И как бы ни относиться к проводимой Петром I и Екатериной II политике, она упрочила новое качество России – государства, страны, общества. Да, личность Петра наряду с внешними угрозами придали реформам головокружительный, болезненно-ускоренный ход. Но не случись этой болезненной ломки и развивайся Русь неспешным эволюционным путем, того же петровского уровня развития страна достигла бы, по оценке историка князя М.М. Щербатова, «только через сто лет», т. е. к 1892 г. Модернизация Петра была необходима в начале XVIII в., а к концу века она могла быть продолжена, но этого не случилось.
Главный итог царствования Екатерины II точно обозначен А.Б. Каменским: «Русский феодализм достиг высшей ступени своего развития (просвещенный абсолютизм), окончательно исчерпав все внутренние ресурсы дальнейшего роста». Процесс реформ, главной отличительной чертой которого является подражательность, завершился после импульса, данного Петром I в сфере военного дела, активно пошел благодаря Екатерине II в сфере культуры. Дальнейшее развитие получило просвещение (в 1782 г. создана комиссия по реформе школьного образования, в 1786 г. одобрен Устав народных училищ); было положено начало женскому образованию (создание в 1784 г. Смольного женского института). В сфере бытовой культуры русского дворянства господствовало поклонение «передовой Европе». Сообщения о заграничных модах, фасонах платьев и шляпок, фраков и жилетов печатались в журнале «Магазин Английских, Французских и Немецких новых Мод».
Фелицы слава, слава Бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил…
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать…
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить…
В части дворянского общества (наиболее сознательной и активной) укрепились новые идеи, ценности, образ мыслей и моральные нормы. Все это представляло собою создание идейных и социальных предпосылок будущих преобразований, ибо без реального авангарда реформаторов и без принятия хотя бы активной частью общества идеи преобразований, перемены невозможны.
Но три десятилетия правления «матушки-царицы» создали силу инерции и самообмана, которые было трудно преодолеть. Показательно, что императрица в письме к Вольтеру писала: «Впрочем, в России подати столь умеренны, что нет у нас ни одного крестьянина, который бы, когда ему ни вздумалось, не ел курицы, а в иных Провинциях с некоторого времени стали предпочитать курицам индеек».
Нельзя не подчеркнуть важность царствования Екатерины как эпохи Русского Просвещения. Примерами целенаправленной политики императрицы в этой сфере были развитие образования и книгоиздания. Письменность, книжность находится в самом центре поворота в Новому времени. Книги несли не только новое знание, но и новое мировосприятие, меняли мировоззрение людей, формировали новое поколение, включенное в пространство европейской культуры.
Впрочем, русское просветительство, столь обязанное Екатерине, ею же было ужато к концу правления, примерами чего стали судьбы А.Н. Радищева и Н.И. Новикова. Разрешенные в 1783 г. «вольные типографии» были запрещены, введена более жесткая цензура.
Столь же показателен ее демонстративный отказ в целом от европейской модели развития после французской революции 1789 г. и казни короля. 8 февраля 1793 г. был издан указ Сенату «О прекращении сообщения с Францией». Власть порвала все отношения с революционной Францией, прекратила действие торгового договора и запретила торговлю с Францией, начала подготовку к интервенции во Францию для восстановления монархии, а также всем русским подданным запрещалось ездить во Францию и иметь какое бы то ни было сообщение с французами. Просвещенный абсолютизм изжил свое.
Стоит вспомнить мудрый вывод В.О. Ключевского, относимый ко всему петровскому и послепетровскому периоду развития России: «Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства – это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе не разрешенная». Так продолжалось и в последующее два века, когда запросы и ожидания государства и общества опережали ход их собственной эволюции.
