Первой дежурила Алианора, за ней Хольгер, за ним Гуги. Отстояв свою стражу, Хольгер лег рядом с девушкой и почувствовал, что больше уже не уснет. Ее голова лежала на его груди, а рука на его плече. За шумом ветра Хольгер не мог слышать дыхание девушки, но он ощущал тепло ее тела, чувствовал как размеренно вздымается ее грудь. Холод проникал под попону, которой они укрылись, и потник, на котором они лежали, плохо защищал от стылой скалы.
Но не холод мешал ему уснуть. Предстоящие опасности занимали мысли, и еще это теплое создание с разметавшимися волосами, лежавшее на его груди… Он попробовал вспомнить Меривен, но стало еще хуже. А ведь сейчас ты бы мог быть с феей Морганой, горько подумал Хольгер.
И оставить Алианору одну в кольце подступавших врагов? Нет! Неосознанно он еще сильнее прижался к девушке. А вот этого как раз не следовало делать. Прежде чем он успел осознать, что происходит, его рука скользнула по тунику из перьев, и ладонь накрыла упругую грудь. Алианора сонно пошевелилась, пробормотала что-то. Хольгер замер, зажмурился, но не нашел в себе силы убрать руку. Наконец, после долгой внутренней борьбы открыл глаза.
Холодно поблескивали звезды. Луны не было, но по положению Большой Медведицы он определил, что рассвет не столь далек. Но пока что стояла полная темнота. На фоне догорающего костра чернел силуэт Гуги, а дальше вздымались на фоне звездного неба громады гор. Та кала…
Раньше ее не было!
Хольгер вскочил, и мигом позже задрожала земля. И еще раз вздрогнула, и еще, словно кто-то молотил в гигантский бубен. Скалы тряслись, как ветхий дом, когда по лестнице спускается кто-то неимоверно тяжелый. Камни покатились по склонам. Хольгер выхватил меч. Великан был уже совсем рядом.
Подошва в человеческий рост длиной растоптала, расшвыряла магический
Круг. Пламя костра вырвало из мрака огромные, давно не стриженные ногти. Алианора вскрикнула. Хольгер заслонил е своим телом. Папиллон подскочил к ним, выгнув шею и встопорщив хвост, вызывающе заржал, ноздри его раздувались. Гуги на четвереньках подбежал к Алианоре.
Великан присел на корточки и пальцем, напоминавшим дубовый сук, поковырял в костре. Взметнулось пламя, и Хольгер рассмотрел, что перед ним гигантский гуманоид, гротескно кряжистый, коротконогий. Его кости должны иметь большое поперечное сечение, чтобы выдержать такую тяжесть мелькнула у инженера шальная мысль.
Неуклюжее тело укутано в шкуры, кое-как сметанные. Долетевший до Хольгера запах заставил порадоваться, что ветер дует от него к великану. Насколько можно разглядеть в спутавшихся волосах и бороде, лицо гиганта деформировано, как у больного акромегалией, надбровные дуги высоко выступают над глазами, нос и нижняя челюсть выпирают вперед, зубы огромные, губы толстенные.
– Прыгай на Папиллона, Гуги, – сказал Хольгер. Ошеломление схлынуло, он больше не боялся. Не осмеливался бояться. – Алианора, взлетай. Я его задержу, насколько смогу.
– Я останусь с тобой, – ее голос чуточку дрожал, но голова гордо поднята.
– Как это получилось? – охнул Гуги. – Он ведь из Серединного Мира родом. Магический круг ему обязан был дорогу преградить.
– Он шел за нами, – сказала Алианора горько. – Они могут красться бесшумно, если понадобится. И ждал, когда у кого-то из нас появятся грешные мысли, и круг потеряет силу, – ее глаза недвусмысленно обвиняли скорчившегося гнома. Хольгер чувствовал себя прескверно, он-то знал, что Гуги тут совершенно ни при чем.
– Говорите так, чтобы я вас слышал!
Голос великана был лишен чересчур варварского выговора, вовсе не казался оглушительным, но тембр его был настолько низким, что неслышимые уху нижние регистры отзывались во всем теле; казалось, кости вибрируют. Хольгер облизнул губы, выступил вперед и сказал как можно громче:
– Во имя Отца и Сына и Святого духа приказываю тебе удалиться!
– Фу! – пренебрежительно отфыркнулся великан. – Поздно, смертный. Ты лишил магический круг силы своими грешными вожделениями и не успел очиститься от этих помыслов, – он вытянул ручищу. – Альфрик сказал мне, что тут отыщется великолепная добыча. Отдайте мне девчонку и проваливайте.
Хольгер искал слова, чтобы полной мерой выразить свое отвращение к такой сделке. Господи, бывают вещи похуже смерти! Увы, все, что пришло ему в голову, никак не годилось для девичьих ушей. Вместо ответа он прыгнул вперед. Его меч ударил по огромному пальцу.
Великан отдернул ручищу, подул на задымившуюся руку и крикнул:
– Постой! Поговорим!
Децибелы его голоса едва не сшили Хольгера с ног. Он опустил меч. Хольгер привык, что он выше ростом всех в округе, но сейчас роли переменились, и нависшее над ним гигантское лицо казалось снизу шире, чем на самом деле. Но он твердо стоял на ногах.
– Послушай, смертный, ты великий рыцарь, я вижу. И железо меня, конечно же ранит. Но очень уж меня много. Я тебя забросаю валунами раньше, чем ты меня успеешь серьезно покалечить. Что ты скажешь насчет поединка полегче? Если превзойдешь меня умом, вы все уйдете невредимыми. И я еще насыплю той шлем золотом доверху. – Он хлопнул по огромной суме у пояса. А если проиграешь, отдашь мне девчонку.
