Приятельницы графини завистливо вздыхали, обсуждая скандальную пару.
– Катерина Петровна много старше любовника…
– Подумать только, десять лет разницы!
– А граф-то без бою отступился, отдал жену…
– Еще и подмосковное имение Нарышкиных для нее приобрел!
– Чтобы они уехали поскорее с глаз долой…
– Я бы хоть сейчас все бросила и укатила на край света с этаким кавалером…
Влюбленные без колебаний оставили высший свет и уединились в Братцеве. Барский дом стал для них тихим уголком, где они прожили в безмятежном счастии долгие годы. Не расставаясь ни на день!
Дети их, рожденные в незаконном браке, по обычаю того времени не могли унаследовать дворянских прав и получили другое отчество и фамилию Ладомирские. Все же император Павел I пожаловал им дворянское достоинство, и судьба их устроилась как нельзя лучше: сын – Василий Ладомирский – сделал карьеру, дослужившись до высокого чина; одна дочь была выдана замуж за князя Голицына, другая – за камергера Нарышкина.
Усадьба Братцево перешла от отца по дарственной Василию Ладомирскому, который женился на княжне Софье Гагариной, и в доме закипела новая жизнь.
– Маменька была хлебосольной хозяйкой, – говаривал Василий. – Даже когда у нее отнялись ноги, она принимала гостей и развлекала их, как могла. Она превосходно умела вести беседу, а папенька ни на шаг от нее не отходил.
Ладомирские поддерживали традицию родителей: по праздникам к ним съезжались соседи и знакомые. Подрастали дочери, которых пора было выводить в свет.
Однажды летом Софья Федоровна затеяла бал-маскарад с фейерверком, с катанием на лодках и ужином на воздухе для молодежи. В парадном зале вымыли окна, натерли паркет до зеркального блеска. Приглашенные музыканты настраивали свои инструменты. Люстры в доме пылали сотнями свечей. Для гостей почтенного возраста в карточной комнате приготовили ломберные[17]столики.
Маскарад удался. Не только девушки и молодые холостяки, но и некоторые семейные пары не отказали себе в удовольствии нарядиться в маскарадные костюмы. Танцевали, играли в фанты, дурачились… Вездесущий Арлекин потешал публику своими акробатическими трюками и под шум и хохот нахально приставал к дамам. «Турчанки», «пастушки» и «боярышни» придирчиво рассматривали друг друга – у кого платье богаче и прическа замысловатее – и боязливо вздрагивали, когда мимо них скользила загадочная и мрачная фигура в черном домино. Королевой бала выбрали Коломбину…
– Поехали кататься! – предложил хозяин.
Синяя ночь благоухала резедой и жасмином. В темной воде пруда дрожали звезды. Лодки, облитые луной, пустились наперегонки. Скрипели уключины, весла с плеском опускались и поднимались, вздымая фонтаны голубых брызг…
– Победителю – приз! Поцелуй Коломбины!
Кто-то украдкой обнимался, кто-то любовался лунной дорожкой, кто-то налегал на весла. Другие азартными криками подбадривали отстающих. Эхо далеко разносило по парку голоса, смех… В аллеях гулял теплый ветер.
Арлекин искал глазами Коломбину. Где же она? В какой лодке?
Тем временем на втором этаже дома, в библиотеке, собралась веселая компания – две девушки и молодой человек приятной наружности. Это были хозяйская дочь Софи с подругой и ее старший брат Иван, которого назвали в честь деда.
– Жан, – на французский манер обратилась к нему подруга сестры, одетая в платье Коломбины. – Ты обещал показать шкатулку! Я сгораю от нетерпения…
– Папá запретил нам прикасаться к шкатулке. Это реликвия нашей семьи.
– Но, Жан, пожалуйста! Правда, что ваш дедушка Римский-Корсаков хранил в ней письма и записки самой императрицы Екатерины? Говорят, они были…
– Тс-сс! Ни слова больше.
Коломбина надула пухлые розовые губки.
– Ты обязан подчиняться королеве бала, – капризно протянула она. – Сегодня все должны выполнять мои желания!
– Жан, – захныкала Софи, – я тоже хочу посмотреть. Там еще лежат волшебные часы, подарок государыни. Маменька мне показывала!
Девушки чуть ли не со слезами умоляли его.
«Папа́ не узнает, – подумал Иван, сдаваясь. – Он сейчас готовит фейерверки и не придет в дом, пока не вернутся гости – он хочет встретить их взрывом огней. Не будет ничего худого, если я достану шкатулку».
– Закройте глаза, негодницы!
Они послушно зажмурились. Иван повернулся к ним спиной, открыл потайную дверцу за шпалерой[18]и вытащил на свет увесистый ларец, инкрустированный слоновой костью, бронзой и эмалью. Крышка приподнялась, когда он нажал на пружину. Казалось, что пожелтевшие листы все еще пахнут духами императрицы. Сверху лежали песочные часы – темно-синие колбы в позолоченном корпусе…
– Это совсем не те часы! – ужаснулся он. – Те были…
Как-то вечером, незадолго до смерти, дед посадил его к себе на колени и показал часы на цепочке. В последний год он полностью погрузился в прошлое: то часами просиживал перед портретом покойной жены, то перебирал письма влюбленной царицы. В его жизни были две женщины, две Екатерины…
– Это первый подарок государыни… Видишь, тут ее портрет, написанный на эмали? А на цепочке – жемчужины. Красиво?
