Марка его поступок привел в дикое бешенство. Еще чуть-чуть, и он вправду был готов броситься грызть горло, забрызгивая кровью Курта все стены. И все потому, что лишний здесь подонок смеет размахивать своим оружием. Курт же вздохнул, бросил печальный взгляд, будто навсегда прощался со своей любимой игрушкой детства, и положил пистолет рукоятью к Марку, а стволом к себе. Так, чтобы его собеседник не испытывал и доли неудобства, чтобы схватить его и использовать по назначению.
– Убери эту грязь со стола, и сам убирайся вон из моего дома, раз и навсегда, – зашипел Марк и вытянулся во весь рост. Кулаки сжались, а мышцы напряглись.
– Подожди! Дай мне договорить, и я навсегда оставлю тебя. Договорились? Ты же знаешь, я свое слово держу, и обо мне ты больше никогда не услышишь. Клянусь!
– У тебя осталось полторы минуты, и я больше тебя не вижу, не слышу, никогда в своей жизни!
– Хорошо-хорошо! Мне этого будет вполне достаточно. Только, пожалуйста, прекрати стоять. Сядь, пожалуйста, за стол, это важно.
– Твое время пошло, – ответил Марк и резко отодвинул стул от стола.
– Так ты все еще не уверен, что я заставлю тебя сделать это? Вот скажи, в каком месте наших совместных приключений я научил тебя сомневаться во мне?
– Сделать что?
– Ты пристрелишь меня!
– Не смеши меня, я еще властвую над собой как никак. Да и практически с самого начала у меня были кое-какие минуты прозрения. А значит, я давненько начал сомневаться в тебе. Ты думаешь, облегчил мою жизнь? Я только недавно понял, что ты все время водил меня за нос. С умыслом или без, но тот ад, в котором я сейчас сгораю, во мне, потому как именно ты всегда был рядом. Я словно подобрал кусок самого худшего, что мог найти в детском доме, и носил это с собой всю свою жизнь у сердца. Пусть это и отравляло мое существование. Я уверен, когда, наконец, перекрою всякие с тобой дела, то разорву этот порочный круг, в котором дальше блуждать нет никакого смысла.
– Без меня тебе будет хуже, поверь!
– Куда уж хуже?
– Ладно, приступим! – прервался Курт, неожиданно взбодрившись. – А то мое время убегает. Напомни мне, пожалуйста, нашли того самого убийцу Ангелы до настоящего времени или нет?
– Нет, все глухо, – злобно ответил Марк.
– А если я скажу тебе, что это я сделал?
– Я тебе не верю, ты был в Китае.
– Все правильно! Я и вправду был в Китае. Но взял чартер до Канзаса, сделал дело и тем же самолетом вернулся назад.
– У тебя точно не было столько денег.
– У меня больше денег, чем ты можешь себе представить.
– Я тебе не верю все равно. Ты просто хочешь разозлить меня.
– Хорошо. Придется мне рассказать во всех подробностях о нашей встрече, – зевнул Курт. – Убил я ее, значит, в заброшенной церквушке. Жаркая была, однако, встреча. Дралась она отчаянно и самозабвенно, к тому же страшно поранила меня. Кстати, она за тебя дралась, чтобы я от тебя отошел. Во время нашего боя были даже такие повороты, когда она одерживала верх. А у меня мелькала мысль, что все, я больше не увижу, как метко стреляет мой пистолет в дырочки писсуара. Помнишь, меня не было несколько месяцев. Все это время я зализывал свои раны. А если быть точным, после встречи именно с ней. Один глаз, который теперь стеклянный, высадила именно она, а не фейерверк. Воткнула как стилет свой указательный палец в глубину моей черепушки и выдернула его ошметки. А что она сделала с моим лицом! Сколько костей переломала! М-м-м!
– Я ни слову не верю! – продолжал хрипеть Марк. Он оказался в крупном замешательстве. Он верил и не верил Курту одновременно. Он жаждал продолжения. Он жаждал, как и прежде, поймать и казнить убийцу самым бесчеловечным образом, отделяя его конечности от тела по одной. Но то, что говорил Курт, все еще казалось невероятным.
– Я не буду тебе врать, я вообще никогда тебе не врал. В этом мой метод воспитания. А пока подожди, мне нужно продолжить, а то я не успею выложить все факты на стол. В общем, я переломал ей кости рук и ног своими собственными руками. Я отгрыз ей переломленные руки своими собственными зубами, а это было нелегко! Их, я отмечу, она мне тоже здорово проредила. Ее ребра я превратил в песок, ее позвоночник я переломил так, что ее голову мог засунуть в ее собственный зад. И при всем при этом она все еще была жива. Отдадим ей должное, она даже не пикнула от боли, вот только болтала без умолку какую-то святотатскую чушь. Прямо как ты сейчас. Напоследок я вырвал ей нижнюю челюсть, поскольку мне надоело ее слушать, и торжественно забрал ее глаза. Представь, как она выглядела без рук, без ног, без глаз, без половины башки. Ты бы все еще любил ее такую, если бы она продолжала жить? Ну и мерзость!
– Ты врешь! Я убью тебя, сука!
– Но и после этого она оставалась живой. В конце концов я растоптал ее голову, как поганую пивную банку, и сжег ее вместе с прогнившей церковью.
– Я тебе не верю, ты хочешь разозлить меня, – рычал Марк, уже бросая косые взгляды на пистолет.
– Значит, ты все еще не веришь мне? – заулыбался Курт.
