м.
Наряду с исчерпанием потенциала феодального общества в недрах российского общества возникали ростки новых экономически отношений и новых социальных сил. Наряду с государством в экономике активизируются дельцы новой, капиталистической формации, сами еще не сознающие этого.
Всем известно имя Никиты Демидова, простого кузнеца, использовавшего знакомство с Петром для создания металлургической промышленности на Урале. Его примеру последовали другие предприимчивые дельцы. Но основу современной экономики составляют не только промышленность, но также торговля и финансы.
В начале XIX в. развивалась торговля с Европой. Петербургский порт, распложенный на стрелке Васильевского острова, стал ведущим в стране; на него приходилось около половины всего внешнеторгового оборота России. Ежегодный объем товарооборота составлял в 1816-1820-х гг. по экспорту 93,5 млн рублей, по импорту 114,5 млн рублей, а в 1831–1835 гг. вырос соответственно до 106,5 млн и 122,5 млн рублей. Основными экспортными товарами оставались лес, сало, рожь, пшеница, кожи, лен, пенька, щетина, шерсть, железо. Ввозили «колониальные товары» (кофе, чай, сахар, фрукты), ткани и предметы роскоши.
В газете «Северная пчела» в июне 1815 г. сообщалось, что «с 23 мая по сие число прибыло к здешнему порту 327 купеческих судов, в том числе российских 16, английских 182, прусских 22, шведских 19, норвежских 7, датских 17, португальских 5, голландских 5, гамбургских 1, любекских 8, ростокских 14, мекленбургских 18, ольденбургских 3, бременских 3 и американских 7. Из сих судов 198 прибыли с балластом, а прочие с разным товаром, как-то: с вином, устрицами, сельдями, плодами, буковыми деревом и пр.». В порту рядом с большими каменными пакгаузами для товаров были построены здание таможни и в 1805–1810 гг. – величественное здание биржи (по проекту де Томона), поставленное на высоком постаменте и окруженное величественной колоннадой дорического ордера.
Биржа стала важным центром хозяйственной жизни столицы. Там русские и иностранные купцы заключали сделки и подписывали контракты; там два дня в неделю объявлялись новые курсы ценных бумаг. В ходе биржевой игры и спекуляций одни богатели, другие беднели, а то и разорялись. Биржа стала одним из очагов нового капиталистического уклада.
Иными очагами были финансовые учреждения столицы. Действовали три государственных банка: Заемный, Ассигнационный и Коммерческий, а также десятки ростовщиков, обслуживавших потребности простых обывателей, дворян и мещан. Возникли и банковские дома, самым известным из которых был банковский дом Штиглица.
Родоначальником семьи Штиглиц был мелкий еврейский торговец по имени Йозеф в немецкой Вестфалии. В начале XIX в. его правнуки Николай, Бернгард и Людвиг Штиглицы отправились в Россию, которая манила европейцев огромными возможностями. К 1805 г. Бернгард стал одесским купцом 1-й гильдии, а Николай, благодаря тесной дружбе с другим известным купцом и финансистом Абрамом Перетцем, – крупным предпринимателем.
Умный, образованный и предприимчивый Перетц успешно управлял соляными откупами и занимался кораблестроением; он стал первым евреем, открывшим себе деньгами доступ в высшее русское общество. На приемах Перетца в Петербурге бывал «весь город». Особенно близок он был с М.М. Сперанским, и полагали, что именно Перетц помог Сперанскому разработать основные положения финансовой реформы 1810–1812 гг. В числе гостей Перетца бывал и Е.Ф. Канкрин, будущий министр финансов.
При Павле I вместе с Перетцем Николай Штиглиц получил в откуп на два года Крымские соляные озера, благодаря чему монопольно снабжали солью Новороссийскую губернию, всю Малороссию и часть Белоруссии. С воцарением Александра Сенат аннулировал договор, переведя крымские соляные озера в казенное управление. Компаньонам остались винные откупа в Москве и Московской губернии. Во время Отечественной войны 1812 г. Перетц и Штиглиц получили огромный подряд на поставки продовольствия для армии, хорошо заработав на этом. Далее их пути расходятся. «За большие заслуги» Александр пожаловал Николая Штиглица в дворянское звание, а младшего брата Людвига наградил бронзовой медалью. К тому времени братья перешли в христианство: они приняли лютеранство, как и их родственники в Германии. Крещение снимало формальные запреты на проживание и деятельность Штиглицев в Петербурге. В 1802 г. Штиглиц купил в Новороссии имение площадью 126 тысяч десятин земли (более 130 га), насчитывавшее более 2 тысяч душ крепостных, став крупнейшим помещиком в крае.
Оставив откупа, Штиглицы занялись внешней торговлей. Корабли с товарами для Николая Штиглица шли в балтийские порты и в Одессу. В 1817 г. указом императора он был включен в Государственную комиссию по реформе финансовой системы. Министр финансов Д.А. Гурьев в докладе императору отмечал, что усердие и труды Штиглица, а также доверие и уважение, питаемое к нему в Европе, «способствовали к успешному ходу наших первых займов и ускорили достижение цели правительства в одной из важнейших финансовых операций».
