Немалую роль продолжал играть и внешний фактор – Запад, который оставался нормативной моделью «современного общества», а также присутствовал в России в форме иностранных инвестиций и займов. На протяжении всего XIX в. и начала XX в. российский бюджет сводился с дефицитом, причем большую его часть составляли непроизводительные расходы (армия, государственный и административно-полицейский аппарат). Финансовые возможности национального капитала росли медленно. Поэтому иностранные инвестиции в 1880-1890-х гг. играли важную роль в обеспечении индустриализации, особенно в новых промышленных районах на юге империи. Иностранные займы, преимущественно от французских, немецких и других европейских банков, оказались необходимы для покрытия расходов на ведение Русско-японской войны 1904–1905 гг. и ее последствий, а также для покрытия государственных расходов в условиях сокращения доходов государства под влиянием разраставшегося революционного движения. Однако такое решение текущих финансовых проблем создавало возможности для кредиторов России оказывать определенное влияние на политику государства.
Власть поддерживала экономический рост национального хозяйства, слабо сознавая, что он обеспечивается развитием всего общества и первое без второго невозможно. Как только в начале ХХ в. был исчерпан потенциал развития, созданный Великими реформами, рост прекращается. И лишь продолжение реформ, предпринятое властью под давлением революции 1905 г., создало возможности для развития и роста. Но и они были стеснены нерешенностью стержневого – земельного – вопроса, а также неблагоприятными внутренними и внешними факторами.
В конце XIX в. в России формируется новая сила, альтернативная монарху и государству, – либерально-революционные группы интеллигентов-разночинцев. Эта сила по-иному ставила вопрос о будущем модернизации, отвергая как ее продолжение, так и тем более ее сдерживание. Главным для этой силы был вопрос политический, вопрос о власти, с решением которого, были уверены как европеизированные либералы, так и нетерпеливые революционеры, развитие России пойдет широко и успешно. Вместо реформ предлагалась революция. Эта идея еще не имела широкой социальной опоры, но уже укоренилась в общественном сознании как альтернатива «слишком медленным преобразованиям».
Власть не принимала всерьез либеральных говорунов, тем более радикалов, заговаривавших о социализме и коммунизме. Противоречия и конфликты, порождаемые переходным состоянием общества, власть принимала за недостатки модернизации, стремясь не разрешать их, а подавлять. Внутри правящей элиты продолжалась борьба за темпы, характер и сферы модернизации, немалое влияние на исход которой оказывали монархи. Социальную активность дворянского общества, отчасти и иных социальных слоев – интеллигенции (разночинцев) и буржуазии, разбуженную в эпоху Великих реформ, власть старательно подавляла, тем самым постепенно ослабляя свою социальную поддержку.
Постепенно возникала оппозиция власти, цели и деятельность которой быстро становились радикальными. Никто не хотел зла России, все хотели блага, но понимали его каждый по-своему и исходя из собственных интересов. Нараставшие в ходе модернизации противоречия можно было разрешить сверху, волею власти. Но их разрешила Великая революция 1917 г.
Контрреформы или замедленная модернизация?
Ранее была отмечена роль личностей Царя-Освободителя и его сподвижников, например братьев Д.А. Милютина и Н.А. Милютина, в процессах Великих реформ. Стоит отметить и обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева (1826–1907) в роли глашатая охранительства в новое царствование, благосклонно принятого новым государем. Роль личностей в историческом процессе бывает весьма значима.
В письме к новому царю от 6 марта 1881 г. Победоносцев писал: «…Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надо уступить так называемому общественному мнению, о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это явно для меня как день. Безопасность ваша этим не оградится, а еще уменьшится. Безумные злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ним на живот и на смерть. Победить нетрудно: до сих пор все хотели избегать борьбы и обманывали покойного государя, Вас, самих себя, всех и все на свете, потому что то были люди не разума, силы и сердца, а дряблые евнухи и фокусники». И то был не единственный голос, к которому прислушивался 37-летний государь. Узнав об отрицательном отношении консервативного реформатора, канцлера Германской империи О.Бисмарка к продолжению реформ в России, Александр III потребовал, чтобы его министры поняли доводы «железного канцлера» и «не задавались бы несбыточными фантазиями и паршивым либерализмом».
