Что он переживал? Нам это трудно даже вообразить, вероятно, не только радость и усталость, но и тревогу.
В Государственном совете при голосовании проектов по делам освобождения голоса разделились: 30 против 15, 14 против 31 и т. д. Он утвердил мнения эмансипаторов, даже если они оказывались в меньшинстве.
На последнем заседании Государственного совета Александр Николаевич прочитал вслух полученное им анонимное письмо, в котором его винили в пренебрежении к закону, в грабеже чужой собственности, предупреждали о «ножах», которые «точат на него и на все его семейство»… Но он не дрогнул.
19 февраля после совершения Литургии в Большой дворцовой церкви, после завтрака в семейном кругу с неизменной чашкой кофе император направился в свой кабинет. По дороге еще раз зашел в церковь и помолился.
В кабинете государственный секретарь В.П. Бутков выложил ему все документы. И обыкновенным гусиным пером, часто макая его в чернильницу, Александр II подписал манифест, Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, и 16 других законодательных актов, в которых излагались условия освобождения крестьян в различных частях империи.
Буря самых разных чувств поднялась в душе императора. И, повинуясь сердечному зову, он пошел в комнату дочери. Великая княжна Мария Александровна играла с фрейлиной. Она удивилась, увидев взволнованное лицо отца. Он обнял дочку и крепко расцеловал. «Сегодня лучший день в моей жизни!» – сказал он. Фрейлина Анна Тютчева с удивлением увидела в глазах императора слезы. Вечером Александр Николаевич записал в дневник: «День совершенно спокойный, несмотря на все опасения».
5 марта 1861 г., в Прощеное воскресенье, император сам объявил об освобождении в Михайловском манеже, на разводе военных частей. Впервые народу было позволено войти в манеж, и все слушали государя, затаив дыхание. «Ура!» – кричали лишь солдаты. Простолюдины молчали, не зная, позволено ли им выражать свои чувства, но на улицах государя встретили громкие восторженные крики. На Царицыном лугу в тот день было народное гулянье, около двух часов дня царская карета свернула туда. Едва народ увидел государя, толпа заколыхалась, шапки полетели вверх, раздалось дружное и мощное «ура!». Восторг переполнял сердца людей. Хотя акт освобождения касался только 23 млн крепостных душ, большинство российских подданных сознавало историческое, поворотное значение события для всей истории России.
В тот день в столицах манифест читали во всех церквях после Литургии, а в течение марта во все губернии и крупные города были направлены генерал-адъютанты и флигель-адъютанты государя для оглашения манифеста. В сельских церквях его читали с амвона священники.
Что получили крестьяне?
Основные положения сводились к следующему:
– крестьяне получали личную свободу без всякого выкупа помещику;
– они получали личные и имущественные права (свободно вступать в брак, иметь движимую и недвижимую собственность, заниматься торговой и промышленной деятельностью, переходить в другие сословия, переезжать с места на место, поступать на военную службу);
– в течение определенного времени тем не менее сохранялось их положение временнообязанных, точнее, до приобретения ими в полную собственность своих поземельных угодий. Кроме того, до введения в действие уставных грамот они оставались обязанными отбывать несколько урезанные повинности барщины или платить оброк;
– в деревне вводились начала самоуправления (в сельском обществе дела решались общим сходом, избирался староста; общества соединялись в волости, там на волостном сходе избирались волостное правление и волостной крестьянский суд). В то же время помещик сохранял «право надзора» судебного и полицейского на пространстве принадлежащего ему имения на правах «попечителя сельского общества»;
– крестьянин получал в пользование свой земельный надел, тот полученный от помещика участок земли, который он обрабатывал для пропитания своей семьи; размер надела определялся либо по добровольному соглашению с помещиком, либо в соответствии с установленным положением (в нечерноземной полосе от 1 до 7 десятин, в черноземной – от 1 до 6 десятин; в степной полосе – от 3 до 12 десятин [1 десятина равна примерно 1,1 гектара]);
– собственно реализацией положения должны были заниматься мировые посредники из местных дворян, в их функции входило утверждение уставных грамот между помещиком и крестьянами, разбор споров между ними, надзор за органами крестьянского самоуправления;
– государство выплачивало помещикам 80 % стоимости земли, переходившей к крестьянам; оставшиеся 20 % должны были выплачивать сами крестьяне своим бывшим господам, а 80 % стоимости – государству в течение 49 лет из расчета 6 % годовых.
Названные условия показались многим мужикам вполне удовлетворительными, но у иных вызвали недовольство, у некоторых и ярый протест. В общем-то все ожидали большего.
Ожидали немедленного и полного разрыва отношений с помещиками, но власти установили двухлетний переходный период. Ожидали «справедливого», с мужицкой точки зрения, разделения земли, а получили наделы, на которых трудно было прокормиться. Мало того, закон устанавливал систему отрезков, согласно которой от крестьянских наделов могли отрезаться или прибавляться до «нормы» участки пахотной земли, причем часто совсем в стороне от основного надела. Во владении помещиков оставались все леса, луга, выгоны для скота и водопои, которыми крестьяне могли пользоваться за дополнительную плату.
