Следствием такого курса власти в общественной жизни, лишенной поисков естественных альтернатив текущего развития, основанных на национальном опыте и объективных условиях, стало возникновение мифологической альтернативы, источником которой невольно послужила сама государственная идеология.
Коммунистическая пропаганда изображала Запад, и прежде всего США, как «загнивающий строй», «царство зла и несправедливости», а в народном сознании возникает образ Америки как «земного рая». Население СССР было лишено объективной информации, и потому у одной его части создавалось заманчивое представление о Западе как о «царстве всеобщего благоденствия», у другой – «царстве полной свободы и абсолютной демократии». Эти мифологемы укоренились в массовом сознании, и именно их проекция на советскую действительность в дальнейшем сыграла негативную роль в ходе кризиса советского строя.
Единственная реальная политическая сила в СССР – бюрократия – в конечном счете повернулась против Хрущева, ей хотелось спокойной жизни в условиях, когда потенциал национального хозяйства СССР виделся еще неисчерпаемым.
АНК и ЛИБ: попытка реформ внутри системы
После смещения Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. власть вынужденно вернулась к решению вопроса о будущем развитии страны, используя наши понятия: реформа системы или реформа внутри системы?
Стремление к сохранению роли СССР как одного из мировых лидеров, все нарастающее отставание от Запада по уровню и качеству жизни населения и очевидное неблагополучие в сельском хозяйстве требовали действий. Во второй половине 1960-х – первой половине 1970-х гг. внутри правящего класса шла борьба не только за власть, но и за выбор возможных путей развития страны. Сама власть проводила преобразования, но это были по-прежнему либо устранение ранее принятых ошибочных решений (отмена совнархозов), либо частичные реформы, направленные на поддержание системы.
Очередная попытка создания коллективного руководства привела к тому, что в октябре 1964 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Л.И. Брежнев (1908–1982), председателем Совета министров СССР А.Н. Косыгин (1906–1980), а председателем Президиума Верховного Совета СССР (формальный глава государства) Н.В. Подгорный (1903–1983). Все трое принадлежали к послереволюционному поколению, к новой формации управленцев, образованных коммунистов. Но если Подгорный оказался типичным аппаратчиком, то Косыгин и Брежнев были воодушевлены стремлением изменить ситуацию в стране к лучшему, исправить прожекты Хрущева и создать возможности для ускоренного развития социалистического общества в СССР.
Они были очень разные. Высокий, плечистый, громкоголосый и жизнелюбивый Брежнев и среднего роста, сутулящийся, интеллигентный, сдержанный и аскетичный Косыгин. Первый делал успешную карьеру партийного работника, второй – с 35 лет входил в состав правительства страны, в том числе в годы Отечественной войны. Опыт был разным, но объединяло обоих лидеров то, что они были по образованию инженерами и обоим было присуще активное конструктивное начало. Оба видели недостатки и слабости в экономическом и общественном развитии страны, но решение существующих проблем оба предлагали лишь в параметрах советского проекта, т. е. проведения фрагментарных реформ в рамках существующей системы. По словам Брежнева, «при Сталине люди боялись репрессий, при Хрущеве – реорганизаций и перестановок. Народ не был уверен в завтрашнем дне. Поэтому советский народ должен получить в дальнейшем спокойную жизнь для плодотворной работы». Оба стремились к благой цели, хотя пути ее достижения видели по-разному. Показательно, что в 1965 г., к 20-й годовщине Победы, правительство объявило 9 мая нерабочим днем.
Экономическая реформа А.Н. Косыгина (начало которой отсчитывается от появления в сентябре 1962 г. в «Правде» статьи харьковского профессора Е.Г. Либермана о либерализации плановой экономики) могла вдохнуть новую жизнь в советскую экономику, прежде всего в развитие промышленности. На Сентябрьском Пленуме ЦК КПСС (1965) были приняты постановления об улучшения планирования и стимулирования экономики, о государственном производственном предприятии, благодаря чему должна была возрасти ответственность директоров предприятий, и сократились руководящие возможности для министерской бюрократии. Повышалась самостоятельность предприятий, ответственность коллективов за результаты работы. Целью работников становилось не столько выполнение плана, сколько повышение эффективности производства, достижение максимальных результатов с минимальными затратами, а финансовые «излишки» министерства уже не могли изымать в государственную казну. Предприятия, обновившие свои основные фонды, получили солидные льготы по платежам налогов. Стало выгодно улучшать уже имеющееся оборудование. Предприятиям было разрешено создавать фонды развития производств.
Косыгин указал в качестве главных проблем неэффективное использование имеющихся ресурсов и низкую производительность труда (в 2–2,5 раза ниже, чем в США). Велика зависимость от импорта машин и оборудования, в то время как отечественный экспорт по-прежнему состоит из сырья, так как отечественные машины неконкурентоспособны по сравнению с западными, что связано «как с конструктивными недостатками машин, так и с качеством их изготовления».
