пролетариат лишался своих преимуществ «передового класса» и обоснования своей «диктатуры», о Коммунистической партии упоминалось лишь один раз в статье 126 главы 10. Вместо ЦИК создавался Верховный Совет СССР из двух палат – Совет Союза и Совет Национальностей.
Сталин решился открыто высказать свои представления о будущем страны 1 марта 1936 г. в интервью американскому журналисту Рою Говарду. В ответ на вопрос о новой избирательной системе в СССР Сталин сказал: «Очевидно, избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации… Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я предвижу весьма оживленную избирательную борьбу… Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая советская конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире».
Эти слова не были ни чистой демагогией, ни давним убеждением лидера, прошедшего долгий путь и нередко использовавшего методы насилия. Например, летом 1918 г. Сталин, прибывший с чрезвычайными полномочиями в Царицын для организации обороны города, вступил в конфликт с генералом Снесаревым, разработанный которым план обороны назвал «вредительским» и арестовал генерала с одобрения Ленина. Были арестованы и расстреляны «военспецы» из бывших офицеров, но некоторым удалось бежать к белым. Снесареву повезло остаться в живых. Однако план Сталина и Ворошилова оказался дилетантским, войска понесли большие потери. И сколько было таких этапов на пути…
Память об ожесточенной борьбе за выживание в условиях слабости власти коммунистов, частого предательства и очевидной угрозы жизни была жива. Но для большевиков жива была и память о Февральской революции 1917 г., в первые дни которой формировался подлинно демократический режим с многопартийной политической системой, прямыми и свободными выборами.
В новых условиях Сталин, отказываясь от репрессий Гражданской войны, равно как и от принципов «буржуазной демократии», избрал новый курс, считая его выгодным для страны и для себя. В ответе американскому журналисту очевидно лукавство: общественные организации ВЦСПС, Союз Красного Креста и Красного Полумесяца или Союз писателей формально были беспартийными, но – несамостоятельными, фактически направлялись и контролировались аппаратом ЦК ВКП(б). И все же то был некоторый шаг в сторону либерализации режима, сравнимый с «конституцией Лорис-Меликова» в эпоху Великих реформ. Были отпечатаны образцы избирательных бюллетеней с тремя фамилиями, из которых следовало выбрать одну.
Ю.Н. Жуков, анализируя реализацию сталинского проекта конституции и политической реформы, указывает на явный саботаж со стороны всего партийного аппарата, показателем чего стало практически отсутствие материалов обсуждения в «Правде» «альтернативности выборов», которая «напрямую угрожала положению и реальной власти первых секретарей – ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов. Партократия отказывалась принять сущность политических реформ…». Или же объявляла их опасными. «Нет сомнения, – написал в статье в «Правде» первый секретарь Закавказского крайкома Л.П. Берия, – что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги Советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов-зиновьевцев».
С одной стороны, партократия занялась подбором «нужных» кандидатов на выборах, а с другой – раскрутила борьбу против «врагов», обернувшуюся массовыми репрессиями 1937–1938 гг., второй гражданской войной, в которую оказалась втянутой сама.
«Так, полной неудачей завершилась попытка группы Сталина реформировать политическую систему Советского Союза», – заключает Ю.Н. Жуков.
Но все же менее радикальные решения об отказе от принципов коммунистической идеологии власть принимала и реализовывала даже в военные годы. Таково восстановление патриаршества и избрание после двадцатилетнего перерыва 8 сентября 1943 г. Патриархом Московским и всея Руси Сергия (Страгородского, 1867–1944), что означало фактическую легализацию деятельности Русской церкви в СССР. На встрече в Кремле с руководством РПЦ, продолжавшейся 4 сентября почти два часа, Сталин сказал, что «правительство СССР знает о проводимой ими патриотической работе в церквах с первого дня войны, что правительство получило очень много писем с фронта и из тыла, одобряющих позицию, занятою Церковью по отношению к государству». Согласившись с предложением собрать Архиерейский собор для выборов патриарха, Сталин спросил о сроках. В ответ на слова «через месяц», Сталин, улыбнувшись, сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» – и предложил собрать собор через 3–4 дня. Были одобрены просьбы о создании духовных учебных заведений и издании церковного журнала, а также об освобождении некоторых архиереев из тюрем, ссылок и лагерей. «Тов. Сталин, попрощавшись с митрополитами, проводил их до дверей своего кабинета».
