одной части считают невозможным, не потрясая целого, а коснуться целого отказываются потому, что, дескать, опасно тронуть двадцать пять миллионов народу. Как же из этого выйти? Очень просто: не трогать ни части, ни целого. Так мы, может быть, дольше проживем!»
Александр Николаевич, увидев, что комитет переливает из пустого в порожнее, на одном из докладов князя Орлова написал: «Я вижу, как дело это сложно и трудно, но требую от Вашего комитета решительного заключения и не хочу, чтобы он под разными предлогами откладывал его в долгий ящик». Слова «под разными предлогами» были подчеркнуты государем три раза, в этом князь Орлов увидел явное раздражение императора. Надо было что-то предпринять.
Ощущение переходности тем нее менее витало в воздухе. Молодой генерал Дмитрий Алексеевич Милютин, служивший на Кавказе, с жадностью читал письма из Петербурга, наполненные новостями. Ему писали об учреждении «бесчисленного множества разных комитетов», возбуждении «множества разнообразнейших вопросов», хотя оговаривались, что «к сожалению, в этой кипучей деятельности правительства незаметно точно определенного направления», а некие «презренные личности пытаются противодействовать благим стремлениям Государя». Его брат Николай писал в феврале 1857 г.: «В публике господствующий разговор – об устройстве помещичьих крестьян. Я должен сознаться, что в этом отношении общественное мнение… сделало невероятный шаг. Когда вспомнишь, что было ровно десять лет назад, то невольно изумляешься, каким образом совершился этот неожиданный переворот. По всему видно, что этому движению правительство не противится и даже как будто вызывает мнения заинтересованных лиц. Говорят, что есть большой комитет для рассмотрения этого вопроса… это покрыто глубокой тайной…» Стоит заметить, что Николай Алексеевич Милютин занимал должность директора департамента в Министерстве внутренних дел, но и до него доходили лишь обрывки информации. Тем более он не предполагал, что ему суждено будет стать одним из главных деятелей «революции сверху».
Спустя несколько месяцев Секретный комитет собрался в полном составе для обсуждения своего отношения к вопросу об эмансипации, но его члены не смогли прийти к единому решению. Были составлены три противоречащие друг другу записки. Князь П.П. Гагарин полагал полезным отложить освобождение крестьян на 25 лет, барон М.А. Корф советовал передать решение этого вопроса дворянству, коему и принадлежат «крестьянские души», а генерал Я.И. Ростовцев попросту предложил вернуться к законам 1803 г. о «вольных хлебопашцах» и 1842 г. об «обязанных крестьянах», т. е. к тем полумерам, которые были предприняты дядей и отцом государя. Единственное, в чем сошлись все члены комитета, было определение этапов упразднения крепостного состояния: 1) приготовительный, 2) переходный и 3) понудительный. Сроки же этих этапов престарелые сановники, большинству из которых было около 70 лет, решили не указывать. И правитель дел комитета В.П. Бутков довольно потирал руки: «Мы снова схоронили крепостной вопрос!» Но они рано радовались.
Император Александр Николаевич, недовольный разномыслием и бездеятельностью комитета, в августе 1857 г. назначил его членом своего брата, великого князя Константина Николаевича, горячего приверженца эмансипации. И дело стронулось с места. На заседаниях 14 и 17 августа 1857 г. комитет конкретно обсудил вопрос о первоначальных мерах по подготовке освобождения помещичьих крестьян, а также о гласном обсуждении дел. Константин Николаевич доказывал, что гласность успокоит крестьян и даст возможность обществу принять более деятельное участие в разработке реформы. Старики это предложение безусловно отвергли, тем не менее тридцатилетний великий князь, полный энтузиазма и энергии, придал сильное ускорение работе комитета.
В лабиринтах споров
Государь действовал осторожно. Объяснялось это не столько недостатком личной смелости, ее-то как раз хватало, сколько осмотрительностью, государственной целесообразностью. В крестьянском вопросе, как в тугом узле, переплелись проблемы экономические, социальные и политические. Вот сильно обострился финансовый вопрос. Министр финансов П.Ф. Брок доложил, что дефицит бюджета простирается до 80 млн рублей и таким же ожидается в будущем году. А ему предлагают, чтобы государство выплачивало помещикам компенсацию за крестьян и за крестьянскую землю… Или погодить с этим?
Выгодно или невыгодно вести помещичье хозяйство силами крепостных мужиков? Может, лучше переходить на свободную наемную рабочую силу? Об этом размышляли, об этом спорили не только в петербургских кабинетах.
