Двойные двери комнат Якова, некогда принадлежавших мне, распахиваются, и я вхожу. Как Арчибальд и обещал, там нет никого, кроме него самого, Дэвида и моего сына, который сидит на троне, едва доставая ногами до пола. Увидев его, я забываю приготовленную для этой встречи речь и бросаюсь к нему:
– Яков! О, Яков! – повторяю я. Потом я резко останавливаюсь, кланяюсь, как подобает, но замечаю, что он уже соскочил с трона и бежит по ступеням, чтобы оказаться в моих объятиях.
Он – моя истинная любовь, мой мальчик, он изменился, но в то же время остался совершенно таким, как раньше. Я крепко прижимаю его к себе и чувствую, что его голова упирается мне в подбородок. Он подрос с тех пор, как мы виделись последний раз. Стал крепче и сильнее, я чувствую, как обнимают меня его руки.
– Леди мама, – говорит он, и я слышу очаровательную нотку в его ломающемся голосе. Скоро он перестанет быть детским и милым, и больше я его таким не услышу. Эта мысль заставляет меня всхлипнуть, и он поднимает свое лицо, чтобы посмотреть на меня. По этим искренним каштановым глазам я понимаю, что он вернулся ко мне, таким, каким он был, когда мы расстались. Он простил меня, скучал без меня. Мне очень стыдно, что я его подвела, но никак не могу нарадоваться счастью снова быть рядом с ним. Он улыбается, и я смахиваю слезы, чтобы улыбнуться ему в ответ.
– Леди мама, – только и говорит он.
– Я так счастлива… – Мне не удается закончить фразу, у меня сбивается дыхание. – Так счастлива!
Радость от встречи с Яковом заставляет чувствовать благодарность к Арчибальду за то, что он позволил мне приехать в Эдинбург. Маргарита снова стала мне дочерью и каждый день приходит в мои комнаты. Я слежу за ее образованием, и она живет под моим присмотром.
Арчибальд получил абсолютную власть над советом лордов, и никто не смеет ему перечить. Если бы он захотел не пускать меня в город, то с легкостью сделал бы это. Он щедр ко мне, этого я не могу отрицать. Он служит Генриху, учитывает интересы Англии, хотя в этом вопросе у него выбора нет. Но он проявляет доброту по отношению ко мне.
– Не может быть, чтобы ты действительно боялась меня, – спрашивает он тихим, ласкающим голосом. – Когда я думаю о том, какой королевой ты была, когда мы только познакомились, то вспоминаю, что ты не боялась ничего на свете. А я был таким незначительным, всего лишь прислугой в доме, что ты даже меня не замечала. А когда ты встретила меня лицом к лицу за пушкой, я увидел, что ты улыбнулась мне сквозь дым! Я ни на мгновение не поверил, когда мне сказали, что ты меня боишься. Ты не можешь меня бояться, Маргарита.
– А я и не боюсь, – отвечаю я, тут же начиная защищаться.
– Ну конечно, не боишься. Ты была в моей жизни как луна над горизонтом, совсем не так, как все обыкновенные женщины.
– Вот уж не знала, что ты так ко мне относился, – осторожно отвечаю я.
– Разумеется. Мы были любовниками, супругами, родителями чудесной дочки, противниками по обе стороны от пушки, но мы всегда оставались самыми важными людьми друг для друга. Разве не так? О ком ты думаешь большую часть дня? О ком ты думаешь каждый день? О ком, по-твоему, думаю я? Постоянно!
– Это не значит любить! – протестую я. – Я больше не хочу слышать слов о любви. Я знаю, что у тебя есть другая женщина, ты знаешь, что я люблю Генри Стюарта. Я выйду за него, как только папа даст мне развод.
Он усмехается и делает жест, означающий что Генри – ничего не значащий персонаж.
– О нет, конечно, нет, это не значит любить, – говорит он. – Это гораздо больше. Любовь приходит и уходит, она продолжается ровно столько, сколько будет звучать сложенная о ней баллада. Сейчас всем известно, что королева Англии, храни ее Господь, уже относится к спетым песням. Любовь закончилась для нее. А вот обладание еще продолжается. Ты – больше, чем одна из влюбленностей в моей жизни, а я – больше, чем твой фаворит. Ты всегда будешь для меня первой звездой после сумерек.
– Надо же, ты говоришь о луне и звездах, – говорю я, стараясь унять волнение. – Собираешься стать поэтом?
Он награждает меня соблазнительной улыбкой.
– Просто я чаще всего думаю о тебе именно по ночам. Именно ночей с тобой мне недостает больше всего, – шепчет он.
Арчибальд продолжает быть нежным ко мне и щедрым по отношению к моему сыну, потому что убеждает совет провозгласить Якова королем уже этим летом, когда ему исполнится четырнадцать. Теперь, наконец-то, люди, из которых состоит большая часть окружения Якова и которые правят от его имени, будут распущены.
Французские офицеры будут отосланы, а лорды – члены совета потеряют свои посты. Мы с Яковом сможем сами выбрать тех, кого допустим в свое окружение, и взять управление в свои руки. С восторгом мы начинаем писать списки людей, которых мы хотели бы взять к себе на службу, но все происходит совсем не так, как должно.
