1941 г.
Подлинной революцией в военном деле стало создание в СССР ракетостроения и атомной промышленности. Как только положение на фронтах Великой Отечественной войны стабилизировалось, Сталин познакомился с материалами по урану из Академии наук и от разведки. К этому времени молодой ученый Игорь Васильевич Курчатов начал регулярно получать данные об использовании ядерной энергии в военных целях, добытые 2-м управлением ГРУ Генштаба Красной армии в США и Англии. Секретная информация существенно ускорила отечественные разработки проблемы.
В сентябре 1942 г. высший орган власти в стране Государственный Комитет Обороны издал распоряжение «Об организации работ по урану». Сталин очень внимательно следил за тем, что происходит вокруг Атомного проекта. Он заменил Молотова как куратора проекта на Берию, а руководителем проекта избрал Курчатова. Однако интенсивная работа по созданию А-бомбы началась в СССР лишь после взрывов американских бомб в Хиросиме и Нагасаки в 1945 г. К работам были привлечены все лучшие – без всякого преувеличения! – физики и математики в стране. Для них были созданы максимально возможные в то время материальные условия, но главное – обеспечена возможность полной свободы научного творчества.
Показательно, что в январе 1946 г. академик А.И. Алиханов направил Сталину такое письмо:
«Сов. секретно.
Уважаемый Иосиф Виссарионович!
Лаврентий Павлович Берия сообщил мне, что Вас интересуют вопросы о том, какую роль играет в современной физике исследование космических лучей…»
Записка Алиханова свидетельствует о том, что Сталин пытался разобраться во всех тонкостях физики, связанных с созданием атомного оружия.
Для организации работ был использован принцип конкуренции: руководителем завода № 817 был поставлен Курчатов, завода № 813 – профессор И.К. Кикоин, завода № 814 – профессор Л.А. Арцимович. В декабре 1947 г. Берия предлагает Сталину «Отчет о ходе научно-исследовательских работ», в котором содержится объяснение о сдвиге сроков получения плутония для первой атомной бомбы на девять месяцев и обоснование полезности разработки нескольких методов создания бомб вместо концентрации на одном методе. Это замедляло сроки реализации проекта, но в конечном счете окупалось совместным использованием трех методов: из 1 тысячи т урана можно было получить одним методом от 20 до 70 бомб, а комбинация трех методов давала от 300 до 16 тысяч бомб.
РДС (реактивный двигатель С – так называлось «изделие» в силу жесточайшей секретности) был взорван 29 августа 1949 г. Монополия Запада на атомное оружие была разрушена. Советская Россия сумела себя защитить.
В ракетостроении отставание страны было меньшим. Еще во второй половине XIX в. Н.И. Кибальчич, готовивший бомбы для убийства Александра II, и К.Э. Циолковский, провинциальный учитель математики, сумели заложить теоретические основы для создания реактивного летательного аппарата для полета человека и создания ракеты для межпланетных путешествий.
Сергей Павлович Королев (1907–1966), авиационный инженер и планерист, в 1931 г. участвовал в организации Группы изучения реактивного движения, усилиями которой в 1933 г. была построена и испытана первая советская жидкостная ракета. В послевоенные годы Королев становится Главным конструктором и организатором космической промышленности в СССР. Решая военные задачи (доставка атомной бомбы к территории вероятного противника), он видел перспективы мирного использования космоса. Первый в мире полет спутника вокруг Земли 9 сентября 1957 г. и первый в мире полет Юрия Гагарина вокруг Земли 12 апреля 1961 г. – таковы высшие достижения советской науки и промышленности к середине ХХ в.
Реализация атомного и ракетного проектов в СССР, наряду с победой в Великой Отечественной войне, стала очевидным свидетельством успешного завершения модернизации страны. Индустриализация создала возможности не просто для выстраивания обороны страны, но позволила совершить научно-технический прорыв. Была создана новая, индустриальная экономика, сформированы новые социальные силы – современная интеллигенция и рабочий класс. Наконец, определенная – фрагментарная – либерализация общественной жизни, без чего невозможно существование современного, не иерархического и не патриархального, общества, стала еще одним показателем модернизации.
Непрочитанные пророчества
В условиях тоталитарного контроля над общественной мыслью в СССР трудно было размышлять публично о перспективах развития советского общества. Но в Швейцарии эмигрант Иван Александрович Ильин (1883–1954) напряженно осмыслял путь, пройденный страной и обществом, его возможные итоги и перспективы.
В начале 1950-х гг. он не принимал всерьез рассуждений о возможности России вернуться в «дореволюционное» состояние. «Трудно разочаровывать мечтающих: занятие непопулярное и безуспешное, – писал Ильин. – Но политика строится не фантазией и не доктриной. Необходим трезвый учет действительности. Мы должны предвидеть неизбежное и невозможное.
