– Да, давай, почему нет.
– Ну, в общем, произошло это в годы моего обучения в консерватории. У меня проходил индивидуальный урок по классу фортепиано, и мой преподаватель, гениальный и, как часто бывает у гениев, непонятый человек, часто резкий и беспринципный, находился в не лучшем расположении духа. И как бы я ни играла, мне не удавалось достичь того уровня, какой он сегодня требовал от меня.
У умников есть такая характерная манера рассуждать, раз я умею, значит, и ты должен, хоть под поезд ложись! К тому же за день до этого я глубоко порезала палец о торчащий гвоздь, когда наводила порядок в съемной квартире. И это немного, но мешало. Дойдя до точки кипения, она перехватила мою правую кисть руки, акцентируя на безымянный палец, и как давай им резко стучать по клавишам, стараясь показать мне ритм и динамику произведения, параллельно сдавливая меня в тисках словесного пресса.
Палец предательски лопнул в том месте, где был прокол, да еще, зараза, успел ударить по нескольким клавишам, хорошенько их разукрасив, и накапать кровью везде, где только можно. Досталось и полу, и тетрадям, ее рукам и моему светлому платьицу. В общем, кровь хлестала как заведенная, как в самых дешевых японских боевиках, больше от того, что я была слишком перевозбуждена.
Представь ужас того человека, когда она увидела на белых, как кость, клавишах фортепиано крупные капли невероятно-алой крови, местами лежавшие идеально круглыми пятнами, а где-то широко размазанные. В эту секунду я и сама подумала, что может быть более возмутительным в этом мире, чем эти две вещи, крайне несовместимые, которые никогда не должны соприкасаться друг с другом, как кровь и клавиши. Моя преподавательница побледнела. Да что там, стала белее, чем я бываю зимой, и вот-вот уже намеревалась упасть в обморок. Разумеется, ей стало плохо от осознания ужаса своего поступка, безумного, нечеловеческого по всем меркам.
Я отчаянно пыталась вернуть ее в чувство и одновременно остановить этот нескончаемый кровавый поток, чтобы окончательно все не испачкать. Невероятными усилиями мне удалось выполнить обе задачи сразу и вернуть все на круги своя. Но, видать, в сердце у нее отложился хороший такой камушек. Я бы даже сказала, приличный булыжник. Впоследствии она мне стала видеться какой-то ссутуленной, грузной, вечно рассуждающей о чем-то сама с собой. Со мной же с тех пор она была очень терпеливой, и даже отмечу, доброй. Мы друг у друга попросили тогда прощения и иногда все еще общаемся по телефону.
– Да, я оценил, оценил! – отметил Марк. – Кто бы мог подумать. У меня, конечно, были хорошенькие споры с преподавателями, но чтоб таких кровавых бань! Ну нет, я не припомню.
– А как ты хотел, – ответила она, – в тихом омуте, сам знаешь. Кстати, подобные случаи не так уж и редки, как кажется, и ничего в этом слишком зазорного нет.
– Конечно, нет! Чуть на тот свет не отправила человека, – шутливо припомнил Марк.
– Я же не хотела этого. Это всего лишь Злой Рок. И винить здесь никого не нужно.
– Надо же, – удивился Марк, – и Курт вечно про Злой Рок болтает без устали.
– Правда?! Ну тогда я больше не буду о нем вспоминать, – обещала она.
– Ты у меня самая замечательная, – перевел тему Марк.
– Спасибо, дружочек, ты тоже у меня самый особенный, – ответила Ангела.
Глава 28
Благодаря Ангеле, а вернее, ее многочисленным знакомствам, Марк получил работу в универмаге, в огромном отделе строительной и обрабатывающей техники, где даже самый взыскательный маньяк мог подобрать себе подходящую одноручную циркулярную мини-пилу на мощных аккумуляторах. Работа поначалу ему нравилась, все-таки здесь он находился ближе к технически сложному оборудованию, и требовалось постоянное совершенствование знаний по предлагаемому ассортименту.
Хозяину магазинчика Марк также приглянулся. Вид атлетически развитого продавца, со шрамами на лице и добротным немецким акцентом, окружал его ореолом глубокого знатока техники. Да что там, казалось, он сам ее и создал. Хотя Марк не подвел своих новых работодателей и умело оседлал свою волну. Он каким-то особым чутьем научился определять, что именно жаждет получить покупатель от своей покупки. С ходу он отличал профессионалов-ремонтников, которым предлагал самую надежную, самую дорогую технику, от отцов семейств – недоучек, коим требовалось всего-то отпилить пару досок до того, как окончательно отпадет желание заниматься столь неблагодарным делом.
Все-таки работа в магазине – это больше чем просто знание своего товара. Но то самое чувство, воздвигнутое Марком превыше остальных, было духом свободы, с которым он счастлив был жить новой жизнью. Маленький коллектив из четырех человек легко мог подменить друг друга, и Марк потому нередко позволял себе в прекрасное утро понедельника выпить кофе в летнем ресторанчике со своей подругой. Постепенно кроме работы в зале ему доверили бухгалтерию и оплату налогов, казавшиеся не столь привлекательным делом для остальных работников. После армейского дурдома, после беготни по пескам далекой страны, пригибаясь от пуль, любое дело – это величайшее удовольствие, без единого сомнения рассуждал Марк.
