Каждый день начались выезды на операции, каждый день зачистка, каждый день патрули на дорогах, и все чаще и чаще приходилось давить на спусковой крючок.
В основном обмены ударами с противником происходили на значительных расстояниях, и ни одной стороне большого вреда это не приносило. Постреляли и разбежались. Другое дело, когда речь шла о прочесывании очередного селения или, не дай боже, попадешь в подготовленную засаду.
По возвращению на базу, первым вопросом спрашиваешь «кого сегодня?». В основном ответ был таков: «Там вроде у разведчиков кого-то зацепило, отправили в госпиталь. Или кто-то попал под замес в западню, есть раненые, но, слава богу, все живы».
Но иногда прямо по возвращении на базу следовала команда вновь отправиться туда-то, помочь кого-то вызволить. По прибытии наблюдаешь разорванный с помощью СВУ Хамви, кровь и куски мяса экипажа. Пара таких же машинок стоят брошенные и выжженные с помощью РПГ. А остатки раненых и отчаявшихся парней, с опустевшими винтовками, находишь уже в какой-нибудь полуразрушенной хибаре неподалеку. Пусть наше оружие, наша подготовка и транспорт были совершеннее и слаженнее, но такая война все-таки предполагала не самый большой разрыв в потерях с каждой стороны.
Да, соглашусь, противнику приходилось гораздо болезненнее чем нам, но все могло перемениться в считанные секунды. Достаточно им лишь заиметь хорошо подготовленное командование, мастерски владеющее воинским искусством и влиянием на патриотически настроенные умы. Как раз потому отцы-командиры здорово рвали задницы, чтобы таких лидеров у них не прибавлялось. Каждая новая вражеская выскочка считалась целью номер один, а его фотографии развешивались во всех подразделениях. Острие операций, прежде всего, направлялось именно на его уничтожение либо на отлов членов его окружения, чтобы добраться до предводителя кратчайшим путем.
Так все и было. В итоге приходилось со скучающим видом наблюдать по фотографиям чехарду сменявших друг друга горе-лидеров. Кстати, часто не у всех племен популярных, что просто вело к расколу вражеских группировок и даже к их взаимному уничтожению. Потому прямых боевых действий, даже при всем желании, не случалось.
На одной такой операции по устранению очередного главы движения сопротивления (уже не скажу названия организации и имя самого лидера, поскольку оно вам ровно ничего не объяснит) и оказались наши друзья! Было время, было место, была цель. Был четко продуманный маневр, и вот они на месте.
***
Поселение, в которое сегодня тыкалось куча красных стрелок на тактических картах, считалось небольшим по местным меркам, но вместе с тем довольно небедным. Три-четыре десятка приличных по размаху каменных дома, с небольшими островками оазиса в каждом дворе, тоненькая змейка горной реки и ухоженная апельсиновая роща. С двух сторон, словно тисками, деревеньку сдавливали неприступные горные склоны, оставляя только два пути, чтобы добраться туда.
В соответствии с донесением, местные жители были весьма враждебно настроены к интервентам. И даже пару раз там фиксировались так называемые цели под номером таким-то да таким-то. К тому же дорога, проходящая через него, оказалась стратегически важной для дальнейшего продвижения войск, потому зачистка следовала неизбежно.
***
Группа оцепления в составе 11 человек мотострелкового отделения залегла на тыльной стороне деревни, в том месте, где склоны максимально близко сдавливали грунтовую дорогу, ведущую из нее. Здесь она поднималась особенно круто вверх, и потому возможности для бегства для так называемых террористов были значительно ограничены. Ровно сутки назад вертолет выбросил наших вояк в десяти милях от места назначения, и вот они уже несколько часов, под четкий бой сердец, ждали начала штурмовой операции.
Разгоралось прекрасное жаркое утро. Все кругом было тихо-тихо, ни слабого ветерка, ни безумного галдежа птиц поблизости. Лишь иногда петухи своими голосами провозглашали сельский образ жизни рядом лежащей местности, да какие-то грызуны со свойственным им шуршанием перебегали от камня к камню. Впереди взгляд ласкал приятный пейзаж деревеньки в долине, а перед ней – апельсиновая рощица, усыпанная оранжевыми плодами. Чуть левее блестела в лучах солнца тонкая горная речушка, особенно ярко на ее каменистых порогах.
Многие солдаты уже успели найти в себе особое чувство наслаждения красотой окружающего мира. Такое, что и приличному художнику не описать. И все благодаря до смерти наскучившей службе. Похоже, если долго варишься в ограниченных рамках солдатской казармы, отвратительно правильной и занудно однообразной, то мозг начинает страшно голодать. И затем с утроенной силой искать свою подпитку в каждой живописной панораме. В тебе рождается великий дар видения, и ты улавливаешь этот момент, будто всю жизнь был слеп и вдруг прозрел.
Только тогда, и особенно в присутствии страха смерти, начинаешь искренне ценить подлинную красоту, созданную матушкой-природой. Даже в разрывающих сердце руинах, на месте разбомбленных домов, улиц и городов находишь для себя что-то поэтичное и умиротворяющее.