В то же время идея хозрасчета не означала не только перехода к рыночным отношениям, но даже создания «социалистического рынка» (по советам венгерских и чешских экономистов) или югославской «модели самоуправления». Не случайно до произнесения доклада Косыгина на пленуме ЦК КПСС в сентябре 1965 г. партийные идеологи вписали в него пункт о «важности социалистического соревнования» по выполнению плана, что разрушало саму логику реформы. Тем не менее полная реализация косыгинской реформы неизбежно повлекла бы за собой отказ от централизованного управления экономикой, что подрывало системообразующий принцип строя – господство партийно-государственной бюрократии, ведь тогда на повестку дня встал бы вопрос и об отказе от господствующей идеологии.
Примечательно, что этот «сталинский нарком» стремился действовать в логике модернизации, а не идеологии. В написанном Косыгиным конспекте доклада в мае 1968 г. указано: «Усилено внимание к вопросам технического прогресса и интенсификации производства. Достигнуты качественные изменения в техническом уровне, за этот счет подняли производительность труда и эффективность общественного производства… Экономическая реформа, принятая сентябрьским пленумом и XXIII съездом, является прогрессивным фактором, себя оправдала, но, как и другие крупные реформы, требует своего совершенствования и над этим следует работать. Необходимо создать условия еще большей самостоятельности на заводах, фабриках, в главках, трестах и министерствах. Мы над этим будем работать… План не должен сковывать инициативу, а, наоборот, обеспечивать ее расширение, дать простор творчеству. Это непростой вопрос». Так, отдельные руководители «систематически требуют дополнительные права, а когда их даем, они их боятся и просят принимать решения старого типа, с тем чтобы за них прятаться и не быть ответственным. Это сила инерции прошлого».
Бюрократия, большая часть административно-партийного аппарата действительно страшилась ответственности, тем более – радикальных преобразований. Это главная причина того, что даже эта «реформа внутри системы», реально способствовавшая росту промышленного производства и прежде всего – товаров народного потребления, была через несколько лет свернута. Она в перспективе подрывала интересы и партии, и ведомств.
Противоположную позицию занимал Брежнев. В своем кругу он насмешливо называл официальную идеологию «тряхомудией», но в борьбе за власть ловко использовал силу аппарата. В начале 1970-х гг. на совещании секретарей областных комитетов КПСС он заявил: «Во всех делах надежда и опора на вас. Всегда рассчитывайте на мою поддержку… Опора государства – это партия, ее ЦК, а на местах – обкомы». А заместитель Брежнева по партии А.П. Кириленко в беседе с делегацией итальянской компартии в 1978 г. сказал прямо: «Никакой экономической реформы не нужно. Все это болтовня. Надо работать». И пояснил, что сегодня весь день с утра занимался транспортными перевозками, искал вагоны, чтобы железные дороги не стояли, а работали. Пораженные примитивностью мышления второго лица правящей партии великой державы, итальянцы вышли из кабинета в молчании.
В то же время нельзя не отметить и своекорыстные злоупотребления новыми условиями со стороны ряда директоров предприятий, поспешивших использовать освободившиеся средства на потребление, правда, вполне социалистическое: строительство заводских санаториев, домов отдыха, домов культуры, а также премии работникам предприятий.
Восьмая пятилетка (1966–1970) вошла в советскую историю как одна из самых успешных, что бесспорно стало результатом косыгинской реформы. Но нельзя не отметить участие в этом и Брежнева, поскольку контроль партии над экономикой, как и над всей общественной жизнью в стране, сохранялся. Осенью 1964 г. он записал в своей рабочей тетради: «Наш ЦК будет неуклонно проводить линию, строить свою работу на выполнение наших планов по созданию материально-технической базы коммунизма и поднятия жизненного уровня нашего народа». Так он искренне думал, так и действовал.
Косыгин сосредоточился на промышленности, а Брежнев – на сельском хозяйстве. Начало реформирования сельского хозяйства было положено на Мартовском Пленуме ЦК КПСС (1965). В докладе Брежнева намечалось выделение колхозам и совхозам такого объема средств, чтобы покрывались их издержки производства, чтобы труженики села смогли получать зарплаты, позволяющие им прожить и покупать потребительские товары. Предполагалось увеличить производство сельскохозяйственных машин, а также поднять уровень культурной работы на селе. Капиталовложения в сельское хозяйство неуклонно росли. Но чего не мог сделать ни ЦК КПСС, ни его Генеральный секретарь – это изменить климат. В 1971–1972 гг. пришла тяжелейшая засуха, пришлось в 1972 г. закупить за рубежом 25,4 млн т зерна. Но вот в 1973 г. случился рекордный урожай, однако хлеб не смогли вывезти из-за нехватки автомобилей. По мнению Л.М. Млечина, в середине 1970-х гг. Брежнев отстраняется от сельского хозяйства, разочаровавшись в возможности кардинального улучшения дел на селе.