— Ох, скотина, ну и скотина!
— О ком вы говорите? — искренне удивился Тынецкий.
— О нем, о ком же еще.
— Почему?
— Ну, знаете, я считала вас более сообразительным.
Тынецкий подумал и покачал головой.
— Извините, но я по-прежнему ничего не понимаю.
— Как это? — возмутилась она. — Неужели вы верите в эту сказочку с гардинами?
— Означает ли это, что… — заговорил он изменившимся голосом.
— Это значит, что эта скотина Гого бил ее.
Воцарилось молчание. После длинной паузы Роджер тихо сказал:
— Я не могу поверить. Это было бы чудовищно.
— Уверяю вас, я же видела его глаза, когда рассказывали о случившемся.
— Но внешне они в добром согласии.
Иоланта рассмеялась.
— Ох уж эти мужчины с их способностями замечать и чувствовать настроение!
— Они ведь разговаривали между собой и улыбались, — оправдывался Тынецкий.
— Да, но как? О, меня не так легко провести. Могу поклясться, что он избил ее.
— Это невозможно, совершенно невозможно, — голос его дрожал. — Вы только подумайте, как можно ее ударить? И за что? Почему и при каких обстоятельствах?
— Господи, — пожала плечами Иоланта. — Я не ясновидящая. Можно просто предположить, что он вернулся пьяный и хотел заняться с ней любовью, а она, допустим, защищалась. Женщина может принудить себя быть покорной даже самому омерзительному для нее мужчине, а я уверена, что Гого уже давно вызывает у Кейт омерзение. Но на этот раз, я думаю, произошло что-то совсем неприличное. И тогда он пустил в ход кулаки.
Они долго шли молча. Вдруг Тынецкий остановился.
— Я прошу вас извинить меня, но… вы бы не согласились отложить осмотр декораций на завтра или на другой день?
— Я согласна, пан Роджер. Для меня это не имеет особого значения. Следует признаться, что и я не в состоянии сейчас разглядывать творения несчастного пачкуна.
Он снял шляпу. Она подала ему руку.
— До свидания.
— Еще раз прошу извинить меня.
— Не за что, — она задержала его руку. — Но у меня есть предложение: проводите меня домой и оставайтесь на чай. Я не настаиваю и даже не смею уговаривать вас, если нет настроения. Мне показалось, что вас не утомит мое общество. За чаем и поговорим…
— Спасибо, — начал он, — но мне кажется, что я не смогу быть интересным собеседником сегодня.
— Мне всегда нравилось ваше общество. У нас с вами ведь нет неотложных дел. Пойдемте.
Они повернули в сторону дома Иоланты, почти не разговаривая. Уже в мастерской она обратилась к Роджеру:
— У меня для вас задание: разожгите огонь в камине, а я тем временем приготовлю чай.
Посуетившись в соседней комнате, она вскоре вошла и придвинула к камину низенький столик, поставив на него два прибора.
— У нас будет почти семейный ужин, — пошутила Иоланта, — скромно и с плохим настроением. А знаете что, давайте-ка мы выпьем чего-нибудь покрепче, нам обоим это не помешает.
— Охотно, пани Иоланта.
После четвертой или пятой рюмки она сказала:
— Спасайте ее.
Он вздрогнул и нахмурил брови.
— Я?.. Почему я?..
— Потому что вы любите ее.
Он сделал движение рукой, точно хотел возразить, но не произнес ни слова. Только после долгого молчания спросил:
— А вы позволили бы вмешиваться в свою жизнь каждому, кто в вас влюблен?
— Вы неверно ставите вопрос.
— Вовсе нет. Я смотрю совершенно трезво. Односторонние чувства не дают никакого основания, малейшего права для какого бы то ни было вмешательства.
— Если только они односторонние, — подчеркнула пани Иоланта.
Он взглянул на нее и отвернулся.
— Они действительно такие.
— Я не разделяю вашего мнения, потому что видела Кейт в обществе многих мужчин и уверяю вас, что ни один из них не интересен ей так, как вы.
— Этого мало.
— Да, но время работает на вас.
Роджер покраснел.
— Кроме того, вы же какие-то родственники, вот и ваше право.
— Этого недостаточно. Я не представляю себе, как бы я мог обратиться к своей кузине.
— Мне казалось, что вам не занимать смелости.
Он усмехнулся.
— Оснований мне не хватит.
— А вы просто устройте развод, ведь нужно же кому-то подумать о ее положении. Насколько мне известно, у нее нет состояния. Достаточно было бы финансовой помощи, которую от вас, как от кузена, она может принять. Невозможно же обрекать ее жить под одной крышей с человеком, который бьет ее. Вы должны посоветовать ей подать на развод.
Он покачал головой.
— Кейт сразу закроет мне рот словами: «А я вовсе не собираюсь разводиться. Как это вам пришло в голову?».
— Скажите, что не только вы, но и другие в компании догадываются о ее мучительной жизни с Гого.
— Это может только рассердить ее.
— Ну, если вы не хотите, я могу с ней поговорить. Мне кажется, что она верит в мою добропорядочность.
Он задумался.
— Все равно, пани Иоланта, я сомневаюсь, чтобы она захотела говорить не только с вами, но и вообще с кем бы то ни было на эти деликатные темы. Я полагаю, что она стократно готова терпеть самые невыносимые условия, только бы не давать повода для обсуждения и сплетен.
— Вы правы. В этом она вся.
— Вот видите.
— Но можно постараться повлиять на нее.
— Я в это не верю.
Он молча курил.
— Если речь идет об огласке, — заговорила Иоланта, — то она возникла бы в случае отказа Гого от развода.
— Разумеется.
— А разве нельзя склонить его уступить добровольно?
— Не думаю.
— Он слабый и бесхарактерный человек, — заметила Иоланта.
— Да, но вы забываете, что он любит ее.
Иоланта не сдержалась:
— Любовь такого пижона гроша ломаного не стоит.
— Для него стоит.
— Вы считаете, что решить этот вопрос мирным путем не удастся?
— Не знаю, но подумаю об этом. Во всяком случае я вижу здесь единственный выход.
— Вы преувеличиваете. Я поговорю с Кейт, и вот увидите, что мы сумеем достучаться до ее души.
— Я прошу лишь об одном… — начал он.
— О чем?
— Не упоминайте обо мне в разговоре. Мне бы не хотелось, чтобы она знала или могла догадаться, что мы обсуждали эту проблему с вами.
— Я могу это обещать вам.
— Спасибо.
Он встал и попрощался. После его ухода Иоланта сразу же позвонила Кейт и договорилась о встрече следующим утром.
— У меня к вам много вопросов. Я приду пунктуально к одиннадцати, — предупредила Иоланта.
Когда на следующее утро сна пришла, то застала Кейт в постели и сразу поняла почему: синяки на лице стали так заметны, что Кейт не хотела показываться никому. Окна в спальне до половины были зашторены.
— У меня болит голова, — объяснила Кейт.
— Это тоже результат вчерашних событий? — спросила пани Иоланта.
— О чем вы говорите?
— А о том случае с гардиной. Бедняжка, вам так не повезло. — Она присела на краешек кровати и добавила: — Мне интересно, как будут разворачиваться события дальше. Следует предположить, что все будет иметь развитие.
Через день у вас может сломаться рука, потом последует перелом ребер, а позже дойдет очередь, чтобы раскроить череп. Не знаю уж, что еще…
Кейт зажмурилась под впечатлением услышанного, но быстро справилась с собой и усмехнулась.
— Вы полагаете, что я постоянно буду падать со стула?
— Нет, Кейт, допускаю, что ваша инертность приведет к тому, что сами стулья начнут падать на вас. Такие явления идут по нарастающей. Я знаю, что огорчаю вас, вмешиваясь в ваши личные дела, которые вам хотелось бы спрятать от чужих глаз. Но я, независимо от того, кем вы меня считаете, чувствую духовную близость с вами. Я все вижу и не могу молчать. Мне кажется, что вы совершаете большую ошибку, позволяя Гого дойти до такого. Это животное осмелилось ударить вас! Ударить! И долго еще вы будете терпеть это? Неужели вы позволите обнаглеть ему до такой степени, что он будет ложиться к вам в постель и кулаками добиваться ваших ласк. У меня большой опыт, и прошу вас поверить мне, Кейт, что такие ситуации идут по нарастающей. Как сутенер проститутку, он бьет вас уже сейчас. Где гарантия того, что когда у него не будет денег, он не станет отправлять вас зарабатывать их?!
— Хватит, довольно, перестаньте, пожалуйста, — прошептала Кейт.
Но Иоланту трясло от негодования, и она, разгоряченная собственными словами, говорила с еще большим возбуждением.
— Если кулаками он получает ваше тело, наверное, не колеблясь, захочет получить его для других. Он отъявленный негодяй, даже хуже сутенера, потому что у сутенера есть какой-то характер, воля, мужские черты, а что такое Гого… Я не могу понять, как вы, так хорошо разбирающаяся в людях, могли выйти за него замуж, ведь вы встретите сто, тысячу других, каждый из которых будет несравненно лучше и достойнее.
Кейт постепенно приходила в себя, а потом спокойно ответила:
— Я не знаю, почему вы предположили, что мой муж ударил меня?
— Это не предположение, это уверенность, — перебила Иоланта.
— Думаю, что не совсем уверенность. Мне кажется, что она возникла в результате предвзятого отношения пани к моему мужу.
— Предвзятого отношения?!
— Извините, но я не люблю красивых слов, а что ваше мнение называю предвзятым, то это не без основания, потому что только так можно объяснить приписывание тех отрицательных черт человеку, о которых вы говорили. Уверяю вас, как и у любого другого, у моего мужа есть много достоинств. Вы же сами когда-то признали, что он великолепно воспитан, что умеет быть тактичным, что его нельзя упрекнуть в отсутствии интеллигентности.
— Ниже среднего уровня, — возразила Иоланта.
— А кроме того, у Гого очень доброе сердце. Нет-нет, вы не смейтесь. Я уверяю вас, у него золотое сердце, он I чуткий, нежный и никогда, ни на мгновение не переставал любить меня. Вот видите, как парадоксально, неправдоподобно сказанное вами, что он мог меня ударить или вообще воспользоваться силой, чтобы получить то, в чем я никогда даже не собиралась ему отказывать.