Наконец, сама земля, которую получал во владение крестьянин, становилась не его личной собственностью, а собственностью общины. Без позволения общины крестьянин не имел права распоряжаться своим наделом. Выход из общины был сильно затруднен необходимостью погашения недоимок и выплатой вперед различных сборов, что могли позволить себе немногие богачи. Выкупные платежи повисли тяжелой гирей на мужиках.
Наделение крестьян землей носило принудительный характер: помещик обязывался предоставить надел крестьянину, а тот обязывался его принять. До 1870 г. по закону крестьянин не мог отказаться от надела. Эта мера должна была предупредить своевольство мужиков и обеспечить государство с их стороны налогами и повинностями.
Фактически 23 млн крестьян получили от 2 до 4 десятин на работника, всего 34 млн десятин, в среднем 3,4 десятины на душу, притом что для обеспечения прожиточного минимума требовалось в черноземной полосе 5,5 десятины, а в Нечерноземье – от 6 до 8 десятин. У 100 тысяч помещиков осталось 69 млн десятин.
Как повели себя крестьяне
Крестьяне сочли себя обманутыми. Они собирались вокруг местного грамотея, заставляя его снова и снова читать пункты положения, полагая, что при первом чтении что-то важное было пропущено. Когда же желаемого не находили, приходили к мысли, что документ ложный, что помещики его подменили, скрыв от них истинную царскую волю. А правды, желаемой им, мужики в присланных бумагах не находили. Во многих губерниях вспыхнули волнения.
В Туле чтение манифеста последовало 5 марта, а в деревнях – 12 марта и на народ никакого впечатления не произвело. Крестьяне не поняли манифеста и начали его по-своему перетолковывать, давая себе небывалые преимущества. На следующий день крестьяне без всякого позволения отправились в Тулу искать работу, а женам своим запретили выходить на барщину. Местный помещик растерялся и послал письмо становому приставу, прося навести порядок, но ответа не было. Растерянность воцарилась всеобщая.
Другой помещик из своего имения в северо-западной губернии писал сыну в Петербург: «Скверно у нас! Крестьяне бунтуют, не хотят отправлять барщину, собираются толпами. Флигель-адъютант с попом, предводителем, стряпчим, исправником, батальонным командиром и офицерами разъезжают по имениям, а им вслед несколько сот мужиков кричат: «Не пойдем! Мы вольные! Не позволим бить наших!» Губернатор ничего не делает, а флигель-адъютант Нарышкин, как видно, в подобных делах еще не бывал, не знает, что делать с толпой. Войска здесь мало… Нарышкину сказали, что он не флигель-адъютант, что помещики его переодели в адъютантский мундир и выдают за флигель-адъютанта! Жизнь помещиков не в безопасности… боюсь оставить свой дом, потому что и дворовые люди разбегутся, а мужики готовы все сжечь…»
18 апреля император получил телеграмму от генерал-майора свиты А.М. Дренякина: «С сокрушенным сердцем всеподданнейше доношу. Сегодня вынужден был употребить 41 пулю Казанского полка против бунтовавших в селе Кандеевке, гнезде возмущения, разлившегося по соседним уездам Пензенской и Тамбовской губерний: убито 8, ранено 26, но не повинились. Удалось захватить толпу с разных сел трех уездов 410 человек, и только после наказания главных зачинщиков первой категории шпицрутенами 29, второй – розгами 16, остальные покорились, кажется, чистосердечно, и прощены».
20 апреля в Зимнем дворце в Петербурге была получена вторая телеграмма генерала Дренякина: «Имею счастье всеподданнейше поднести, что чудовищное неповиновение исчезает. Окрестные селения, выдавая зачинщиков, присылают хлеб-соль. Все ожило! Работы начались!»
Как повели себя дворяне
В первые годы проведения крестьянской реформы положение в русской деревне было трудным, как и во всякий переходный период. В такие годы и крестьянское, и помещичье хозяйства слабеют. Многие помещики оказались неспособными вести свое хозяйство с наемными рабочими, со своим инвентарем, на все это у них не хватало капиталов. Тем более средств не хватало на проведение каких-либо улучшений. В черноземных губерниях помещики были вынуждены большую часть земли отдавать крестьянам в краткосрочную аренду. В нечерноземных губерниях помещики зачастую своей запашки не имели вовсе, их хозяйства быстро приходили в упадок, земли распродавались купцам и деревенским богатеям. А последних имелось немало.
Дворянство оказалось расколотым по отношению к крестьянской реформе. Его крепостническое течение было занято вопросом о политической компенсации, которую могло получить дворянство от власти, дабы сохранить свое господствующее положение в обществе. В само