— Не одни лишь тролли виновны в том, что в мире царит зло, — тихо возразил Иллреде. — Сдается мне, твое злодеяние не сравнить с моими. Ты выковал заново проклятый меч, на что не решился бы никто из троллей.
— Не посмел бы! — усмехнулся Скафлок.
Иллреде сражался мужественно. Его топор нанес рану етунхеймскому коню, тот поднялся на дыбы, Скафлок вцепился ему в гриву. И тут Иллреде ударил снова.
Человек подставил щит, но удар был столь силен, что тот разлетелся вдребезги. Скафлок покачнулся. Топор обрушился на шлем юноши, и у Скафлока все поплыло перед глазами.
Иллреде замахнулся для нового удара. Скафлок попытался шевельнуть рукой, которой сжимал меч. Послышался лязг металла, и топор развалился на куски. Скафлок помотал головой, чтобы она прояснилась, засмеялся и отрубил Иллреде левую руку.
Король троллей обмяк в седле. В следующий миг и правая его рука упала на землю.
— Не пристало воину мучить беспомощного врага, — прошептал Иллреде. — Ты повинуешься воле клинка.
Скафлок убил его.
Троллями овладел великий страх, и они бросились врассыпную. Эльфы устремились в погоню. Во главе их, как и прежде, скакал король, но недруги бежали не от него, а от Скафлока, оружие которого сеяло повсюду смерть.
Лишь немногим троллям удалось спастись.
Король эльфов оглядел поле битвы. У стен эльфийской твердыни громоздились горы трупов. Холодный предрассветный ветерок трепал седые волосы короля и гриву его коня. Усталый, мрачный, окровавленный, к королю подъехал Скафлок.
— Мы одержали славную победу, — проговорил старец, — но тролли покорили чуть ли не весь Альвхейм.
— Недолго им осталось торжествовать, — ответил юноша. — Под твои знамена соберутся все те, кто прячется нынче в холмах и лесах. Мой меч поможет нам. К тому же, — прибавил он, — вот этот штандарт вряд ли вдохновит троллей на битву.
Король увидел копье, на наконечник которого насажена была голова Иллреде. Губы мертвеца кривились в усмешке.
— Ты переменился, Скафлок, — сказал негромко владыка эльфов. — Сердце твое ожесточилось. Но да будет так, как ты желаешь.
Глава 24
На рассвете зимнего дня Фреда добрела до подворья Торкеля Эрлендссона.
Сам хозяин только-только проснулся и выглянул наружу — узнать, какая погода. Он не поверил собственным глазам, узрев плетущуюся по двору девушку в ярких доспехах и одежде чужеземного покроя.
Он потянулся было за копьем, что стояло у двери, но, присмотревшись, различил знакомые черты. Это же Фреда Ормсдотгер!
Торкель провел девушку в дом и поручил ее заботам своей жены Аасы.
— Как ты исхудала, бедняжка, — проговорила та. — Хорошо, что вернулась.
Фреда раскрыла было рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.
— Бедняжка, — повторила Ааса, — совсем измучилась. Пойдем, я отведу тебя в постель.
Тут появился Аудун, второй по старшинству сын Торкеля после погибшего Эрленда.
— Ну и холодина! — воскликнул он и застыл, глядя на Фреду. — Кто это?
— Фреда Ормсдотгер, — ответил Торкель.
Аудун подошел к девушке.
— Я рад, что ты возвратилась, — сказал он, обнял ее за плечи и хотел поцеловать, но вдруг ощутил сердцем терзавшую ее тоску и отступил на шаг. — Что случилось?
— Ничего, — отозвалась Ааса. — Не приставай к ней! И вообще, ступайте отсюда, не мешайте мне.
Фреда послушно улеглась в постель, но сон к ней не шел. Ааса заставила девушку поесть, потом села рядом и принялась утешать ее, как мать утешает младенца. Фреда заплакала, горько и тихо. Ааса дала ей выплакаться. Вскоре девушка заснула.
Когда позднее Торкель предложил ей остаться и пожить какое-то время у них, она согласилась. Хотя оправилась она быстро, прежнего веселья в ней уже не было.
Торкель спросил ее как-то, что с ней стряслось. Она побелела лицом, и он торопливо прибавил:
— Если не хочешь говорить, не надо. Я тебя не принуждаю.
— Мне нечего скрывать, — прошептала она еле слышно. — Вальгард собирался подарить нас с Асгерд языческому королю на востоке, к которому он думал поступить на службу. Но только он высадился, на него напал… другой викинг… Асгерд убили, Вальгард бежал, а меня викинг забрал себе. Однако он отправился… туда, куда мне дороги нет… меня высадили на побережье, у кургана моего отца.
— У тебя диковинные доспехи.
— Их дат мне викинг. Он добыл их в одном из своих походов. Я часто сражалась рядом с ним. Для язычника он был хорошим человеком, — Фреда поглядела на горевший в очаге огонь. — Да, он был лучшим из мужчин, самым храбрым и самым добрым.
Губы ее скривились.
— А почему нет? Он происходил из славного рода.
Она поднялась со скамьи и вышла из горницы. Торкель задумчиво подергал себя за бороду.
— Не все она поведала, не все, — пробормотал он, — но остальное мы вряд ли услышим.
Даже священнику на исповеди Фреда рассказала ту же историю.
Выйдя из церкви, она взобралась на высокий холм.