– Да!
До сих пор Иван Ладомирский был уверен, что в шкатулке вместе с письмами хранятся те самые часы. Он не особенно интересовался отношениями дедушки и Екатерины II. В семье неохотно вспоминали эту историю. С бабушкой тоже было не все гладко. Екатерина Петровна носила фамилию первого законного мужа – графа Строганова, и брак ее с Иваном Николаевичем церковь не освятила. Сие обстоятельство не помешало их любви, но легло тенью на репутацию потомков.
– Эти часы императрица подарила дедушке на прощанье! – выпалила Софи. – Они ей достались от какого-то французского вельможи в виде презента. Вроде бы ими пользовался астролог королевы Франции. Мне маменька говорила. Царица Екатерина называла время – самым страшным врагом, которого только любовь способна обезоружить. Она протянула дедушке часы астролога со словами: «Вдруг звезды сведут нас еще когда-нибудь, мой друг? Погляди-ка на сих голубков, как они нежно соприкасаются клювами…»
Старший брат пропустил девичьи рассуждения мимо ушей. Коломбина же, напротив, слушала Софи, затаив дыхание.
– Каких голубков?
– Вот… видишь? – Ладомирская бережно взяла в руки часы. Песчинки с неуловимым шелестом потекли из одной колбы в другую. – Птицы изображены здесь с величайшим искусством.
Подруга ее с волнением наблюдала за песчинками. Золотистые голубки на толстом синем стекле колб словно передавали их из клювика в клювик…
– Они целуются… – зачарованно прошептала Коломбина.
– Поцелуй Вечности! – скептически ухмыльнулся Иван. – Мечта всех сентиментальных девиц. Вы еще всплакните! Всё, хватит. Давайте сюда сию вещицу…
Он решительно отобрал у сестры часы. Ему казалось, кто-то незримо наблюдает за ними. Должно быть, призрак дедушки Римского-Корсакова, недовольный тем, что они без спросу залезли в заветный ларец. Но как же его спросишь, ежели он давно умер?
Вдруг совершенно явственно скрипнула дверь в библиотеку.
– Маменька идет! – испуганно пискнула Софи. – Прячь всё поскорее, братец!
Коломбина с жадным любопытством следила за ним из-под опущенных ресниц. Она приметила шпалеру, под которой находился тайник.
– Мама́? – вопросительно произнес Иван.
Никто не откликнулся. Софи выглянула в окно.
– Идемте вниз, – заторопилась она. – Наши возвращаются с катания на лодках. Сейчас будут стрелять огнями…
Она побежала вперед. В ночное небо взлетел первый фейерверк, озаряя дом и парк кровавым заревом. Из карточной комнаты высыпали игроки. У фонтана мраморные Венера с Амуром приобрели рубиновый оттенок. Новый залп, и они стали изумрудными…
Гости весело кричали и хлопали в ладоши, приветствуя победителя лодочных гонок.
– Где же мой приз? – комично оглядывался Арлекин.
Лакеи разносили бокалы с охлажденным шампанским. Запах пороха смешивался с запахом сада и разгоряченных тел. Грохот фейерверка сопровождали смех и вопли восторга. Никто не заметил, как Арлекин пустился на поиски королевы бала…
Ее платье из пестрых лоскутков атласа на секунду высветил между деревьев очередной залп, взорвавшийся в небе желтыми султанами и рассыпавшийся на отдельные искры.
Арлекин догнал ее у оврага: на краю, за кустами орешника, горел большой костер, раздавались приглушенные голоса. Вероятно, дворня по-своему веселилась, подражая господскому празднику. Над мостиком клубился туман, подсвеченный луной. Коломбина на секунду заколебалась, но скользнула вперед…
– Эй! – окликнул ее Арлекин. – Ты забыла, что должна мне поцелуй!
Она судорожно оглянулась и вскрикнула от страха. Ей вдруг отчетливо представилась картина неминуемой гибели – Арлекин достает из-за пояса нож и вонзает ей в грудь…
– Нет, нет…
– Да, да! – передразнил он оцепеневшую от ужаса Коломбину. – Поцелуй… он мой!
Королева бала исчезла в тумане. Он кинулся следом и почти налетел на нее, дрожащую, бледную.
– Ты сделала то, о чем я тебя просил?
– Мне страшно…
– Где часы? Тебе удалось?
Коломбина ясно осознала: как только она отдаст часы, ей конец. Он убьет ее.
– У меня их нет…
– Это мы сейчас проверим.
Арлекин со свирепым видом схватил ее за руку. Он дышал яростью, она сопротивлялась.
– Не дергайся, детка!
Над парком, заливая все вокруг малиновым светом, рассыпались огни фейерверка. Впереди, на мостике, навстречу Коломбине и Арлекину двигалась странная фигура…