Итак, по всей очевидности – «откат» после «забегания» либеральных реформаторов слишком далеко вперед. Попробовал было новый министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев предложить в 1882 г. проект созыва к коронации нового государя совещательного Земского собора, но его быстро осадили и отправили в отставку. В том же году введены были новые «временные правила» о печати, усиливавшие административный надзор за периодическими изданиями; издан циркуляр Министерства народного просвещения об усилении дисциплинарных взысканий в средних учебных заведениях, а пять лет спустя его дополнил циркуляр о запрещении принимать в гимназии «кухаркиных детей»; в августе 1884 г. был введен новый университетский устав, ликвидировавший былую автономию университетов.
В начале 1885 г. в журнале «Русский вестник» была опубликована статья А.Д. Пазухина, близкого к министру внутренних дел Д.А. Толстому, ставшая манифестом осмелевшей дворянской реакции. Там предлагалось отказаться от реформ, за исключением крестьянской, и от «пагубных перемен» вернуться к привычному сословному строю.
Однако показательно, что лишь много позднее, в 1889 и 1890 гг., власть ввела институт земских начальников в деревне и новое Городовое положение, вернувшее ситуацию к большей устойчивости в деревне и более полной там власти администрации. «Откат»? Но вот другой вопрос: а была ли готова Россия жить по новым, либеральным социально-политическим «правилам»? В какой мере предлагаемая правящими реформаторами западная модель реформ отвечала традиционным основам жизни государства и общества?
Свой ответ на эти вопросы предложил Борис Николаевич Чичерин (1828–1904, дядя будущего наркома иностранных дел). Чичерин, будучи представителем старого дворянского рода и профессором юридического факультета Московского университета, по своим взглядам входил в круг великой княгини Елены Павловны, составлявший интеллектуальный центр Великих реформ. Со студенческих лет он был дружен с однокурсником Победоносцевым и ему адресовал весной 1881 г. свое послание «Задачи нового царствования» для передачи молодому государю.
«Страшной катастрофой завершилось одно из величайших царствований в русской истории… Но еще более политический мыслитель смущается при виде того наследия, которое этот благодушный государь, сеятель свободы на русской земле, оставляет своему преемнику. Казалось бы, что совершенные преобразования должны были поднять русскую жизнь на новую высоту, дать крылья слишком долго скованному народному духу. А между тем в действительности произошло не то.
Вместо подъема мы видим упадок и умственный, и нравственный, и отчасти материальный… Повсюду неудовольствие, повсюду недоумение. Правительство не доверяет обществу, общество не доверяет правительству. Нигде нет ни ясной мысли, ни руководящей воли. Россия представляет какой-то хаос, среди которого решимость проявляют одни разрушительные элементы, которые с неслыханной дерзостью проводят свои замыслы, угрожая гибелью не только правительству, но и всему общественному строю…
Причины зла кроются гораздо глубже; они заключаются в самом состоянии русского общества и в той быстроте, с которою совершились в нем преобразования. Всякое общество, внезапно выброшенное из своей обычной колеи и поставленное в совершенно новые условия жизни, теряет равновесие и будет некоторое время бродить наобум».
Далее Чичерин перебирает те возможные способы выхода из возникшего положения, которые были на слуху в обществе, и отвергает их все: «Лекарство не заключается в прославляемой ныне свободе печати… Еще менее лекарства заключается в удовлетворении так называемых требованиях молодежи… Лекарство не лежит и в административных реформах… в даровании политических прав… и в улучшении хозяйственного быта крестьян», ибо «разложение общины совершится неизбежно; она не устоит против свободы».
«Злоба дня состоит в борьбе с социализмом, – утверждает Чичерин. – Социализм не распространен в массах, которые остались чуждыми этой заразе. Русское правительство имеет дело с сравнительно небольшой шайкой… Но эта шайка ведет дело разрушения с такой энергией и с таким постоянством, каких слишком часто, увы, недостает в правительственных сферах. Бороться с нею можно только тем же оружием… Всякое послабление было бы гибелью, всякое старание держаться пути закона будет признаком слабости. Без сомнения, подобная борьба потребует новых жертв. Погибнут и невинные; падут, может быть, и некоторые из лучших сынов отечества… Одних полицейских и карательных мер недостаточно, однако, для врачевания разъедающего нас зла. Надобно… поднять здоровые элементы и обуздать те, которые дают пищу разрушительным силам. Что же для этого требуется? Разумное руководство».
Чичерин отвергает возможность использования привычных «орудий правительства»: высшей аристократии и бюрократии, которые «износились совершенно и кроме гнили ничего в себе не содержат» и «не способны служить руководителями общества». Выход он видит в обращении к обществу – «не с тем, чтобы почерпать из него несуществующую в нем мудрость, а с тем, чтобы воспитать его к политической жизни, создавши для него такие условия, при которых возможно правильное политическое развитие».