2 июня 1971 года Ивана Григорьевича неожиданно уволили по статье 17 пункт 3 основ трудового законодательства. Что это за пунктик и статья – автор разбираться не стал, но так записано в трудовой книжке Громака.
Однако наш «самый гуманный суд в мире» (Бердянский народный!) не оставил в беде ветерана и мгновенно восстановил статус кво!
Но так как Иван Григорьевич больше даже на формально руководящей должности (старшего инспектора!) не желал оставаться, его, по собственной же просьбе, перевели в обычные страховые агенты.
Но, боже, как он переживал, сколько нервных клеток извёл! Такое ощущение, что стал другим человеком…
Громак надолго замкнулся в себе.
Перестал читать книги.
И, в конце концов, оформив инвалидность, раньше положенного срока вышел на пенсию – 3 октября 1980 года.
На это тоже ушло немало сил.
Как физических, так и душевных.
Особенно раздражал ветерана произвол не знавших войны бюрократов в деле выдачи законных справок о былых боевых заслугах.
На все его запросы приходили ответы приблизительно одинакового содержания: «Госпиталь разбомбили, архивы сгорели»…
Даже принесшее Ивану литературную славу ранение от 28 августа 1943 года в районе г. Ельня на высоте 244.3, пришлось заверять подписями однополчан. К счастью, многие из них ещё были живы.
Вот их славные имена: бывший командир батальона, а в марте 1979 года генерал-лейтенант запаса Лев Иванович Панкратов, бывший врач батальона, капитан медицинской службы в отставке Клавдия Васильевна Панкратова, бывший командир батальона, в будущем дослужившийся до полковника инженерных войск Лев Владимирович Карпович, бывший помощник командира батальона по МТО (материально-техническому обеспечению) Давид Моисеевич Родин, бывшая санинструктор батальона Вера Федоровна Миончинская…
– Учись, сынок, у тех, кто все справочки о ранениях сохранил, – запомнил на всю жизнь тогдашние наставления отца Валерий Громак. – А мне в восемнадцать лет не до того было. Вышел из госпиталя, жив-здоров, – и вперед, на передовую…
Конечно же наследник боевой славы Ивана Григорьевича, к тому времени уже призванный на службу в Советскую армию, был неплохо осведомлён о всех казусах в жизни и трудовой деятельности отца – родители писали ему регулярно. Однако ничем не мог помочь…
Более того, сам едва не пострадал от действий руководства «органов», опрометчиво отправивших «компромат» командованию части, в которой Валерий проходил срочную службу.
А всё из-за того, что ранее он написал письмо в суд Приморска. Мол, так и так, мой батя – исключительно порядочный человек, так что разберитесь, сволочи – честно и непредвзято…
Вскоре пришёл ответ: Громак нарушил закон, и, хочешь не хочешь, мы его накажем.
Потом разобрались.
Отца полностью оправдали.
Но осадочек, как говорится, остался…
10
В Приморске Ивана Григорьевича оперативно поставили на квартирный учёт и уже в декабре 1972 года, как сообщил в письме секретарь райкома партии товарищ Тиховод, выделили для него трехкомнатную квартиру по улице Морской в доме 48, от которой Громак… отказался в пользу молодой семьи с тремя детьми.
И так поступали тогда многие фронтовики!
Сейчас трудно поверить в подобное, но тот же легендарный командир Первой штурмовой инженерно-сапёрной бригады Михаил Александрович Насонов, получив в подарок от Сталина автомобиль «Победа», сразу же передал его на баланс какой-то коммунальной организации, обеспечивавшей перевозку детей. Об этом автору поведала дочь героя…
В войну они никогда не прятались за спинами других и в мирное время стремились оставаться людьми, достойными уважения.
Кому же ещё, если не им, выжившим, победившим в жесточайшей схватке со смертельным врагом, быть носителями лучших качеств современного советского человека: жертвенности, честности, извечного стремления к добру, правде, справедливости?
Да… Ещё о жилплощади…
Больше её нашему герою ни разу никто не предложил. Ни власти стремительно разваливающегося Советского Союза, который он защищал, не щадя жизни, ни новые – «незалежные», по заявке – демократические, а на самом деле – продажные, никчёмные, чуждые трудовому народу и поэтому никак не желающие вникать в его проблемы…
Впрочем…
Разве можно было ждать от них иного отношения?
Теперь ведь на Украине другие герои!..
Однако мы снова опередили время…
11
Сразу после окончании школы Валерий Громак предпринял попытку поступить в военное училище. Киевское высшее военно-морское политическое училище – КВВМПУ[84]. Но жёсткая – казарменная – дисциплина, царившая в стенах этого учебного заведения, пришлась вольнолюбивому казаку не по душе, и он немедля отозвал документы.
Отец по такому поводу долго сокрушался.
И даже собирался устроить сыну «показательную порку», но быстро передумал.
Человек в семнадцать лет не просто должен – обязан принимать самостоятельные решения, которые хочешь не хочешь надо уважать.
