» оставил врага далеко за кормой, и тут я отключился…
Глава 7
Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате. Снаружи сиял яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я застонал, в палату заглянул медик.
– Привет, герой, – сказал он. – Лучше пока так и лежи. Как ты себя чувствуешь?
Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание. Потом принял от него чашку бульона.
– Что со мной? – прошептал я (меня уже, разумеется, превратили в человека).
– Можно считать, что твои дела не так уж и плохи. В ранах завелась кое-какая инфекция – стафилококки, та разновидность, что поражает и человека, и собакообразных. Но мы вычистили наглых зверушек с помощью нашей антибиотической техники. Помимо этого – потеря крови, шок и застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке.
Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург мог бы отработать симпатические операции.
– Какую технику вы имеете в виду? – спросил я.
– У одного из наших парней Злой глаз. Он смотрит на микробов в микроскоп.
Дальше я не спрашивал. Знал, что через нескол