– Пошел ты, подонок, тебе осталось десять секунд.
– Тогда вот что, взгляни-ка на эту штучку! – И он достал из кармана круглый стеклянный предмет, который некоторое время рассматривал сам. Курт небрежно бросил это на стол, отчего вещица подскочила и затем покатилась прямо к Марку. Тот спохватился в ту самую секунду, когда она намеревалась уже упасть с края на пол.
– Узнаешь? – ехидно спросил Курт и уставился на Марка, пытаясь запечатлеть момент его прозрения.
Сомнений не было. В небольшой стеклянной капсуле идеальной сферической формы плавал глаз, всегда неуклонно обращенный вверх своим зрачком. Все бы ничего, Марку уже приходилось держать в руках подобные шокирующие предметы. Но это был глаз человека, конкретного человека. Человека, которого он хорошо знал и любил больше своей жизни. Это был васильковый глаз Ангелы.
– Ублюдок! – взревел Марк, и стол вместе с пистолетом мгновенно взлетел до потолка. Быстрее молнии он накинулся на Курта и стал наносить град ударов по его лицу, горлу, груди, еще и еще, кулаками, локтями и, не щадя, своим лбом. Курт вместе со стулом вылетел назад и, ударившись об пол затылком, оказался лежащим на спине. Но, вот что странно, он не пытался встать или как-то оградиться от ударов Марка. Напротив, расслабленно растянулся на полу и своим опухшим кровоточащим лицом охотно принимал все сметающую злобу и ярость, что лилась наружу из Марка. Он смеялся, неровно, прерывисто, но упорно смеялся.
– Это долго и бесполезно, – прохрипел Курт в коротком перерыве и снова изрыгал подлый смех.
Страшный удар в солнечное сплетение твердым как камень локтем, а затем еще несколько вдогонку. Дыхание Курта сбилось, легкие не слушались, а вместо выдоха – сдавленный сиплый хрип. Но на лице все та же омерзительная, пусть и рваная улыбка.
Марк остановился и встал с колен. Он остервенело смотрел на распластавшегося по полу Курта и думал. Цели для него стали ясны, а задачи определены. Молча подобрав пистолет, Марк приставил его к губам врага. После чего тот, будто желая угодить, открыл рот, и оружие провалилось глубоко в глотку, грубо ткнувшись в стенку горла.
Секунды тишины, Марк безумными глазами смотрел на Курта, Курт в ответ смотрел на Марка. Затем лицо Курта расплылось в кривой улыбке, насколько он мог улыбаться разбитым лицом с пистолетом во рту. Но он улыбался и гоготал, брызгая кровью и слюной.
Однозначно, он был доволен своей работой, творением настоящего художника, режиссера и актера в одном лице. Произведением лучшего палача человеческих душ. Ведь сейчас наступала та самая секунда, когда он сделает последний шаг и поднимется на свою вершину, свой Эверест, протянет руки к своему вожделенному золотому Оскару. Вот-вот он выполнит свою миссию, и ее конец станет началом его освобождения.
Как же меня тошнит от всех этих хитросплетений человеческих взаимоотношений. Как же я ненавижу делать то же, что делают обычные смертные людишки, думал он. Прежде он не раз себе удивлялся, каким образом ему вообще столько времени удавалось походить на человека, жить как человек и играть дружбу с человеком. Хотя люди для него были не более чем скот, не более чем корм. И его оскорбляло это, потому как приходилось играть с кормом в глупые игры по правилам, придуманным самим кормом.
То, что произойдет дальше с Марком, было для него безразлично. Позже, разумеется, все пойдет по его плану. По его долгосрочному плану, с ним или без него.
Ему не нужно было убивать Марка, и крайне недопустимым было, чтобы это сделал кто-то другой. Мученическая смерть списывает прижизненные грешки легко и непринужденно. Нет, на это Курт точно не мог пойти. Смерть, пришедшая со стороны, нарушает планы и смещает устоявшийся баланс. К тому же уязвляет профессиональную гордыню демона. Каждая тварь во всей вселенной должна знать, что он всегда добивается своего, и спорить с этим отнюдь не стоит! Все-таки боги хотят, чтобы люди действовали по их сценарию. А Курт многое отдал, чтобы Марк сам распорядился своей жизнью как следует. Именно тогда его душонка достанется ему, на вечные поруки и без лишних хлопот. Столько времени ушло, чтобы посеять черные зерна зла в его душе. Столько усилий было отдано, чтобы славно удобрить их.
Не отрывая взгляда и не скрывая улыбки, Курт артистично подмигнул распухшим глазом, что был у его настоящим, отчего у Марка на пике злобы сжались все мышцы тела вместе с теми, что лежали на спусковом крючке. Произошел выстрел. Потом, через несколько секунд уже обдуманный, выверенный в правый глаз, тот, что решил подмигнуть. А затем в левый.
– Подмигиваешь мне, сука! – выругался Марк и швырнул пистолет прочь.
Сомнений не было, Марк проиграл. Проиграны даже последние надежды изменить свое будущее, измениться самому. Выпусти свою смелость добиться чего-то в жизни, а та, ради шутки или в награду, обязательно покажет, что ты жалок и никчемен. Да просто недостоин ее. Пусть даже имея за плечами такую невероятную судьбу, какую перенес на своих плечах Марк. Но возможно, такое происходит потому, что все не так уж и важно этому миру. Ему совершенно плевать на тебя. Есть ты, нет тебя, мучаешься или живешь в незаслуженном удовольствии, но кто об этом расскажет правду.