— А клад мы почему-то так и не нашли, — сказал Никко.
Эпилог
Священник грустно оглядел свою паству, столпившуюся у окон. Вот мальчик, он подпрыгивает от возбуждения и говорит что-то бронзовому кондотьеру. Вот девочка, она гладит Франсуазу. Вот молодожены, им хорошо. Вот Мастера — Огня, Воды, Земли и Воздуха. Они честно держали город, пока могли. Вот родители Марго, они чем-то озабочены, да и немудрено — такие перемены. Вот Бабушка, она вяжет носок для Марго даже в такой исторический момент. А что, катаклизмы катаклизмами, а по вечерам холодно. Вот Доживающий век, он счастлив, что его расчеты были правильны и математика не подвела. Вот сапожник Тонио, он грустен — жаль разломившуюся Венету, разодранную по живому.
— Ничего, — прошептал священник. — Все у них будет хорошо.
Он незаметно вышел из зала, поднялся по лестнице, привычно перебрался на крышу, оттуда — в соседнюю церковь. В церкви было сумрачно и пахло свежестью.
— Мне пора, — сказал священник. — Теперь они обойдутся без моих молитв. Ты слышишь? Мы уходим.
Темная фреска в западном нефе зашевелилась. Большой нарисованный лев, старинная эмблема Венеты, потягиваясь, поскреб лапами, пошевелил крыльями.
— Уходим так уходим, — проворчал он. — А не рано?
— Теперь они справятся, — отец Марко погладил фантастическую зверюгу с почти человечьим лицом и спросил:
— Я забыл, кто приделал тебе крылья? Когда мы встретились в пустыне, их не было.
— Ой, вот только не надо гнать пургу про то, как я хотел тебя съесть, а ты меня усмирил молитвой, — скривился лев.
— Ну, запамятовал, — сказал священник. — Я же старый. Склероз у меня. А крылья-то откуда?
— Сами выросли, от сырости, — хмыкнул лев. — В этой Венете так мокро. Помнишь, что Дарвин говорил? Естественный отбор. Крылья — полезное приспособление, защита от холода и влаги. Мутация закрепилась в потомстве.
— Разве у тебя есть потомство? — удивился священник.
— Откуда я знаю, — отмахнулся лев. — Ты мне лучше скажи, что будет с городом?
— Сначала они поплывут еще немного, — сказал священник. — Потом притормозят и начнут переговоры. Мэр, конечно, плохой человек, грешник, но одного у него не отнимешь: он действительно хотел сделать как лучше городу. И ради этого брал на себя все грехи.
— Они вернутся? — возмутился лев.
— Не знаю, — пожал плечами священник. — Может, вернутся, но на своих условиях, ликвидируют мэрию и будут проводить новую политику в городе. А может, уплывут и начнут новую историю Венеты.
— Тебе будет не хватать их, — сказал лев.
— Да, — грустно согласился священник. — Но есть и другие, кому я нужнее.
Он потрепал льва по загривку. Солнце заплясало в разноцветных стеклах витражей, нахлобучило золотой нимб на его седую голову.
Святой Марк улыбнулся:
— Прощай, Венета! Я люблю тебя!
ЧИЖИК В РИМЕ
Все, написанное в этой истории, является правдой от начала и до конца. Все упомянутые римские боги действительно были известны жителям города — и Мефитис, и Аий Локутий, и Сумман, и даже невообразимая Эйя. Если уважаемый читатель сомневается в существовании бога шкатулок и прочих странных персонажей, пусть прочитает «Античную мифологию» (например, под редакцией К. Королёва), сборник В. Бурлака «Неоткрытый Рим» и все, что он найдет по этому вопросу. Василиск тоже житель Вечного города. Последнее документальное упоминание о Василиске, угнездившемся в Колизее, относится к 1943 году, когда его там случайно встретили солдаты Муссолини. А если все равно не верите — приезжайте в Рим, и вы поймете, что в этом городе возможно и то, что невозможно.
Глава 1С чего начинается воспитание
— Ибо он должен гордо нести высокое звание санкт-петербургского городского памятника! — закончила фразу Абстрактная Скульптура. — А вместо этого что делает всем печально известный Чижик-Пыжик?
— А что? — невинно поинтересовалась бронзовая птичка с Фонтанки, самый маленький памятник Петербурга.
— Не знаешь, да? Вот хотя бы на прошлой неделе. Что ты сделал в понедельник?
— А что?
— Ну если у тебя склероз, так я напомню. В тебя плюнул какой-то юнец. И ты нахально задрал голову и плюнул в него!
— А что, промахнулся? — встревожился Чижик.
— Нет, к сожалению. Но ты бронзовый, и плевок у тебя тоже бронзовый. Парня госпитализировали с подбитым глазом.
— И правильно, — кивнул Чижик. — Не мог же я позволить на себя плевать. Я гордая санкт-петербургская птица… она же гордая санкт-петербургская скульптура. Я гордо несу… это самое, что ты говорила.
— А что ты сделал во вторник?
— А что? — опять удивился Чижик.
— Напротив Михайловского замка затеяли разборку вороны. И зачем ты полез их разнимать?
— Затем, что десять на одного! — возмутился Чижик. — На одну! На белую! Я защищал честь дамы! Она не виновата, что родилась белой вороной!
