Пистолет он тоже нашел именно в том месте, о каком упомянул Курт. Им оказался сверкающий полированным хромом, идеально вычищенный и готовый к применению Вальтер ППК. Этакий маленький умилительный гаденыш, с которым вряд ли захочешь пойти на серьезное дело, но все же задачи перед ним стояли сверхграндиозные.
Пейзаж из окон открывался вполне просторный, но чего-то чарующего, заставляющего накрепко зацепиться взглядом, в нем не было. В принципе, о номере сказать больше нечего.
Ах да, письмо, я не забыл! Курт не соврал, как никогда никому он не врал. Письмо действительно ждало Марка в довольно неожиданном месте. И где бы вы думали? Черт возьми, в пепельнице! Большая его часть была сожжена дотла, лишь жалкий клочок остался нетронутым. И это был не самый важный его кусок, но самый горький. Там Ангела просила Марка не корить себя за измену в Атлантик-Сити, да и вообще сбросить этот груз с плеч. Ведь это именно она просила Курта подвести его к этому поступку. В силу определенных причин она отдаляла замужество и потому была вынуждена пойти с ним на сделку. Других объяснений она не раскрывала, а скорее, они остались в утраченной части послания.
Марк был в бешенстве, в безграничной свирепой злобе, будто в жерновах переламывающей его со всеми его потрохами. Этим же вечером, нагрузившись алкоголем, он сжег остатки письма, но после, до последней секунды своей жизни, корил себя за это. Это были пусть и горькие, но последние, но единственные слова, что остались ему от Ангелы.
– Когда же ты прекратишь совершать глупости, – орал разгоряченный Марк в свое отражение в зеркале, пробудившись ото сна и осознав свой проступок. – Когда же ты… сукин ты сын?
Глава 50
На самом деле первое знакомство с восточной страной для Марка началось с двухнедельного запоя. Первое время он никуда не ходил, никого не хотел видеть и практически ничего не ел. Только пил и собирал коллекцию из разномастных бутылок на подоконнике.
Но, увы, к величайшему его сожалению пришлось натолкнуться на один маленький жизненный секрет. Даже убежденные алкоголики иногда вынуждены делать перерывы в своем глубоком увлечении. А Марка к этому подвели резкие боли в печени и стихийные рвотные позывы. Переночевав пару суток в обнимку с белым постаментом, он решил сбавить обороты.
Но когда проходил хмель, возвращалось это особое чувство одиночества, чувство стыда. Подозрение, что весь мир кажет на тебя пальцем, кривит лицом и сквозь искаженные в презрении губы называет жалким ничтожеством. Из-за каждого угла, из-под каждого куста, без перерыва, без устали, будто и делать ему больше нечего.
Каждый час в этом и без того «замечательном» месте тянулся особенно долго и мучительно, оставляя Марка наедине со своими мыслями, разъедающими мозг и душу. И все чаще на ум приходило пророчество Курта, желание прислонить к своей головушке бездумную железяку и представить всему миру свои шальные мысли обо всем на свете, вместе с кусками своих мозгов. Образы этого ритуала были постоянными гостями его разума, кроме всех прочих болезненных воспоминаний. Курт, Ангела, боль жизни, боль потерь, подлость этого мира, безжалостность проклятой судьбы, тотальная несправедливость – ничего хорошего нет на этом свете, черт меня побери. Нет, и не будет!
Но как же все-таки прекрасен этот пистолет. Маленький, тяжеленький, выполненный с величайшей точностью и аккуратностью. Будто ювелирное изделие или швейцарские часы. Возможно, это самая прекрасная механическая штуковина во всей этой стране. И почему раньше у меня такого не было, думал Марк, день ото дня вытаскивая свое сокровище из тайничка и лаская его взглядом. Скоро, очень скоро наступит та самая секунда просветления, когда я схвачу тебя уверенно и крепко и без единого сомнения воспользуюсь твоим невероятным навыком ставить жирные красные точки. Нужно лишь выждать время и чаще склонять мысли к этому. Все остальное придет само собой.
***
Еще несколько дней спустя полутрезвой жизни захотелось оглянуться вокруг. С переменой места для Марка стало неразрешимой задачей ложиться, как принято нормальными людьми, вечером и вставать утром. Все-таки разница в часовых поясах, по сравнению со штатовскими, была колоссальная. Потому, безвозвратно скомкав ритм жизни не без помощи алкогольных примочек, Марк подчинился своему особому графику.
Около шести часов вечера он покидал постель, шел ужинать в ресторан на первом этаже, а затем выпивал в номере перед телевизором, где просматривал видеокассеты на китайском языке, но с субтитрами на английском. Иногда просто с глупым видом листал китайские телеканалы, ничего от них не ожидая. Главное, чтобы мельтешило перед глазами. Под утро, обычно часа в четыре, в разуме Марка просыпалась загадочная сила, пробуждавшая его размять ноги. И однажды он отважился прогуляться за границы отеля, по окружавшей городишко сельской местности. Финишировал он примерно в десять-двенадцать часов дня, когда просто отрубался в одежде, развалившись в кресле после завтрака. Сам того не понимая как, но вечером снова обнаруживал себя в кровати, к тому же одетым.