За тридцать лет коммунистического правления Россия потеряла свое имущество, свою оседлость… Как только отпадет советский террор, вся Россия сдвинется с места в стремлении к освобождению, к возврату на насиженные родные места, к восстановлению своих прав на недвижимость, к разысканию членов своей семьи, к отмщению или просто к уходу из северного климата…
Наконец, само возникновение небольшевистской или антибольшевистской власти трудно себе представить в том порядке, что Россия будет отвоевана у коммунистов эмигрантскими демократическими партиями или что эти партии будут нарочито проведены к власти победоносными американо-немецкими штыками. На самом деле диктатура встанет изнутри… Перед этой исторически неизбежной диктатурой русский народ будет отыскивать свои «насиженные места» и «права» хаотическим самотеком…»
Ильин размышлял о будущем русского народа не как объединении производителей и потребителей, а как эволюции духовной общности. Он не обольщался, считая, что и после падения тоталитарного режима «долголетний моральный разврат будет преодолеваться медленно, ибо люди отвыкают от лояльности, прямоты, мужества, самостоятельности, независимых убеждений, правдивости, взаимного убеждения и доверия. А до тех пор, пока это обновление духа не состоится, надо предвидеть, что всякая попытка ввести в стране последовательный демократический строй будет приводить или к правлению черни (т. е. массы нравственно разнузданной и не лишенной чувства собственного достоинства, не имеющей ни чувства ответственности, ни свободной лояльности), или же к новой тоталитарной тирании справа».
В статье «Изживание социализма» он анализировал ту западную модель современного общества, которую большевики пытались реализовать в России. «Почему русская интеллигенция тянула прежде к социализму? Потому что она, почти утратив христианскую веру (под влиянием западного рассудочного «просвещения»), удержала христианскую мораль и хотела социального строя, т. е. свободы, справедливости и братства (к коим она по недоразумению пристегивала и равенство). Ей внушали, и она воображала, будто социализм есть единственный путь к социальному строю… Мы, русские христиане, по-прежнему будем искать в России социального строя. Однако на основах частной инициативы и частной собственности, требуя от частноинициативного хозяйства, чтобы оно блюло русские национальные интересы и действительно вело к изобилию и щедрости, а от частных собственников – справедливого и братского хозяйствования».
В те же годы по другую сторону Атлантического океана американский дипломат и историк Дж. Кеннан в условиях разгоравшейся холодной войны двух мировых систем исследовал природу и перспективы развития советского общества и коммунистической системы.
К «текущим факторам» слабости советской системы он относил «физическую и духовную усталость» народа, подорванного десятилетиями лишений и репрессий, лишенного пылкой «веры и самоотверженности по отношению к режиму», и послевоенную разруху. Глубинная слабость этой системы, «пытающейся жить за счет унижения человека», проистекала из ложных, противоречащих здравому смыслу и человеческой природе принципов, на которых она была основана. Однобокое развитие тяжелой промышленности за счет ограбления потребителя и деревни, предвидел Кеннан, будет не только тормозить экономический прогресс Советского Союза, но и подрывать ресурсные возможности распространения его влияния в мире. Системным фактором слабости советской системы Кеннан считал политическую неукорененность режима в обществе, что проистекало из глубокого разрыва между народом и правящей партийной номенклатурой, чья власть основана на «железной дисциплине и беспрекословном повиновении, а не на искусстве компромисса и взаимного приспособления». «Кремлевская правящая группа отчуждена от собственного народа, – говорил Кеннан на совещании в 1948 г., – в критический час системе не на кого будет опереться», что и подтвердилось в 1991 г. Он советовал американским политикам помочь тем тенденциям, которые приведут к развалу или размягчению советской власти, заключая, что «при условии успеха нашей нынешней политики русские разгромят сами себя».
Иначе говоря, Кеннан не исключал возможности коренной реформы советской системы и эволюционного развития советского режима. Для этого у него были некоторые основания.
Возможность политических реформ
Понятие «Термидор», которым Троцкий из эмиграции обличал сталинский поворот от революции, имело реальное, хотя не всегда заметное внешне содержание в жизни Советской России в конце 1930-х – начале 1940-х гг.
Термидор – одиннадцатый месяц года по новому революционному календарю, введенному во Франции в период Великой французской революции, – соответствовал периоду с 19 июля по 17 августа. В этот месяц, 9 термидора (27 июля 1794 г.), умеренная группировка революционеров выступила против якобинской диктатуры во главе с М. Робеспьером, опираясь на поддержку буржуазии и крестьянства, которых тяготил режим уравнительной диктатуры. Термидорианцы арестовали Робеспьера и его сторонников и казнили их 10 термидора, выдвинув лозунг «Революция против тирании». Термидорианский переворот, устранив левых радикалов, поставил у власти умеренных представителей новой буржуазии.