День выдался ясным и не слишком холодным. Весна приближалась, но снежное покрывало еще укутывало землю. В голубом небе не было ни единого облачка.
— Я совершила смертный грех, утаив, с кем возлежала, — промолвила Фреда. — Я приняла этот крест и буду нести его до могилы. Отец Всемогущий, Ты знаешь все. Я прошу Тебя о милосердии. Покарай меня, но пощади его, — она покраснела. — Я ношу под сердцем то, что всегда угодно было Пресвятой Деве. Да не коснется его Божья кара! Отец, Матерь, Сын, накажите меня, но пощадите невинное дитя!
После разговора с Небесами ей стало легче. На щеках девушки заалел морозный румянец, волосы ее отливали золотым в солнечном свете, серые глаза ярко блестели. Она улыбалась, когда ей навстречу попался Аудун Торкельссон.
Высокий и крепкий, годами он был лишь немногим старше Фреды, пахал землю и умел обращаться с оружием. Светлые кудри обрамляли его пригожее лицо.
Он подбежал к девушке.
— Я… я искал тебя, Фреда…
— Зачем? Я кому-то нужна?
— Нет, просто… ну, я хотел поговорить с тобой…
Она молча ждала продолжения. Искоса поглядев на нее, Аудун спросил с запинкой:
— Что ты намерена делать?
Радость исчезла без следа. Фреда посмотрела на небо, потом огляделась по сторонам. Моря отсюда видно не было, но ветер доносил с берега зычный голос прибоя.
— Не знаю, — ответила она. — У меня никого нет…
— Есть! — пылко возразил он, но тут же смутился и до самого дома уже не размыкал уст.
Миновала зима, наступила весна, а Фреда по-прежнему жила у Торкеля. Никто не попрекал ее тем, что она вынашивает незаконного ребенка; и то сказать, разве удивительно, что она забеременела, после всего, что с ней случилось? Слабости по утрам одэ почти не испытывала, благодаря то ли природной крепости, то ли пребыванию среди эльфов, а потому трудилась наравне со всеми. Покончив с работой, она уходила гулять, и Аудун частенько бывал ее спутником в этих прогулках. Ааса была довольна: ей было теперь с кем поболтать. Впрочем, Фреда предпочитала отмалчиваться и сама никаких разговоров не заводила.
Поначалу она сильно страдала — не столько из-за совершенного греха или из-за гибели родных, сколько из-за Скафлока.
Ни знака, ни слова с тех пор, как они расстались у кургана Орма! Он покинул ее, отправился едва ли не в преисподнюю за тем, что погубит его. Где он сейчас? Жив ли он еще или воронье выклевало глаза, в которые она так любила глядеть? Рвется ли он к смерти, как рвался когда-то к Фреде? Или позабыл то, что должен был помнить, и нашел утешение в объятиях Лии? Нет, этого не может быть, никогда!
Жив ли он? Где он? Каково ему?
Порой он приходил к ней во сне, и тогда сердце ее отчаянно колотилось; он смеялся, шептал ей на ухо висы, клал руки на плечи. Она просыпалась и долго потом лежала с открытыми глазами.
Фреда изменилась. Жизнь людей казалась ей скучной после того, как она побывала при пышном дворе Имрика, после тех безумно счастливых дней, что они со Скафлоком провели в пещере у моря. Священника она видела редко, ибо Торкель вовсе не был ревностным христианином и крестился, лишь чтобы соседи не отвернулись от него. Господа она почитала, но церковь ей вскоре опостылела. Фреде было тесно в четырех стенах. Она стремилась на волю.
Иногда девушка не выдерживала, вставала среди ночи, брала из конюшни лошадь и мчалась на север. Колдовское зрение помогало ей различить то спешащего куда-то гнома, то сову, что на деле была отнюдь не совой, то проплывавшую у берега черную ладью. Но те, кого она осмеливалась окликать, бежали от нее, а потому ей никак не удавалось узнать, устоял ли Альвхейм или пал под натиском троллей.
Этот таинственный, призрачный мир был миром Скафлока, а когда-то, в незапамятном прошлом, — Скафлока и ее.
Она запрещала себе чересчур много размышлять. Ее молодое и крепкое тело тяжелело с каждым днем. Она испытывала чувства, схожие с теми, какие заставляют птиц возвращаться по весне в родные края. Увидев свое отражение в озерце, она поняла, что превратилась в женщину — стройную, полногрудую, крутобедрую. Она потихоньку становилась матерью.
Если бы только он… Нет, нет, нельзя… Но я люблю его, я так его люблю!
На землю пролились первые дожди, зазеленели луга и деревья, вернулись птицы. Однажды Фреда заметила двух аистов, что кружили над тем местом, где стояло подворье Орма. Она заплакала; слезы ее были тихими и светлыми, как дождик в конце весны.
Она ощущала, как растет в ее чреве дитя, и радовалась тому, что она снова может на что-то надеяться.
Зацвели яблони. Фреда вышла как-то под вечер из дома. В облаках и в ночных тенях, в рассвете и в закате — всюду ей виделся Скафлок. Ветер говорил его голосом, море смеялось его смехом. Рассеянно ловя лепестки яблоневого цвета, она думала о том, что, сколько бы ни ярилась зима, под сердцем у нее — вечное лето, которое всегда будет напоминать ей о Скафлоке.
Торкель готовился к походу на восток. Он собирался поторговать, а если подвернется случай, то и пограбить. Аудун, однако, день ото дня делался все печальнее, и наконец сказал отцу: