Три столетия реформ и революций в России — страница 60 из 80

Судя по всему, они были искренне убеждены, что старый мир кончился и новый мир начинает строить новый передовой класс, устанавливающий свою этику и свою мораль. Революционный профессор Залкинд прямо заменяет библейские Десять заповедей на новые заповеди классовой борьбы: «Не укради эксплуататорской библии (так в тексте. – А. Я.) давно и хорошо было заменено этической формулой товарища Ленина: «грабь награбленное»…

«Не убий для буржуазии было ханжеской заповедью. Пролетариат – первый в истории класс, который не прибегает к ханжеству – подойдет к этому правилу вполне откровенно, строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы – диалектически. Если человек крайне вреден, опасен для революционной борьбы… ты имеешь право его убить, т. к. метафизической самодовлеющей ценности человеческой жизни для пролетариата не существует.

Чти отца – пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-пролетарской точке зрения… Других же отцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать… если это оказалось безуспешным, дети этически вправе покинуть таких родителей, т. к. интересы революционного класса важнее блага отца».

Однако в русском обществе еще оставались здоровые начала, проявившиеся в брачном бойкоте комсомолок и комсомола, в верности семье. Власть к концу 1920-х гг. осознала опасность этического нигилизма. И вслед за НЭПом в социально-экономической жизни начинается новая политика в сфере морали, отсекаются крайности свободной любви, возвращаются традиционные семейные ценности и нормы морали, правда, без упоминания их «буржуазного» происхождения. Позднее пришлось решать возникшую в годы Гражданской войны проблему беспризорников, детей, потерявших родителей, к которым добавились «дети крылатого Эроса» – их воспитателем стало Советское государство.

Большевики стремились уничтожить историческую память народа. Для этой цели не только отменили преподавание истории в школах, сносили памятники, но и меняли название городов: Санкт-Петербург стал Ленинградом, Екатеринбург – Свердловском, Царицын – Сталинградом, Пермь – Молотовом, Луганск – Ворошилоградом, Самара – Куйбышевом и т. д.

И все же молодое поколение с готовностью отзывалось на возвышенные цели партии и государства. Разворачивается движение за «коллективизацию быта». К весне 1930 г. только в Ленинграде возникло 110 коммун с десятью тысячами «коммунаров», отказавшихся от «устаревшего» семейного быта. Энтузиасты строят новые дома-коммунны, в которых были жилые помещения – однокомнатные квартиры без кухни, и общественный сектор – общая для всех жильцов фабрика-кухня со столовой, общие клуб, ясли, детский сад. Но человеческая природа неизменяема. Возникали споры, конфликты… и вскоре движение «коммунаров» сошло на нет.

В то же время, по точному наблюдению А.С. Панарина, коммунистическая идеология претендовала на замену традиционной «духовной христианской цензуры над повседневной жизнью» людей, а партия неформально обрела в жизни советского общества функции «Церкви». «Идеология КПСС интенционально – по замыслу – была идеологией бедных, живущих катакомбной жизнью, тех, кто вне буржуазных законов и вне буржуазных благ. Но и как институт партия выполняла роль прихода, являющегося и молельней, и исповедальней, и последним прибежищем тех, для кого формализм обычных гражданских институтов оборачивался бессердечной неотзывчивостью».

Так формировалась новая общность людей – советский народ, в мировоззрении которого противоречиво сочетались элементы традиционных христианских и новые коммунистические ценности.


А век поджидает на мостовой,

Сосредоточен, как часовой.

Иди – и не бойся с ним рядом встать.

Твое одиночество веку под стать.

Оглянешься – а вокруг враги;

Руки протянешь – и нет друзей;

Но если он скажет: «Солги», – солги.

Но если он скажет: «Убей», – убей…

О мать революция! Не легка

Трехгранная откровенность штыка…

(Э. Багрицкий. ТВС. 1929)

Советская власть и наука

Наконец, развитие науки как важной производительной силы современного индустриального общества также было целью новой власти в России, но так же, как и развитие экономики, осложнялось господством идеологии.

В 1918 г. в Наркомпросе создан Научный отдел и в ВСНХ – Научно-технический отдел для организации научного обслуживания промышленности и координации прикладных научно-технических работ. Тысячи ученых и технических специалистов покинули Россию, но тысячи оставшихся, хотя и находились в тяжелом материальном положении, получили возможности для продолжения и развития своей деятельности – при прямой поддержке государства, чего не было до революции. Создавались новые научно-исследовательские институты: Государственный оптический (1918), Центр аэрогидродинамический (ЦАГИ, 1918), Государственный гидрологический (1919), Биологической физики (1919), прикладной химии (1919), прикладной минералогии и металлургии (1919), биологической химии (1920), по изучению Севера (1920), Петроградский физико-технический (1921), Государственный радиевый (1922) и др. Возникли сети научно-исследовательских центров здравоохранения (к 1941 г. насчитывалось около 300 научно-медицинских учреждений) и сельского хозяйства (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук, ВАСХНИЛ, 1929). Новые научные центры, ориентированные на решение фундаментальных научных и народно-хозяйственных задач, возглавили Н.Е. Жуковский, А.Н. Бах, А.Ф. Иоффе, В.И. Вернадский и другие русские ученые.

Гуманитарные исследования стали контролировать Социалистическая академия общественных наук (Коммунистическая академия, 1918), Институт Маркса и Энгельса (1921), Институт истории партии (1920).

Старые научные учреждения в системе Академии наук расширили свою деятельность, а их число выросло вдвое. Академия была признана высшим научным учреждением, с 27 июля 1925 г. – Академия наук СССР. В 1936 г. в систему Академии наук были переданы учреждения Коммунистической академии. К началу 1941 г. в ее составе работало 167 научных учреждений (78 институтов и их объединений).

Итак, революция раскрепостила научное творчество ученых, более того, обеспечила прямую поддержку государства – все это вполне соответствовало цели модернизации общества. Однако идеологическая сущность государства так или иначе оказывала негативное влияние на науку, сдерживая ее развитие, а то и препятствуя ему.

Ранее было упомянуто о высылке из СССР осенью 1922 г. на «философском пароходе» (немецких пароходах «Пруссия» и «Обербургомистр Хакен») более 60 видных деятелей русской культуры. Зарубежная Россия эмигрантов получила когорту блестящих ученых и интеллектуалов, но их потеряла наша страна, да и сами они не радовались эмиграции.

Этому предшествовала интенсивная подготовка власти, рассматривавшей свободно и независимо мыслящих интеллектуалов как потенциально опасных врагов. НЭП был отступлением не только в экономике, но и общественной жизни. Открывались частные книгоиздательства, возникали объединения ученых и литераторов. Большевики забеспокоились возникшей «контрреволюцией в умах» и начали наступление на инакомыслящих.

В начале 1922 г. заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК РКП(б) А.С. Бубнов опубликовал статью «Идеология буржуазной реставрации в первоначальный период НЭПа», в которой указал на опасность «проповеди экономического либерализма», «академической контрреволюции» и «расцвета идеализма и поповщины».

3 июня 1922 г. председатель ГПУ Ф.Э. Дзержинский представил в Политбюро ЦК РКП(б) докладную записку «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». Он писал: «Тревожным симптомом организации будущего сплоченного контрреволюционного фронта является стихийное нарождение значительного числа частных общественных союзов (научных, экономических, религиозных и пр.) и частных издательств, вокруг которых группируются антисоветские элементы… Главной ареной борьбы против Советской власти антисоветской интеллигенцией избраны: высшие учебные заведения, различные общества, печать, различные ведомственные съезды, театр, кооперация, тресты, торговые учреждения и в последнее время религия и др…Общее положение Республики выдвигает необходимость решительного проведения ряда мероприятий, могущих предотвратить возможные политические осложнения» (Луб, с. 32, 34). Политбюро 8 июня приняло решение составить списки «верхушек враждебных интеллигентских группировок» для их высылки из страны и в отдаленные местности СССР (Оренбургская губерния, Киргизия, Туркестан).

Чекисты просматривали списки делегатов прошедших в последнее время профессиональных съездов врачей, агрономов, инженеров, адвокатов, выделяя потенциально опасных деятелей. Составляли списки преподавателей высших учебных заведений и литераторов, проявивших немарксистские воззрения.

20 июня 1922 г. заместитель председателя ГПУ И.С. Уншлихт под грифом «сов. секретно» направляет записку Сталину с напоминанием: «…представляется крайне необходимым спешное проведение намеченной операции». А 2 августа он уже направляет Сталину два списка «антисоветской интеллигенции Москвы и Петрограда». В них вошли профессора Московского университета, Высшего технического училища, Сельскохозяйственной академии, Института инженеров путей сообщения, Археологического института, «антисоветских агрономов и кооператоров», литераторов, включая Н.А. Бердяева, Е.И. Замятина, С.Н. Булгакова, В.В. Зворыкина, П.А. Сорокина, С.Л. Франка, Н.Д. Кондратьева, А.А. Кизеветтера, М.А. Осоргина, Н.О. Лосского, Л.Н. Карсавина, всего 171 человек.

10 августа 1922 г. Политбюро списки утвердило и предложило ГПУ «подвергнуть обыску всех, арестовать же только тех, относительно которых имеется опасение, что они могут скрыться, остальных же подвергнуть домашнему аресту» – без всякого судебного разбирательства, разумеется. Ранее, 15 мая 1922 г., Ленин предложил наркому юстиции И.Д. Курскому дополнить уголовный кодекс положением о замене расстрела как высшей меры социальной защиты «высылкой за границу». В сентябре 1922 г. в сопровождении чекистов высылаемые деятели культуры из Риги и Петрограда отплыли в Германию. Всего в изгнании оказалось около 500 человек, несколько десятков направлены в административную ссылку, для некоторых ссылка была отменена.