В те годы русское купечество потихоньку набирало силу. Стоит заметить, что предприимчивость и деловая хватка вполне уживались у первых русских фабрикантов с благородными чувствами патриотизма и великодушия. Например, в марте 1852 г. в Кронштадте сгорела лесная биржа, на которой находился лес купца Громова, уже проданный им иностранным купцам за 120 тысяч рублей серебром. Для избавления иностранных партнеров от потери Громов вторично выдал им сгоревшее количество леса. Тогда же миллионер Иван Алексеевич Яковлев, происходивший из старинной купеческой семьи, получившей в XVIII в. дворянство, пожертвовал миллион рублей серебром для восполнения растраты Политковским инвалидного капитала. Император призвал Яковлева во дворец, лично благодарил его и наградил орденом Святого Владимира 3-й степени. Русские купцы не просто богатели: их промышленные предприятия постепенно увеличивали объем производства, качество их продукции повышалось, а доля импортных изделий сокращалась.
Недовольны оказались английские фабриканты, до недавнего времени считавшие огромную страну привлекательным рынком сбыта своей продукции. Выражая их интересы, премьер-министр Роберт Пиль в 1842 г. поучал русского посланника Ф.И. Бруннова: «Россия самой природой создана быть земледельческой, а не мануфактурной страной. Россия должна иметь фабрики, но не следует искусственным образом вызывать их к жизни посредством постоянного покровительства отечественной промышленности». Но всем понятна была корысть британского премьера, стремившего сохранить Англию первой промышленной страною мира, а Россию – рынком сбыта своей продукции.
Ужесточился контроль государства над содержанием образования. «Мне нужны не умные, а послушные!» – заявил император министру просвещения графу С.С. Уварову. В то же время принятые в 1835 г. «Положение об учебных округах» и «Общий устав императорских российских университетов» не только повышали плату за обучение и вводили студенческую форму со шпагой, но и различные привилегии. Университетам разрешался беспошлинный ввоз из-за границы учебных пособий, предусматривались зарубежные стажировки для преподавателей, вводилась собственная цензура, были увеличены оклады преподавателей и профессоров, пенсия для которых после 60 лет составляла последний должностной оклад.
Сам граф Уваров считал своей труднейшей задачей развивать «образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке, с глубоким убеждением и теплою верою в истинно русские охранительные начала Православия, Самодержавия и Народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества». Но как примирить эти начала с очевидной необходимостью серьезных перемен в строе жизни страны, Уваров не знал. Когда он воспротивился сокращению учебной программы университетов, то был отправлен императором в отставку.
Крестьянский вопрос
В те годы здравомыслящие и дальновидные помещики в Тульской, Смоленской, Рязанской и Орловской губерниях взялись за обсуждение вопроса: не станет ли для них ликвидация крепостного права – при условии удержания за собою земли – выгоднее самого крепостного права? Разговоры об этом велись в дворянских собраниях при настороженном отношении власти. После европейских революций 1848 г. уже и разговоры об изменении существующего строя должны были прекратиться.
В то время в России большую часть 80-миллионного населения составляли крестьяне. Из них около 20 млн человек были «государственными», около 10 млн – удельными (принадлежащими царской семье), а также прикрепленными к заводам, фабрикам и рудникам, а 23 млн оставались крепостными душами, были личной собственностью 100 тысяч помещиков.
Мужики обязаны были исполнять барщину, т. е. три дня в неделю работать на барина, обрабатывать его землю, хотя некоторые помещики заставляли их работать и больше. Кроме того, крестьяне обязаны были поставлять барину холсты, сукно, масло, грибы, муку, дрова, овес. В тех губерниях, где трудно было заниматься земледелием, помещики отпускали крестьян на оброк. Мужики отправлялись в города, где зарабатывали кто извозом, перевозя на своей лошадке людей и товары, кто плотницким и столярным делом, кто работою в ремесленных мастерских, а самые предприимчивые и башковитые создавали свое собственное дело: свои трактиры, мастерские, фабрики. Такие платили своим хозяевам оброк уже не в 25 или 50 рублей, а в десятки тысяч.
Крестьянский вопрос на протяжении всего царствования Николая I стоял в центре его внимания. Для его решения он создал один за другим девять секретных комитетов, обсуждавших положение крестьян и предлагавших различные меры к улучшению их положения. Он прекратил проводимую Александром Павловичем практику «раздачи» государственных крестьян помещикам вместе с землями в качестве награды за службу.