Можно вспомнить и приказ наркома просвещения РСФСР, академика Владимира Петровича Потемкина (1874–1946) от 25 января 1944 г. «О социалистическом соревновании в школах». В нем говорилось, что «социалистическое соревнование, механически перенесенное из области производства в учебную работу школы, вредно отражается на качестве обучения и дисциплины в школе», что «во многих школах формальные показатели успеваемости растут, а в действительности учащиеся не становятся грамотнее и образованнее». Социалистическое соревнование в школах было отменено, было указано на необходимость не поверхностного, а глубокого и прочного овладения знаниями. Очевидно, что самостоятельно Потемкин такое решение принять не мог. Сталин, уже имея в виду огромные проблемы восстановления половины территории страны после войны, а также необходимость создания ракетно-ядерного щита СССР, поставил задачу подготовки квалифицированных специалистов для народного хозяйства как более важную, чем идеологическое воспитание молодежи.
Завершение модернизации: создание новой России
В формационном плане в СССР в 1930-1950-х гг. по инициативе и усилиями сильного государства продолжился процесс модернизации: шло создание и развитие индустриального общества с такими его характерными чертами, как индустриализация, урбанизация, создание транспортной инфраструктуры, военная реформа, развитие образования и здравоохранения. Таким образом, западная модель современного общества в немалой части была успешно создана в СССР, но – при сохранении авторитарной формы власти и господстве одной идеологии, а также специфических чертах социальной структуры.
Искажение природы современного общества в СССР состояло в идеологизации экономики. Объективную экономическую реальность огромной страны партийные вожди и послушные им чиновники укладывали в прокрустово ложе догматически понятого марксизма-ленинизма. Ведь сама по себе идея социальной справедливости верна, однако ее главенство не может определять экономическое развитие. «Нет и не может быть социалистического способа хозяйствования, – утверждал академик Н.Я. Петраков, – потому что нет специфически социалистического мотива ведения хозяйства и участия человека в производственном процессе. Включение человека в экономический процесс может происходить либо на основе военно-феодального принуждения, либо на рыночной базе…» Социалистическая идея способна служить дополняющим фактором в общественной жизни и только.
И в СССР в послереволюционные десятилетия люди не хотели мобилизационной модели модернизации, тягостной и жертвенной, большинство желало продолжения НЭПа, это так понятно и объяснимо, но – НЭП в тех условиях не обеспечивал развития, а был лишь передышкой в процессе модернизации.
Своеобразной оценкой результатов деятельности большевиков стало письмо посла США У. Буллита от 18 сентября 1934 г., адресованное государственному секретарю США. Оно было вскрыто чекистами и доложено Сталину. Американский посол писал о текущих делах, но попутно давал оценки ситуации в СССР: «…можно сказать, что голод среди населения при нормальных условиях является уже делом прошлого». «Как в области технического опыта, так и производительности труда показатели России сильно отстают от европейских и американских стандартов, и это нарушает все планы, вырабатываемые в правительственных организациях. Для человека, знакомого с русскими условиями, испытываемый американскими промышленниками страх перед русской конкуренцией кажется совершенно непонятным. Пройдут еще десятилетия, прежде чем Советы добьются продуктивности, которую можно будет сравнивать с продуктивностью нашей промышленности». Сталин написал на письме: «Мой архив».
Сильной проверкой модернизации стала Отечественная война 1941–1945 гг. В смертельной схватке со всей Европой СССР сумел не только выстоять, но и подняться на новый уровень в военном и экономическом отношении. Правда, методы развития оставались насильственными, а цена такого развития – чрезмерной для народов СССР.
Индустриализация как самоценность стала основным механизмом административно-командной экономической системы (АКЭС). Промышленность развивалась за счет всех остальных сфер экономики, что стало причиной уродливых перекосов и диспропорций между материальным производством и сферой услуг. По выводу академика Н.П. Федоренко, «реально достигнутый материальный прогресс в экономике абсолютно несоизмерим с колоссальнейшими затратами на него (мы имеем в виду не только материальные и финансовые расходы, но и утрату миллионов человеческих жизней, наконец, утрату оставшимися в живых их демократических, гуманистических и коммунистических иллюзий). В роли реального двигателя материального прогресса России в довоенные годы выступило единственное качество АКЭС, которое с известными натяжками и оговорками можно рассматривать как положительное – ее исключительная мобилизационная способность, помноженная на трудовой энтузиазм русского народа. Это же спасло нас и в годы Второй мировой войны… Механизм АКЭС был создан для войны, помог выиграть войну и не мог долго существовать без войны. Когда стало ясно, что опасности войны более не существует, механизм АКЭС лопнул как мыльный пузырь».