Вместо того чтобы позволить нам выбрать угодных нам людей, Арчибальд берет сей непосильный труд на себя. Он назначает собственных людей на все значимые посты, и мы понимаем, что Яков будет королем только на бумаге.
Все письма подписываются печатью Якова, но составляются Арчибальдом и записываются его секретарями. Вся казна переписывается и учитывается назначенным Арчибальдом государственным казначеем, которого отдельно охраняют солдаты. Арчибальд снова собрал все деньги у себя. Охрана короля подчиняется капитанам и самому Арчибальду, и все они – члены клана Дугласов. Для всего мира внешне Яков – король Шотландии, но за стенами дворца он всего лишь приемный сын Арчибальда. Я – вдовствующая королева, но в первую очередь я для всех жена Арчибальда. И я нисколько не сомневаюсь в том, что Арчибальд не намерен менять это положение дел. Я никогда не смогу сама назначать тех, кто мне будет служить, и никогда не избавлюсь от власти Арчибальда.
Архиепископ Сен-Эндрусский, Джеймс Битон, который был таким яростным моим противником в прошлом, явно поумнел, потеряв свое место канцлера. Он ухитрился встретиться со мной в часовне Холирудхауса, когда я молилась там одна, и предложил свою поддержку. Он сказал, что есть и другие, кто последуют за мной, куда бы я их ни повела, и пообещал мне помочь освободить Якова из-под излишне довлеющей опеки приемного отца. Однако для этого я должна отдалиться от двора. Каждый день, который я провожу за столом Арчибальда вместе с Яковом, заставляет людей все больше поверить в то, что я примирилась со своим мужем. Каждый раз, когда он отправляет мне лучшие куски мяса и предлагает первой отведать лучшее вино, он показывает, что служит своей жене с любовью и почтением. Даже Яков бросает на мня взгляды, чтобы убедиться в том, что я не попадаю под влияние его чар.
Подумав о луне над горизонтом и о первой звезде после сумерек, я говорю Якову, что должна уехать.
Он тут же бледнеет.
– И оставить меня здесь? С ним? Опять?
– Я должна это сделать, – убеждаю я его. – Мне не удастся собрать сторонников, пока я буду находиться под одной крышей с Арчибальдом. Он наблюдает за мной днем и ночью. И я не могу написать в Лондон с просьбой о помощи, пока он платит гонцам и может сам вскрыть печати.
– Когда ты вернешься? – холодно спрашивает мой сын. Я чувствую, как сжимается от боли мое сердце, потому что я слышу, как он прячет за сдержанностью страх.
– Я надеюсь вернуться через несколько месяцев, возможно, во главе небольшой армии, – обещаю я. – Я не стану праздно ждать, в этом ты можешь быть уверен. Я вытащу тебя отсюда, Яков, я освобожу себя.
Он выглядит таким несчастным, что я вынуждена продолжать:
– Франциск французский освободился, хотя никто не думал, что это ему удастся.
– Так ты собираешься собрать армию? – шепчет он.
– Да.
– Клянешься своей честью?
Мы заключаем друг друга в крепкие объятия и не отпускаем.
– Вернись за мной, – говорит он. – Вернись, леди мама.
Замок Стерлинг,Шотландия, осень 1526
Я совершаю три попытки выкрасть Якова из-под охраны Арчибальда, но мой муж оказывается настолько дальновидным, а его двор – настолько преданным ему и полным решимости во что бы то ни стало удержать Якова у себя, что все они увенчиваются неудачей. Нападение на Арчибальда и его людей, когда они катались по приграничным территориям вместе с Яковом, было отбито, попытка выкрасть его прямо из покоев Эдинбургского дворца – тоже. Но к нам примыкает все больше и больше шотландских лордов, возмущенных тем, как Арчибальд узурпирует власть.
Мне тяжело принимать наши неудачи, но этого оказывается мало. Однажды в мои приемные покои входит Дэвид Линдси и встает передо мной на колени.
– Дэвид? – Я мгновенно вскакиваю на ноги, прижав руки к сердцу. – Ты здесь? Яков заболел? Тебя послали за мной?
– Меня освободили от службы, – отвечает Дэвид тихим голосом. – Граф Ангус отослал меня прочь, и мне было запрещено оставаться в замке, хоть я и просил возможности просто ночевать с ним под одной крышей без всякого жалованья. Просто чтобы он знал, что я рядом. Я сказал, что готов спать даже в конюшнях, хоть с собаками на псарне. Но он выслал меня. У вашего сына теперь будет другой компаньон и наставник, а мне больше не дозволено ему служить.
Я пребываю в ужасе. Никогда раньше Яков не разлучался с Дэвидом. Через все расставания, испытания и смерти они прошли бок о бок, и Дэвид никогда не покидал моего сына.
– Так он один? Мой мальчик?
– У него есть компаньоны, – отвечает Дэвид, но его кривая усмешка говорит мне о том, что он невысокого о них мнения.
– Кто сейчас его наставник?
– Джордж Дуглас. – Дэвид назвал имя младшего брата Арчибальда.
– Боже мой. Чему он научит мальчика?
– Ходить по шлюхам и пить, – горько отзывается он. – Больше он ничего не умеет.
– Моего сына?
– Они намеренно его развращают. Они водят его по публичным домам и поят, а потом смеются над ним, когда он падает или когда его берет шлюха. Господи, покарай их за то, что они творят с нашим мальчиком!