Только в клятой армии, после длительного разрыва со старой жизнью можно познать новый вкус даже от самых привычных простым людям вещей. Обычная кока-кола, холодная и резкая, в жаркий афганский денек вызывала такую палитру вкуса и ощущений, что до конца дней помнишь об этом даре с небес. И это новое истинное знание радостно хранить как величайшую в своей жизни реликвию. И нисколько не постыдно ею делиться со своими многочисленными внуками и правнуками.
А сигареты! После боя они просто олимп искателя совершенства вкуса. Ценители всяких там табачных изысков выглядят в таких случаях действительно заурядными, если расскажут о своих предпочтениях ветерану боевых действий.
Вот так, лежа на брюхе, наслаждаясь баловством матушки-природы и, конечно же, ожидая новые волнительные события впереди, каждый сейчас думал, с какой силой он сожмет своими жвалами спелую плоть апельсиновых плодов, когда вся эта заварушка наконец уляжется. И при мыслях об апельсинах почему-то вспоминался родной дом, где в большой бутылке на дверце холодильника всегда обитал свежий оранжевый сок.
***
Ждать чего-либо всегда приходилось очень долго, такова уж природа этого слова. Операции, как правило, длились считанные минуты. Все остальное время, кроме перерывов на короткий сон и прием пищи, утекало на медленное спекание остатков мозгов. Жара, будь она всеми чертями проклята!
Невероятно, сколь многое узнаешь в такие минуты о мире, о людях и о прочих трудностях современной науки от своих гениальных товарищей. Иногда так ждешь чего-то, прислонив к себе свое оружие, и волей-неволей участвуешь в самых жарких и проникновенных философских диалогах, глубокомысленные идеи из которых ты тут же подхватываешь, и они на всю оставшуюся жизнь становятся фундаментом твоего нового мировоззрения.
– Вот проясни мне такую мысль, Макс, что у человека важнее, рот или задница? – спросил кто-то.
– Мы изгадили весь этот мир и, казалось бы, ответ очевиден, но рот нам также нужен, чтобы наша задница исправно работала, – отвечал Макс.
– Есть такие животные, мелкие, зараза, прямо с блоху! У них и рот, и задница из одного места растут, – вмешался в разговор какой-то умник.
– А как они тогда ими пользуются? – спросил четвертый.
– Поочередно, разумеется! Ты хоть бы думал иногда.
– Да, верно! Эти понятия нам одинаково важны! Нам нужны и рот, и задница, а следовательно, они равноценны, – подытожил цепь рассуждений пятый.
– Эй, Билл, – выкрикнул кто-то еще. – Расскажи нам немного о женщинах.
Техасец Билл был едва ли не самый молчаливый в семье подразделения, за исключением тех редких случаев, когда речь заходила о прекрасной половине человечества. Всю жизнь нищий, придурковатый и совершенно нескладный парнишка, он, можно сказать, раскрыл глаза белым потомкам миссионеров, делясь своим поразительным опытом общения с длинноволосыми нимфами. Причем рассказ он свой вел самым детальным, самым интригующим образом.
В каждом описываемом случае на самом острие процесса он обязательно делал какую-нибудь пакость из репертуара юмора ниже некуда, отчего у его очередной партнерши от удивления глаза на лоб лезли и затем следовало ее бурное возмущение. Именно дальнейшая чехарда невероятных событий, с закрученным сюжетом, со стороны уже экс-подруги и являлась тем наиболее ожидаемым пиком историй для каждого слушателя, поскольку все остальное было вполне привычно для солдатни.
– Однажды я крепко выпил в баре после ссоры с начальником, – начинал он, а значит, все слушатели сегодня надрывали от хохота животики.
***
В небе протарахтел знакомый звук лопастей беспилотника, рация принялась все чаще и чаще издавать противное пиканье, и следом из нее сыпались все более напряженные диалоги. Значит, пора приниматься за работу, скоро начнется «веселье», метались мысли в головах солдат.
Старт делу дал одиночный выстрел где-то там далеко, с обратной стороны деревни. С чьей враждующей стороны он произвелся, было не ясно, но затем разразилась ответная пальба из характерного автоматического оружия. Видать, у противника оказались нервишки слабее. Секундами позже начался многочисленный стрекот автомата Калашникова, и ему вторило еще большее количество винтовок М4. Послышались разрывы гранат, одна, затем еще несколько. Перерыв, одна секунда, вторая, и опять пальба. И вот уже казалось, противник сдает позиции, стрелков у него по пальцам пересчитать, как в перестрелку втянулось еще большее число калашниковых, а ты словно обнаруживаешь себя на краю поля, с шумом пожираемым механической саранчой.
– Ждем, ждем, ждем! Патроны, мать их, быстро кончаются, – процедил сержант. И, словно он был прорицателем, количество ответных выстрелов противника резко сократилось.
– Ну вот, скоро повалят на нас, – продолжил он. – Приготовились! Глядеть в оба!
В оцеплении среди солдат прокатились волны напряжения. Для многих это первое участие в серьезных боевых столкновениях, а тем более никому не приходилось целенаправленно стрелять людей в прямой атаке. Все без исключения были молоды, и у многих в головах витали одни и те же мысли. А когда именно нуж