Чуть позже утренние прогулки стали для него самой обязательной частью суточного цикла. Вернее сказать, самой терпимой. Несмотря на ранний час, сельская жизнь в это время уже начинала закипать. На пути ему встречались пастухи с коровами, кто-то что-то вечно копал или полол в полях, окружавших местные дороги. Или просто шел мимо быстрым шагом, не зная, стоит ли выдавить из себя приветствие столь необычному субъекту.
В один из дней Марк ощутил необычный прилив сил и бодрости. Скорее потому, что за прошедшие сутки обошлось без алкогольных вливаний. Используя этот редкий подъем настроения, он отважился пройтись дальше обычного, туда, где с высоты номера проглядывались любопытные объекты.
Он шел и шел в задуманном направлении, но чем дальше вела дорога, тем более диким становился окружающий пейзаж. Людей на его пути встречалось все меньше, и природа все больше брала свое над человеческой деятельностью. И вот две колеи превратились в одну узкую тропу, а кустарник цеплялся за ноги и промачивал росой брюки. Впереди однозначно ждал тупик. Но Марк не терял задора и продолжал свой путь, ради того, чтобы просто идти.
Он пересек болотистую местность, затем частый, как щетина зубной щетки, бамбуковый лес и, к своему удивлению, отметил, что тропа не только расширилась, так еще завлекала приятными ароматами впереди. Однозначно она должна куда-то привести, подумал Марк, и он не ошибся.
Какие-то постройки появилась вдали. Что-то архитектурно сложное, цветное и расплывчатое умело пряталось в листве. Но вместе с тем царственно-изысканное и строгое. И эта бессмыслица посреди смертельно-тоскливой глуши заставило любопытство полностью овладеть разумом. Шаг стал уверенней и резче. Предвосхищение наконец увидеть хоть что-то впечатляющее дало дополнительный источник энергии. Приближаясь к месту, он услышал звуки, похожие на звон гонга, увидел людей в странной одежде и, наконец, оказался там, где стоило сделать остановку и оглядеться.
Тем самым местом оказался огромный буддийский монастырь с высокими кирпичными стенами и монументальными храмовыми постройками внутри. Похоже, до монастыря здесь хозяйничал богатый феодал в своем прочном восточном замке. Монахи, несмотря на ранний час, уже полным ходом исполняли свои повседневные обязанности, облагораживали сад и окружавшие обитель газоны. На противоположной стороне дороги простирались ухоженные поля с посадками. Там же сгибались монашеские спины в своих неизменных накидках.
Прямо перед монастырем росло дерево с широкой кроной и ветвями, загнутыми, что странно, в одном направлении. Будто ему всю свою одинокую жизнь приходилось спорить и сражаться со шквальными ветрами и заодно выдавливать воду из гладкого валуна свисающими над ним корнями. В ветвях дерева были вплетены цветные ленточки, просто грандиозное количество ленточек самых разных цветов. И это действительно производило впечатление.
Марк сел на большой плоский камень, украшавший обочину дороги, достал серебряную фляжку из кармана и сделал пару глотков. Затем закурил и стал любоваться окружающими пейзажами. Место и вправду было настоящим подарком для любого путешественника. Особенно, если открыть его довелось без предварительного умысла.
И все здесь было особенно, если не волшебно. Любая мелочь, каждая мелкая деталь радовала и разум, и душу. И вместе с тем, во всем жила какая-то сила, склонявшая к спокойствию и размышлениям. Всякий предмет был на своем месте, будь то булыжник, торчащий вдоль дороги, или стриженый куст. Взглянув широким взглядом на подобную вроде бы обыденность, невольно начинаешь понимаешь, насколько важно и нужно находиться ей на этом самом месте, именно в таком положении. Ведь только тогда картина выглядит наиболее осмысленной и полной.
Какой-то звон пролетел над долиной, похожий на голос колокола, и все монахи как по команде оставили свои дела и направились в монастырь. То ли для принятия пищи, то ли для исполнения своих религиозных ритуалов. Один из монахов, с виду довольно преклонного возраста, но все еще бойкий, проходя мимо, вдруг остановился напротив Марка.
– Вы не могли бы не употреблять алкоголь и не курить прямо здесь? – обратился он к Марку на чистом английском языке. При этом он указал на фляжку, которую Марк все еще держал в руке, оперев ее на выставленное колено. – Окурки тоже, пожалуйста, подберите.
– Простите, – ответил Марк, – я плохо знаком с местными правилами этикета.
– Ничего страшного, вы, похоже, американец?
– Нет, не совсем. Но я долго прожил в Америке. А как вы догадались, на каком языке я говорю?
– У всех американцев схожая манера сидеть и оглядываться по сторонам. Словно вы хозяева мира. Прошу, не обижайтесь! Опять любопытство возобладало надо мной, а вы напомнили крохотный кусочек моей прошлой и почти забытой жизни.
– О, не беспокойтесь, я все еще больше европеец. Я так надеюсь, по крайней мере, – ответил Марк. – Ко всему прочему, меня и без того многие не любят, но меня это не особо тревожит.