Людвиг Штиглиц сумел пойти дальше брата, скончавшегося в 1820 г. Записавшись в петербургское купечество по 1-й гильдии, в 1803 г. он учредил свою торговую фирму, располагавшуюся на Английской набережной, в самом аристократическом районе Петербурга. В 1808 г. принимает российское подданство. Росту капиталов и устранению конкурентов Штиглица способствовали континентальная блокада Англии и Отечественная война 1812 г., позволившие получить подряды для русской армии и использовать возможности откупов. Внешнеторговый оборот торгового дома «Штиглиц и К°» составлял в 1810 г. 10,8 млн рублей, в 1825 г. – 13,6 млн. В результате он превратился в одного из самых богатых и влиятельных людей в России.
Артемий и Михаил Яковлевы были родом из Ребушинской слободы в 3 верстах от Боровска, что в Калужской губернии. Их отец сумел отделиться от монастыря и перейти в разряд «экономических крестьян», но на небольшом наделе прокормиться было трудно. Братья отправились в Москву, где были определены «мальчиками» в торговые лавки. В 1802 г. они стали уже купцами 3-й гильдии, торговали один – ветошью, другой – холстом. Оба разорились в 1812 г., но в 1820-х гг. смогли подняться и переменили фамилию: по наименованию родной слободы стали Рябушинскими (а также перешли в старообрядчество). Михаил (1787–1858), поселившийся в центре купеческой Москвы, в Китай-городе, торговал уже не только холстом, но и хлебом и лесом. Не меняя своего образа жизни, он направлял все возраставшее богатство на дальнейшее развитие дела. Во Владимирской губернии они с женой приобретают 115 десятин земли. С ткачами-кустарями, работавшими в провинции, устанавливаются договорные отношения, на него работают 3 тысячи станков. К 1820 г. он располагал капиталом в 1 тысячу рублей.
Иным образом шло восхождение семьи старообрядцев Морозовых. Родоначальник семьи Савва Васильевич Морозов (1770–1862) был крепостным, на оброке работал ткачом на фабрике, а в 1797 г. стал владельцем шелкоткацкого производства в Богородском уезде Московской губернии. В 1820 г. Савва Морозов месте с сыновьями выкупается на волю за 17 тысяч рублей. В 1820-х гг. он создает свои первые хлопчатобумажные фабрики вблизи Иваново.
Василий Мальцов создал свой первый стекольный завод в 1724 г., его сыновья Аким и Фома построили новые стекольные и парусо-полотняные предприятия, а внук Иван Акимович Мальцов – металлургический завод. В смежных уездах Орловской, Калужской и Смоленской губерний возникает Мальцовский промышленный район.
Савва Яковлев волею случая оказался поставщиком съестных припасов для царской кухни и сумел использовать эту возможность для составления богатства, которое использовал весьма рационально, став талантливейшим организатором российской промышленности. Большие деньги он заработал на винных откупах. Получив от Петра III потомственное дворянство, он приобрел право на покупку населенных имений и предприятий. В 1764 г. он купил Ярославскую Большую мануфактуру, с 1779 г. начал скупать промышленные предприятия на Урале: у внука Никиты Демидова он купил Невьянский железоделательный завод и еще пять металлургических предприятий. Всего же Савва Яковлев скупил и построил 22 завода и стал к концу века самым крупным русским заводчиком. На пожертвованные им деньги на Сенной площади Петербурга была построена церковь Успения Пресвятой Богородицы. Немецкий путешественник Карл Герман в 1806 г. писал о продукции Ярославской Большой мануфактуры: «Что касается до доброты товаров, то сие заведение по справедливости тем славится; скатерти и салфетки, здесь делаемые, красотой и чистотой своей работы равняются с английскими».
По описанию И. Пыляева, в старые времена общая картина Московских торговых рядов и Гостиного двора с тысячами лавок кипела жизнью и движением. «Длинной вереницей тянулись к рядам тяжело груженные возы от Урала, Крыма и Кавказа, куда глаз ни заглянет – всюду движение и кипучая деятельность…» Там действовали русские купцы, стремившиеся не к славе или власти, а в соответствии с традиционной системой ценностей, делающие свое дело, поглощенные не увеличением наживы, а возрастанием прибыли – для увеличения оборотов. Вот это стремление использовать доход для производительных целей, а не для проедания и характеризует новый слой русских людей, русскую буржуазию. Она еще не могла стать опорой реформаторов, но с ней уже нельзя было не считаться.
Попытка революции вместо реформы
В большей части отечественной литературы царствование Александра I делится на две части: либеральное начало и реакционное окончание. С.В. Мироненко объясняет «поворот» царя к консервативной политике среди прочего «игнорированием» Александром Павловичем реальной ситуации в России. Быть может, более вероятно другое: именно осознание опасности кризисной ситуации и желание сохранить «старый порядок» и вызвало обращение власти к старым, испытанным средствам. Поэтому мнение о «двойственности» царя представляется упрощением. Думается, что прав более С.В. Мироненко, когда указывает на цельность противоречивой личности Александра Павловича и его политики: «Реформаторские замыслы и внутренняя политика правительства оставались как бы двумя параллельными линиями…» Ведь и во второй половине Александровского царствования его либеральные мечтания были смелы и прекрасны, но его реальная политика не затрагивала основ крепостного строя и не укрепляла власть закона выше всякой иной власти. Напротив, «мечтатель» Александр I одобряет мероприятия вполне «павловские».