– Нет! – плюнул наземь Хольгер.
– Подожди! Подожди, любимый. – Алианора порывисто схватила его за руку. – Спроси его: он говорит про поединок про поединок на загадках?
Хольгер удивился, но спросил. Великан кивнул:
– Вот именно. Знай же: мы, Большой Народ, сидим у себя дома в холодные зимние вечера и год за годом, век за веком ради скоротания времени устраиваем турниры, изощряя ум. Выше всего мы ценим загадки. Я не потрачу времени зря, даже если позволю вам уйти в обмен на три новых загадки, из которых не найду ответа на две. Они самому потом сослужат добрую службу, – его лицо беспокойно обратилось к востоку. – не торопись!
Глаза Алианоры заблестели:
– Я так и думала, Хольгер! Соглашайся. Перехитри его.
Великан, похоже, этого не услышал. Ну да, подумал Хольгер, его огромные уши не воспринимают всего диапазона человеческого голоса. И он ответил Алианоре фальцетом:
– Мне ничего в голову не приходит.
– Должно прийти, – ее пыл чуточку ослаб.
Она уставилась в землю, ковыряя ее ногой.
– Если не сможешь… Ну что ж, отдай меня ему. Он меня попросту съест. А ты слишком много значишь для этого мира, чтобы рисковать жизнью в борьбе за такое ничтожество, как я…
Мысли Хольгера лихорадочно прыгали. Какие он знает загадки? «Четыре висят, четыре идут, два направляют, один машет…» Корова. Самсон эту загадку задавал филистимлянам. Что-нибудь вроде этого придумать? Но великан говорил о столетьях, а за век чего только не услышишь… Не настолько он, Хольгер, силен умом, чтобы с ходу сочинить новую загадку.
– Я буду бороться за друзей, за тебя и… – начал он. Присевший на
Корточки великан прервал его:
– Поспеши, я сказал!
Шальная мысль мелькнула у Хольгера.
– Он боится солнечных лучей? – спросил он Алианору писклявым голосом евнуха.
– Еще как! Рассвет превратит его в камень.
– Ага, – пропищал Гуги. – Парень, если ты ему мозги надолго задуришь, рассвет его окаменеть заставит, а мы все золото у него загребем.
– Как знать, – сказала Алианора. – я слышала, что добытое таким образом золото проклято. Кто его заберет, вскоре умирает. Хольгер, совсем скоро ему придется спасаться от солнечных лучей. Неужели ты не протянешь время, ты, победитель дракона?
– Кажется… могу. – Хольгер обернулся к великану, уже ворчавшему от нетерпения. – Я померяюсь с тобой!
– Три загадки на сегодняшнюю ночь, – прогудел великан и садистски ухмыльнулся: – Может, завтрашней ночью я от тебя потребую трех новых, и послезавтрашней… Свяжи девчонку, чтобы не убежала. Живо!
Хольгер делал это так медленно, как только отважился. Шепнул Алианоре:
– Если увидишь, что дело плохо, веревки сбросишь легко.
– Нет. Если я убегу он на тебя накинется.
– Мне и так, похоже, придется с ним драться. А так ты спасешься. – Но говоря фальцетом, он не мог придать своему голосу должной убедительности.
Подбросил веток в костер и повернулся к великану. Тот сидел, уперев волосатый подбородок в колени.
– Ну начнем! – сказал Хольгер.
– Ладно. Ты скоро убедишься, что имел счастье помериться с мастером, победившим на девяти турнирах подряд. – Он глянул на Алианору и облизнулся: – Лакомый кусочек!
Меч вылетел из ножен, прежде чем Хольгер успел о том подумать:
– Заткни свою поганую пасть!
– Захочешь биться? – под кожей вздулись огромные мускулы.
– Нет, – опомнился Хольгер. Но этот гиппопотам осмелился так об Алианоре! – Хорошо. Первая загадка: зачем цыпленок переходит через дорогу?
– Что? – великан разинул рот, его зубы заблестели, как мокрые камни.
– ты меня об это спрашиваешь?
– Да.
– Любой ребенок тебе ответит! Чтобы попасть на другую сторону.
Хольгер мотнул головой:
– Мимо.
– Лжешь! – Взметнулась мамонтова туша.
Меч Хольгера со свистом рассек воздух:
– Я знаю ответ. И ты его можешь отыскать.
– Никогда я такого не слышал. – пробурчал великан, но уселся, устроился поудобнее и почесал ручищей подбородок. – Зачем цыпленок переходит через дорогу? Чтобы попасть на другую сторону – и все тут! Какой мистический смысл тут скрыт? Что олицетворяет цыпленок и дорога? – он зажмурился, стал размеренно покачиваться. Связанная Алианора, лежа у костра, во весь рот улыбалась Хольгеру.
Прошла целая вечность, наполненная холодным ветром и холодными звездами, все еще сиявшими на небе. Хольгер увидел, что глаза гиганта открываются. Они блеснули под нависшими бровями в свете костра, словно черно-багровые фонари.
– Я нашел ответ, – раздался гулкий голос. – Загадка эта похожа на ту, которой Фиази победил Гротнира пятьсот зим назад. Слушай ответ, смертный: цыпленок – душа человеческая, а дорога – жизнь, которую душа должна перейти с обочины рождения на обочину смерти. На этой дороге ждут ее многие опасности, не только зной и болото греха, но еще и повозки войны и мора влекомые волами разрушения, а в вышине кружит ястреб по имени Сатана, всегда готовый пасть на добычу. Цыпленок не затем переходит дорогу, что трава на той стороне кажется ему зеленее. Он переходит, потому что обязан это сделать.