В разговоре с близким к нему П.Д. Киселевым 9 мая 1834 г. император откровенно сказал о своей заинтересованности в деле преобразования «крепостного права, которое в настоящем его положении более оставаться не может». «… мы займемся этим когда-нибудь, я знаю, что могу рассчитывать на тебя. Ибо мы имеем те же идеи, питаем те же чувства в это важном вопросе, которого мои министры не понимают и который их пугает. Видишь ли, – продолжал государь, указывая рукой на картоны, стоявшие на полках кабинета, – здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи… Я говорил со многими из своих сотрудников и ни в одном не нашел прямого сочувствия, даже в семействе моем некоторые были совершенно противны. Несмотря на то, я учредил комитет из семи членов для рассмотрения постановлений о крепостном праве. Я нашел противодействие».
И император предложил Киселеву стать «начальником штаба по крестьянской части», в обход министров и братьев, великих князей Константина Павловича и Михаила Павловича. В 1837 г. было учреждено специальное V Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, начальником которого был поставлен Киселев, а в конце года отделение преобразовано в Министерство государственных имуществ во главе с Киселевым. Главной задачей нового ведомства стало изменение положения государственных крестьян – как подготовка к преобразованию положения всех помещичьих крестьян. То был локальный эксперимент реформы системы, о чем свидетельствует подготовительная работа по «переложению податей с душ на землю и промыслы», т. е. отказ от подушевого, феодального обложения к взиманию налогов по доходам, вполне капиталистическому принципу.
Самодержавный государь, он прекрасно отдавал себе отчет в несправедливости крепостного строя с точки зрения гуманности, но оказывался бессильным перед сопротивлением крупной аристократии и тысяч средних и мелких помещиков. Для разрешения коренного вопроса русской жизни государю следовало выйти за пределы существовавшей системы общественного устройства, но на это недоставало решимости и уверенности в том, что его поймут…
Во всеподданнейшем отчете III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии за 1839 г., в частности, говорилось: «В народе толкуют беспрестанно, что все чужеязычники в России, чухны, мордва, чуваши, самоеды, татары и т. п. свободны, а одни русские, православные – невольники, вопреки Священному Писанию. Что всему злу причиной господа, т. е. дворяне! На них сваливают всю беду! Что господа обманывают царя и клевещут пред ним на православный народ и т. п…Вообще весь дух народа направлен к одной цели, к освобождению, а между тем во всех концах России есть праздные люди, которые разжигают эту идею… Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством, и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же и что ныне составилась огромная масса беспоместных дворян из чиновников, которые, будучи воспалены честолюбием и не имея ничего терять, рады всякому расстройству…
Мнение людей здравомыслящих таково: не объявляя свободы крестьянам, которая могла бы от внезапности произвести беспорядки, – можно бы начать действовать в этом духе. Теперь крепостные люди не почитаются даже членами государства и даже не присягают на верность Государю. Они состоят вне закона, ибо помещик может без суда сослать их в Сибирь.
Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться, когда начнется снизу, от народа. Тогда только мера будет спасительна, когда будет предпринята самим правительством тихо, без шуму, без громких слов и будет соблюдена благоразумная постепенность. Но что это необходимо и что крестьянское сословие есть пороховая мина, в этом все согласны».
Отдадим должное жандармским аналитикам, точно поставившим диагноз состоянию империи и народа, а также предложившим разумные меры разрешения назревающего кризиса – реформу системы. Николай Павлович все это читал в 1840 г.
Чего страшился российский самодержец?
Дворянского мятежа. Николай Павлович не решался пойти наперекор дворянам, отнять у них их собственность – крестьян и землю.
Показателен диалог царя и витебского, могилевского и смоленского генерал-губернатора в конце зимы 1842 г. на заседании Государственного совета при обсуждении продолжения киселевской реформы, перевода оброчных крепостных крестьян в свободное состояние – усилиями помещиков. Князь А.М. Голицын сказал, что она будет иметь смысл лишь в том случае, если освобождение крепостных станет обязательным для помещиков. На это Николай Павлович ответил: «Я, конечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не решусь… это должно быть делом их доброй воли, и только опыт укажет, в какой степени можно будет перейти от добровольного к обязательному». 2 апреля 1842 г. он подписал этот «куцый закон», над которым помещики откровенно смеялись.
Кроме того, он опасался мужицких волнений. Как воспримут 20 млн мужиков известие о воле? Не захотят ли сразу захватить всю землю у помещиков? Не начнется ли новая крестьянская война?… В 1841 г. во всеподданнейшем докладе III Отделения прямо говорилось: «Мысль о свободе крестьян тлеет между ними беспрерывно. Эти темные идеи мужиков все более и более развиваются и сулят нечто нехорошее…»