Он сам в таком же возрасте добровольно вызвался проливать за Родину кровь и мнения родителей при этом не спрашивал…
Однако давайте вернёмся в начало семидесятых.
Не вышло служить двадцать пять лет, будешь служить два года. Призыв ведь никто не отменял.
Помните?
«Почётный долг, священная обязанность!»
Сначала Валерий попал в «учебку» ракетных войск стратегического назначения, располагавшуюся в небольшом местечке Поставы[85]. (В то время на его петлицах, равно как и нашивках всех остальных курсантов, были танки: секретность превыше всего!)
А через полгода, после окончания оной, Громак-младший заступил на боевое дежурство в стартовую батарею ракет 8К63 всё в той же Белоруссии, только в лесах у Боровухи[86].
Теперь на знаках различия, нашитых на его форму, красовались не танки, а… пушки, поэтому родные были уверены, что их чадо служит в артиллерии.
И вдруг, спустя год после призыва на службу, желание стать офицером неожиданно вернулось к Валерию.
Командир Громака не хотел отпускать: хватит уже, «напоступался».
Пришлось писать министру обороны. Тот дал добро. Но не на Киев, – на Львов. Тамошнее военно-политическое училище слыло одним из лучших в Советском Союзе. Конкурс – семнадцать человек на место.
Но Валерий, как ни странно, поступил!
Причём не на более-менее доступный для выходцев из малообеспеченных семей КПР[87] («культура прошла рядом» на курсантском жаргоне), а на самый престижный факультет – военной журналистики, попасть на который, не будучи кандидатом в члены партии или комсомольским вожаком, было в то время практически невозможно.
И уж тем более без предъявления целого ряда публикаций в прессе.
12
На службу в армию Валерий призывался из села Партизаны, а на первые за время учёбы в ЛВВПУ[88] каникулы, пришедшиеся на февраль 1973 года, прибыл уже в Приморск, куда к тому времени как раз переехали его родители.
Шут его знает, где теперь искать их дом?
Однако курсант не растерялся: зашёл к бате на работу и уже вместе с ним неспешно направился на окраину городка по хрустящему под новенькими сапогами снегу.
Поужинав и вдоволь наобнимавшись с самыми родными людьми, рано завалился спать.
А утром – проснулся под жуткое визжание свиньи (правда, оно вскоре прекратилось) и последовавший за ним громкий лай домашнего любимца – обычно молчаливого Пирата, много лет тому назад им же подобранной дворняги.
«Пора вставать… Похоже, батя решил заколоть к моему приезду кабанчика!» – понял отпускник.
Старший Громак был в этом деле дока. Сначала дружелюбно поглаживает мирно хрюкающую животину и вдруг – бац: уже повалил её на спину и точно вогнал в самое сердце переделанный специально для забития скота австрийский штык времён Первой мировой войны. Хрюшка ничего и почувствовать не успевает.
Чему-чему, а умению обращаться с холодным оружием учить Ивана Григорьевича не приходилось!
Обычно животное не успевало даже пискнуть, но вот сегодня что-то пошло не так. Впервые за долгую практику…
Дрогнула рука?
– Бог в помощь! – бросил Валерий, выходя на улицу в спортивных штанах и любимой матросской тельняшке – зима в тот год выдалась хоть и снежная, но мягкая.
– Спасибо! – протягивая сыну кружку с кровью, от которой исходил пар, обнажил зубы Иван Григорьевич. – Тёплая ещё. На вот, хлебни, здоровее будешь!
– Нут уж… Увольте, – скривился Валерий.
– Так-таки и не будешь?
– Нет, конечно…
– Тогда бери паяльную лампу и за работу!
– У тебя, батя, и без меня всё прекрасно получается…
– Пока – да… – вздохнул Громак-старший. – Пока. Но… На носу полтинник, как у нас говорят – полудень века. Силы, сын, уже не те, да и зрение не столь остро, как когда-то… Сегодня, можно сказать, промазал… А завтра… Будет только хуже.
– Ой, не прибедняйся!
– Устал я… – печально признался Иван Григорьевич. – Не дай бог, приболею, кто тогда даст раду[89] хозяйству? Только на тебя и надежда.
– Мне это ни к чему… Я, батя, в ближайшие четверть века – на гособеспечении. На государевой, как ты, должно быть, знаешь, службе.
– Зря ты губу раскатал… – возразил отец. – Пока семьи нет, голову и впрямь можешь не ломать. Кормят тебя, одевают, обувают, обеспечивают жильём… А женишься, наплодишь детишек – тогда и вспомнишь отца незлым тихим словом, как говорил наш классик Тарас Шевченко. Мол, научил, дал хлеб в руки… Так что не разглагольствуй – заправляй паяльную лампу: будем смолить тушку!
– Слушаюсь…
Вдвоём управились часа за полтора.
После этого Иван Григорьевич позвал на подмогу любимую супругу: