Все с любопытством уставились на него. Что-то в его тоне поразило их.
— Я кладу Чу-Зет в рот, — продолжил Барни, показывая. — Видите, что я сделал? Правильно! — Он начала жевать. — Теперь я жую его. — Его сердце екнуло.
«Господи, — подумал он, — смогу ли я пройти через это».
— Да, видим, — кивнул Тод Моррис. — Ну и что? По-моему, ты хочешь взлететь и смыться, как Элдрич, или что-нибудь в том же духе.
Теперь жевали все, все семеро. Барни закрыл глаза.
Следующее, что он увидел, была склонившаяся над ним жена.
— Хочешь второй «Манхеттен»? Если хочешь, то я закажу побольше холода для льда.
— Эмили, — проговорил Барни.
— Да, дорогой, — отозвалась она резко. — Когда ты так произносишь мое имя, я знаю, что сейчас ты начнешь одну из своих лекций. О чем на этот раз?
Она уселась напротив на подлокотник кушетки, разгладила юбку. Это был изумительный сине-голубой ручной работы мексиканский рапаунд, который он достал ей на рождество.
— Я готова, — произнесла она.
— Не лекция, — сказал он.
«Неужели я действительно такой? — спросил он самого себя. — Уже произношу тирады».
Пошатываясь, он встал на ноги. Кружилась голова, и он ухватился за ножку торшера.
Взглянув на него, Эмили сказала:
— Ты нажрался?
— Нажрался?
Он не слышал этого слова со времен колледжа. Оно было когда-то в моде, и Эмили все еще им пользовалась.
— Теперь, — сказал он отчетливо, — теперь говорят «напился». Понимаешь? Напился.
Он прошел, шатаясь, на кухню к буфету, где стояли напитки.
— Напился, — поправилась Эмили, вздохнув.
Она выглядела печальной. Он отметил это и удивился — почему?
— Барни, — сказала она наконец, — не пей много, ладно? Называй это нализался, нажрался или как хочешь, не в этом суть. Я считаю, что в этом моя вина. Ты много пьешь, потому что я неадекватна.
Она мигнула уголком правого глаза, раздражающе привычным, похожим на тик движением.
— Это не потому, что ты неадекватна, — сказал он. — Просто у меня высокие требования.
«Я привык ждать слишком многого от других, — сказал он сам себе. — Ждать, что другие будут такими же представительными и непоколебимыми, как я. И разборчивыми в эмоциях. Но' только не художники, или так называемые художники. Уж чересчур это близко».
Он приготовил себе новую порцию — один бурбон с водой, безо льда.
— Когда ты так напиваешься, — сказала Эмили, — я уже знаю, что ты зол, и мы на грани. И я ненавижу это!
— Тогда уходи, — сказал он.
— Черт тебя побери! — взорвалась Эмили. — Я не хочу уходить! Неужели, ты не можешь стать, — она безнадежно махнула рукой, — более покладистым, более терпимым или как там еще? Смотри, сглазишь… — ее голос замер, — мои недостатки.
— Нет, — ответил он, — их не сглазишь. А если сглазят, то только не я.
«Эмили не переделаешь, — думал он. — Она просто растяпа. Ее идеал — хорошо провести день, валяясь и безразличничая или дуря с кучей липких и неряшливых горшков. А тем временем…
Весь мир, включая всех служащих мистера Балеро, особенно его консультантов-предсказателей, достиг зрелости. Если так жить, я никогда не стану Нью-Йоркским консультантом. Я завязну здесь, в Детройте, где ничего, абсолютно ничего не происходит.
Если же мне удастся получить место Нью-Йоркского консультанта-предсказателя, то жизнь моя что-нибудь да значит. Я буду счастлив, потому что у меня будет работа, где я смогу полностью применить свои способности. Что, к черту, мне еще нужно? Ничего».
— Пойду я, — сказал он Эмили и поставил бокал. Потом прошел к кладовой и достал пальто.
— Ты вернешься раньше, чем я лягу спать?
Она печально проводила его до двери квартиры, здесь в 11139584 небоскребе, — считая от деловой части Нью-Йорка, — где они жили вот уже два года.
— Там видно будет, — сказал он и отворил дверь.
В коридоре маячила фигура рослого седого мужчины. У него были стальные зубы и мертвые, лишенные зрачков глаза и сверкающая искусственная рука, похожая на настоящую.
— Хелло, Майерсон.
Человек улыбнулся. Блеснули стальные зубы.
— Палмер Элдрич! — удивился Барни и повернулся к Эмили. — Ты видела его фото в газетах. Он очень известный промышленник. Вы хотели бы меня видеть? — спросил он нерешительно.
Во всем этом была какая-то таинственность, будто все уже когда-то происходило.
Барни вышел в коридор. Дверь за ним захлопнулась. Эмили послушно ее закрыла.
Теперь, казалось, Элдрич посуровел. Твердо и без улыбки он сказал:
— Майерсон, вы плохо пользуетесь своим временем. Вы ничего не делаете. Только повторяете прошлое. Для чего же тогда я продал вам Чу-Зет? Вы упрямы. Я никогда не видел ничего подобного. Я даю вам еще десять минут, а потом перенесу обратно в Чикен Покс Проспекте. Так что побыстрее воображайте, черт побери, то, что вы хотите, если хоть что-нибудь, наконец, поняли.
— Так что же, к дьяволу, тогда Чу-Зет? — спросил Барни.
Искусственная рука поднялась. С невероятной силой Палмер Элдрич толкнул, и Барни потерял равновесие.
— Эй, — сказал он слабо, пытаясь сопротивляться. — Что…
И тут повалился на спину. Болела и звенела голова. С великим трудом он открыл глаза и обвел взглядом комнату. Это была незнакомая комната. Пижама на нем была необычная. Может, он оказался в чужом доме?
В панике он проверил кровать, одеяло. Рядом с ним…
Он увидел незнакомую девушку, тихо посапывавшую во сне. Белые волосы, рассыпавшиеся на подушке, обнаженные гладкие плечи…
— Я опоздал, — сказал он, и голос показался ему самому резким и хриплым, почти незнакомым.
— Еще нет, — пробормотала девушка, не открывая глаз. — Успокойся, мы доберемся до работы… — она зевнула и открыла глаза, — за пятнадцать минут.
Она улыбнулась, его растерянность обезоруживала.
— Ты говоришь так каждое утро! Как насчет кофе? Надеюсь, он у меня будет?
— Наверное, — сказал он, выбираясь из постели.
— Мистер Кролик, — позвала насмешливо девушка, — как вы испугались. Меня, опоздания на работу — и уже бежите!
— Господи, — сказал он. — Мне все обрыдло.
— Что все?
— Эмили. — Он взглянул на девушку, на Рони, или как ее еще там. На ее спальню. — Я так ничего и не добился.
— Ох, здорово, — сказала Рони со злым сарказмом. — Тогда, может, разрешите сказать вам парочку ласковых слов, чтобы привести в чувство?
— И я понял это только сейчас, — сказал он. — Не много лет назад, а перед самым приходом Палмера Элдрича.
— Как же Палмер мог прийти? Он же в госпитале, где-то в районе Юпитера или Сатурна. ООН доставила его туда после катастрофы.
В ее тоне сквозила насмешка и любопытство.
— Мне только что явился Палмер Элдрич, — сказал он упрямо. А про себя добавил: «Я как раз возвращался к Эмили».
Ссутулившись, он сгреб свою одежду, прошлепал с. ней в ванную и захлопнул за собой дверь. Он быстро побрился, переоделся, вышел и сказал девушке, все еще лежащей в постели:
— Я пойду. Не обижайся. Я должен.
Мгновением позже, даже не прикоснувшись к завтраку, он спустился на нижний уровень и встал под термозащитный экран, поджидая такси.
Такси, изящная сверкающая машина новой модели, в мгновение ока доставила его к небоскребу Эмили. Он расплатился, как в тумане вскочил в дверь и через несколько секунд был уже наверху, казалось, будто время остановилось, все замерло в ожидании. В застывшем мире он оказался вдруг единственным движущимся объектом.
Он нажал звонок.
Дверь открылась. На пороге появился какой-то человек.
— Да?
Человек был довольно красив. Шатен. С густыми бровями и аккуратно зачесанными кудрявыми волосами. В одной руке он держал утреннюю газету. За его спиной, в комнате, Барни увидел столик с приготовленным завтраком.
— Вы Ричард Хнатт? — спросил Барни.
— Да. — Озадаченный, тот внимательно разглядывал Барни. — Я вас знаю?
Появилась Эмили, одетая в серый, с высоким воротом свитер и запачканные джинсы.
— Боже. Это же Барни, — скзала она Хнатту. — Мой первый муж. Входи.
Она широко открыла дверь, и он вошел в прихожую. Казалось, Эмили была ему рада.
— Давно хотел с вами познакомиться, — сказал Хнатт ничего не выражающим тоном. Он хотел было протянуть руку, но передумал. — Кофе?
— Спасибо, — Барни прошел в комнату и сел к столику на незанятое место.
— Послушай, — обратился он к Эмили. Ждать он не мог, нужно было высказаться, пусть даже в присутствии Хнатта. — Порвав с тобой, я совершил ошибку. Я бы хотел вернуться. Давай начнем все сначала.
Эмили была все той же. Она рассмеялась и вышла за чашкой и блюдцем для него, ничего не ответив.
Он бы удивился, если бы она ответила. При ее ленивой безалаберности куда проще было просто рассмеяться.
«Господи», — подумал он и уставился прямо перед собой.
Напротив уселся Хнатт и сказал:
— Мы женаты. Неужели вы думаете, что мы только живем вместе?
Его лицо потемнело, но он себя контролировал.
— Брак можно расторгнуть, — сказал Барни, обращаясь к Эмили. — Ты согласна снова стать моей женой?
Он поднялся и нерешительно шагнул к ней. В тот же миг она повернулась и холодно подала ему чашку.
— О нет, — сказала она, все еще улыбаясь.
Ее глаза светились состраданием. Она понимала, каково ему. И это был не просто мгновенный импульс. Но ответом все равно осталось «нет». И он знает, что тут уже ничего не поделаешь. Ее не переубедить.
Он подумал: «Я отрезал ее, отверг однажды, отмел с полным пониманием того, что делаю, и вот результат. Видно, я, как говорится, бросил хлеб в воду, а тот вернулся обратно, чтобы задушить меня. Пропитанный водой хлеб, забивший горло так, что не вдохнуть, ни выдохнуть. И я заслужил это».
Возвратившись к столу, он сел и сидел, оцепенело глядя на руки Эмили, пока она наливала чашку.
— Как дела, Барни? — спросила Эмили.
— А, черт, просто замечательно! — Его голос дрожал.
— Слышали, ты живешь с миленькой молоденькой девочкой, — проговорила Эмили.