— Она не родилась, — вздохнула Абстрактная Скульптура. — Глупая юная ворона вымазалась в побелке — захотела стать блондинкой. Другие вороны убеждали ее искупаться. Немного бурно убеждали, да… Но зачем ты стукнул одну, выдрал хвост у другой, укусил за ногу третью… и так далее?
— Люблю блондинок, — объяснил Чижик.
— А зачем ты бросился в среду спасать из Фонтанки рыбу? Ты что, не знаешь, что рыбы не могут утонуть? Они плавают.
— Я забыл, — потупился Чижик.
— Бедная рыба так удивилась, что от удивления утонула.
— Ты же сказала, что рыбы не тонут! — возмутился Чижик.
— Такова сила самовнушения. А в четверг ты убеждал полетать третьего коня Клодта на Аничковом мосту! Бедное животное вспорхнуло над особняком Белосельских-Белозерских и шмякнулось на крышу. Теперь на реставрации.
— Конь или крыша? — уточнил Чижик.
— Оба.
— Он сам сказал, что в душе Пегас, — оправдывался Чижик. — А раз Пегас, давай летай.
— А зачем ты в пятницу размалевался светящейся краской и порхал над Невским? Тоже мне, бронзовое привидение… на твоей совести три обморока, четыре повышения артериального давления и два описавшихся от страха ребенка!
— Так была же пятница, тринадцатое! — объяснил Чижик. — Я хотел поддержать честь родного Питера! У нас неприлично мало привидений. Зато в воскресенье я ничего не делал.
— Вот-вот, — обреченно сказала Абстрактная Скульптура. — Потому что накануне в субботу вы вдвоем с памятником Остапу Бендеру устроили дебош в кафе «Бродячая собака». И в воскресенье ты без сил лежал на своем постаменте в позе утонувшей Офелии.
— Я объелся, — объяснил Чижик. — Пять булочек — это слишком для бедной бронзовой птички.
— Памятник Остапу Бендеру плохо на тебя влияет, — сказал памятник Екатерине Второй. — Не водись с ним!
— И что мы с ним будем делать? — спросила Абстрактная Скульптура.
— Сослать в Сибирь, — приказал памятник Николаю Первому.
— Отправить в кругосветку, — сказал памятник Крузенштерну.
— Затоптать дикими конями, — предложил второй конь Клодта.
— Да ладно, — махнул рукой памятник Пушкину. — Подумаешь, пошалил немного. Быль молодцу не укор.
— Надо помолиться великому Ра, — сказал Сфинкс.
— Отправить на переплавку, — процедил памятник Александру Третьему. На него зашикали: «переплавка» было слово неприличное и ругательное.
— Эх, батенька, зачем уж так-то, — пожурил императора памятник Крылову из Летнего Сада. — Что с вьюноши взять? Какое нынче воспитание? В наше-то время молодежь воспитывали высоким штилем, на образцах возвышенных. В Италию, к примеру, отправляли, на статуи смотреть, на картины старых мастеров. Приедет такой охламон, поглядит на Давида Микельанджело али на Мадонну Винчиеву и враз перевоспитается. А нонеча…
Статуи молчали — переваривали информацию. Потом все посмотрели на Медного Всадника.
— Быть по сему! — отрезал Медный Всадник.
Глава 2Будем считать до десяти
Пролететь от Питера до Рима трудно даже живому чижику, не то что бронзовому. Поэтому Чижик-Пыжик решил не ставить в этот раз спортивных рекордов, а скромно попутешествовать самолетом. Он совершенно открыто влетел в салон лайнера «Санкт-Петербург — Рим». Его все видели, но никто не поверил своим глазам. Чижик расположился в свободном кресле и предался невеселым думам.
Путешествие в Италию — это неплохо. Но при расставании памятник Крылову сказал:
— Однако, неслух, ты в италийскую столицу не развлекаться едешь, а перевоспитываться. Потребно устроить оное со всем прилежанием.
— И вот тебе конкретное задание, — подключилась Абстрактная Скульптура. — Из хотя бы десяти увиденных в Риме памятников ты должен извлечь мораль.
— Что извлечь? — поразился Чижик. — Мораль? Может, арматуру?
— Нет, ты должен сделать выводы о добре и зле, о вечном и преходящем, о плохом и хорошем. Десять памятников — десять выводов. А не сделаешь — накажем.
— Пока он там по заграницам шляется, весь Питер на уши встанет, — потер руки памятник Остапу Бендеру. — Решат, что Чижика опять свистнули.
Памятник стулу памятника Остапу Бендеру свистнул в качестве иллюстрации.
— Один ты меня понимаешь, — погладил стул Остап.
— Ты должен вернуться через пару дней, — подытожила Абстрактная Скульптура. — Иначе петербуржцы действительно подумают, что тебя украли, и сделают нового Чижика. Оно и правильно — порядочные памятники не должны бегать по белому свету… и скакать по мостовой во время наводнения…
И покосилась на Медного Всадника. Тот грозно нахмурился.
— А я что? А я ничего, — заторопилась Абстрактная Скульптура. — Я ничего не имею в виду.
— Ужо тебе! — сердито сказал Медный Всадник.
— Ужа тебе! — с восторгом повторил Чижик. — За пазуху! Разобрать бы еще, где у тебя пазуха… одни спиральки да шестеренки.
— Ужа? Ужа обеспечим, — обрадовался памятник Остапу Бендеру. Эти двое хорошо спелись. — А может, я с Чижиком в Рим поеду? Мы будем возвышенно вздыхать у Колизея и думать о вечном…