Ушедший в отставку генерал Л.В. Дубельт беспокоился о судьбе своих имений. «Наше правление стоит на самой середине между кровавым деспотизмом восточных государств и буйным безначалием западных народов, – рассуждал он. – Оно самое отеческое, патриархальное, и потому Россия велика и спокойна… Ниспровергни у нас существующий порядок – посмотри, что будет! Если бы крестьяне сделались свободы, они получили бы свободу без земли, потому что ни один помещик своей земли не отдаст добровольно, а правительство наше слишком правосудно, чтобы отнять у нас нашу собственность и лишить нас последнего куска хлеба… И что ж бы вышло? Крестьяне наши, сделавшись вольными, но не имея земли, пустились бы приискивать себе род жизни и пропитания по городам, деревни опустели бы, как во Франции, Германии, – и пошла потеха! Ибо в городах такое чудовищное стечение голодных желудков наделало бы тех же бед, какие происходят в Западной Европе… Мне кажется, что Россия держится именно своею помещичьею организациею… Итак, я уверен, что наша Россия велика, сильна и богата от того: 1) что в ней Государь самодержавный, 2) что в ей есть помещик с властию над крестьянами и 3) от того, что в ней есть крестьянин, который кормит и себя, и помещика, и горожанина, и купца, и солдата, и вельможу, и самого Государя».
Но не все помещики думали так. 7 октября 1856 г. великая княгиня Елена Павловна представила государю подробный план освобождения принадлежавших ей 15 тысяч крестьян обоего пола в десяти ее имениях Полтавской губернии. Записка «Предварительные мысли об устройстве отношений между помещиками и крестьянами» была разработана Н.А. Милютиным, который видел в ней программу «действий для освобождения в Полтавской и смежных губерниях крестьян тех помещиков, которые сами того пожелают». По сути дела, молодой чиновник Министерства внутренних дел разработал для всей России модель освобождения помещичьих крестьян. Сознавая это, план был представлен от имени великой княгини и за ее подписью.
Александр Николаевич 19 октября с одобрением отозвался на инициативу тети, но уклонился от ее предложения об указании «общих начал освобождения» и позволении на организацию совещаний с помещиками соседних с нею имений. Он одобрил ее намерения, но заключил, что не может ныне положительно ей указать общие основания для руководства в столь сложном и важном деле и потому он «ввиду многих различных условий, которых значение может быть определено только опытом, выжидает, чтобы благомыслящие владельцы населенных имений сами высказали, в какой степени они полагают возможным улучшить участь своих крепостных на началах, для обеих сторон неотяготительных и человеколюбивых». Тем не менее работа над планом продолжалась при содействии сподвижников Милютина – К.Д. Кавелина, В.А. Черкасского, некоторых землевладельцев Киевской и Полтавской губерний. План обсуждался в Петербурге, а 1 февраля 1859 г. был утвержден Александром II. Главная идея плана – дарование крестьянам личной свободы при наделении полевой надельной землей в собственность за выкуп – стала основой реформы 19 февраля 1861 г.
Но до этого еще предстоял трудный путь. Пока же шел месяц за месяцем после мартовского заявления царя, после ставшего известным плана великой княгини, а «благомыслящие помещики» молчали. Точнее, отзывались немногие.
Представитель столбового русского дворянства Юрий Федорович Самарин после окончания Московского университета поступил на государственную службу. Они не понаслышке знал положение крестьян в центральных губерниях России и на ее северо-западных окраинах. «Прежде принять чужого беглого крестьянина почиталось делом бесчестным, – писал в одном из своих писем Самарин, – теперь же все это делают по необходимости, и никто не жалуется. Помещики, возделывающие свекловицу, зазывают баб из соседних деревень. Они приходят тысячами и договариваются о цене… Потребность вольного труда так велика, стремление рабочих сил к нему так неудержимо, что притязания, основанные на букве устарелого закона, как бы умолкли». Итак, свободный труд крестьянина – уже не только реализация чувства гуманности, но и акт экономической целесообразности, доказывал Самарин. Но как освобождать крестьян: с землей или без земли? Оставлять ли им те наделы помещичьей земли, на которых они фактически трудятся ради своего обеспечения, или заставить их просто покупать землю у помещиков?
Самарин указывал на невозможность безземельного освобождения крестьян: «Крепостные крестьяне твердо убеждены в своем праве на землю; они не допускают, не понимают, чтобы, с приобретением личной свободы, это право могло отойти от них. Можно поручиться, что предложенную им на таких условиях свободу они встретили бы как насильственную экспроприацию [их земельных наделов] и что пришлось бы вводить ее картечью и штыками». Но юридически земля принадлежала помещикам. Как решиться отобрать у них их собственность? На этом вопросе споткнулся Николай Павлович, и его сын задумывался, как повести дело. Помог случай.
В октябре 1857 г. в Петербург приехал генерал-губернатор Виленской, Ковенской и Гродненской губерний В.И. Назимов. В этом северо-западном крае дворяне приступили к обсуждению вопроса об участи своих крестьян и высказали пожелание, чтобы крепостное право было отменено, а земля осталась у помещиков. Стоит заметить, что вовсе не человеколюбие двигало помещиками: им предстояло переходить на систему инвентарей, что сильно стесняло бы их самоуправство в отношениях с крестьянами. Это обстоятельство и подвигло их к намерению об уничтожении крепостного права, правда при условии сохранения за помещиками прав собственности на всю землю. 18 октября Назимов просил, чтобы государь ответил на обращенный к нему адрес дворянского сообщества. Александр II хорошо знал Владимира Ивановича Назимова, состоявшего при нем в бытность его наследником и достойно показавшего себя на посту попечителя Московского учебного округа в 1853–1855 гг., да и ходатайство дворян его порадовало. Он ответил согласием.