Жить все же пришлось вдали от Ангелы, поскольку хозяева таунхауса щепетильно отнеслись к появлению еще одного возможного обитателя в их апартаментах. Пусть даже он и является близким другом их любимицы. Марк снял небольшую квартирку недалеко от метро, весьма комфортную и ухоженную, притом не сильно нагружавшую карман. В одном окне проглядывался дорожный перекресток, во втором – чистенький, но вечно сырой внутренний дворик со стрижеными газонами и поношенной каменной плиткой. На плитке, если солнце успевало разогреть ее своими лучами, частенько полеживали бездомные коты. Жирные, но взлохмаченные разгульным образом жизни. Марк, никогда не бывавший в Италии, так и назвал это место маленьким Неаполем.
Как же здорово иметь свой собственный угол, который к тому же нравится тебе. Как же прекрасно по уши влюбиться и вкушать безграничное упоение этим чувством. Как приятно иметь настоящую работу и чувствовать себя нужным человеком. Я, похоже, самый удачливый чудак на этом свете, думал Марк, когда после очередного дня, наполненного теплыми событиями, заваливался на диван.
***
Первое время с трудом удавалось найти друг для друга время, и этому в большей степени сильно мешал график Ангелы, с ее вечными концертными программами и поездками в другие города. Постоянно сновавшие между этим ученики также не прибавляли радости. Потому Марк и Ангела нередко встречались какими-то урывками, буквально загнав себя как лошадей, в мыле и с прерывистым дыханием.
Тяжелей, конечно, приходилось ей, ведь обстановка на ее работе в период концертов была схожа с боевыми маневрами. Пусть она и умела справляться с эмоциями прошедшего дня, но накатывавшая на нее задумчивость ее выдала.
Редчайшей была удача пойти и просто так потратить друг на друга целый день, пусть даже и выходной. Но когда это удавалось, то накопленные ожидания превращались в исключительные по своей теплоте и силе мгновения, когда было невозможным желать что-то еще, сила тяжести теряла свою физическую суть, а холод и жара непременно сглаживались и становились комфортными. Мир просто благоухал, светился перламутровым цветом и признавался отличным местом для нежных чувств, для того чтобы быть рядом с любимым человеком.
Марк в такие минуты чувствовал себя совсем другим человеком. С невероятным удовольствием он изучал, смаковал и даже растягивал свои новые переживания, свои лучшие душевные порывы. Какое это все-таки счастье, когда тебя любят, как же все-таки здорово кого-то любить, заботиться, делиться всем, что у тебя есть.
Невероятная силища, восторг переполняли его. Он был готов на все что угодно, чтобы быть под покровительством страстных чувств, чтобы как можно дольше находиться рядом с ней. И если бы откуда ни возьмись появился дракон и забрал ее у него, Марк непременно схватил бы тяжеленную саблю и отправился на край света, чтобы спасти ее, а из поганой твари набить чучело.
Невероятно, но ему действительно хотелось что-то делать, что-то творить, чего-то достигать в жизни. Да что говорить о жизни, теперь все имело свой смысл – и прошлое, и настоящее, и будущее. Каждый, кого он встречал и терял, что обреталось и отдалялось от него прежде. Вот, черт возьми, что такое любовь. Это смысл жизни, это цель жизни, это суть всех явлений и внутренних стремлений, это конечная вершина всех твоих желаний и увлечений, заключил Марк. Он хоть и раньше влюблялся, но никогда так глубоко, как сейчас. Никогда раньше столь нежные чувства не превращали его в философа, филантропа, тонкого ценителя жизни и даже страданий.
Каждую встречу они старались провести так, чтобы их не покидал вкус новизны и новых открытий. А вернее, так строила планы Ангела, поскольку на этой земле она уже давно перестала быть гостьей. Старые кондитерские, маленькие уютные этнические ресторанчики, древние и современные кинотеатры, музеи и парки. Вот далеко не полный список мест, в которых они накачивали себя романтикой, не отпуская рук друг друга. И действительно, было так здорово иметь под боком того, кто не позволит скучать ни секунды, а будет точно знать, чем тебя еще можно удивить. Вечер они в основном завершали у Марка в квартирке. Уставшие, но счастливые, они засыпали в полной уверенности в своем будущем.
***
В один из тех счастливых дней они вышли из кофейни, славно позавтракав и поболтав о неделе вынужденной разлуки друг без друга. Часы показывали только девять утра, когда еще были все шансы захотеть оказаться где-нибудь за тридевять земель и секундой позже отправиться туда без тени сомнений. Потому Ангела настояла пройтись до Центрального парка, спрятаться от палящего солнца и побыть на фоне ухоженной природной красоты. А возможно, даже покормить уток, если повезет. Марку хотелось чего-то более динамичного, от души покричать на аттракционах или пощипать свои нервы в гонках на картах. Хотя в парк он прежде и носа не совал, было как-то пренебрежительно по отношению к его коллегам на работе пообещать и не побывать там.