К концу правления Екатерины II развитие России шло уже по инерции, заданной в начале XVIII столетия. Но вот иссякла она, и застой все более овладевал обществом. Низы терпеливо несли бремя своих обязанностей, верхи довольствовались существующим положением, по словам В.О. Ключевского, «видели внешние успехи и терпеливо выносили внутренние неудобства», а «к беспорядкам привыкли по давности». Между тем экономическое положение страны ухудшалось, вырос государственный долг, курс рубля упал едва ли не вдвое. Финансовый кризис был отражением кризиса строя. Требовались перемены.
Псевдореформы вместо преобразования строя
К концу екатерининского века все очевиднее становились контрасты «старого» и «нового» в жизни страны. Но вот «бедный Павел» становится императором, и неопределенные конституционные планы им оставлены. Павел I (1754–1801 гг., правил в 1796–1801 гг.) поставил перед собой две кардинальные задачи: укрепление государственности и борьба с сословными привилегиями. Побудительные импульсы императора носили личностный характер, однако решение этих задач имело бы немалое значение для страны.
Первая была наиболее проста, и, издав в день своей коронации 5 апреля 1797 г. закон о престолонаследии и учреждении императорской фамилии, он ее решил.
Исключительное положение дворянства император пытался ликвидировать путем отмены Жалованной грамоты 1785 г., замены дворянского выборного управления коронным чиновничеством; он создавал новое, «гатчинское дворянство» из лиц неимущих и незнатных; он отменил губернские дворянские собрания и даже освобождение дворян от телесных наказаний за уголовные преступления. Однако вместо равенства прав воцарилось общее бесправие. И дело не только в торопливости царских действий, но и в полной оторванности от потребностей и условий реальной жизни. Истинное значение этих псевдореформ показала их легкая отмена в начале следующего царствования.
Тот же легковесный характер (при несомненно благом намерении) имел и указ 1797 г. о запрещении отправления барщины по воскресным дням и нормировании крестьянского труда. Указ определял как обязательные еженедельно 3 дня работы в пользу землевладельца, а больше помещик не мог требовать от крестьянина. Однако невозможность контроля, а вскоре и щедрая раздача самим Павлом более 100 тысяч удельных и казенных крестьян в частное владение свели на нет значение хорошего указа. Впрочем, по указу от 16 октября 1798 г. запрещалось продавать дворовых людей и крестьян без земли – еще один пример попытки регламентации крепостного строя.
Другим царским указом в состав Коммерц-коллегии (Министерства торговли) были введены 13 человек, выбранных из петербургских и московских купцов. Но после убийства Павла его сын отменил этот указ на пятый день своего правления.
Видимая фантасмагоричность правления Павла нередко подавалась в анекдотическом тоне. Между тем прав был А.И. Герцен, назвавший императора «коронованным Дон Кихотом». Павел в полной мере проникся идеями Просвещения, но остался русским самодержцем. Сочетание столь разнородных свойств оказалось труднопереносимым. Он то жестоко наказывал целые полки, то указывал суду, прикрывавшему убийство офицером некоего черемиса, на «неуважение жизни человека». Павел, конечно, помнил о «панинской конституции» и иных проектах преобразований, но не думал подступаться к ним. Решительности ему хватало, но он не мог не принимать во внимание свой опыт управления огромной империей, а также страшный опыт французской революции, приведшей страну и народ к катастрофическим последствиям.
Сознавая важность крестьянского вопроса, император предпринимал не более чем «косметические» преобразования в этой сфере. Тем не менее популярность его в народе была велика. Крестьяне были горды тем, что им впервые было позволено присягать вместе со всеми вольными, это было сочтено за приближение «воли». Правда, жалобщиков на своих господ император приказывал сечь. Как бы то ни было, но в царствование Павла I было едва ли не наименьшее за год количество крестьянских волнений в XVIII в. В деревне появлялись хозяйственные, активные и предприимчивые мужики, которые, будучи в положении крепостных людей, усиленным трудом на земле или переведенные на оброк начинали собственное дело.
Отвергая идею коренных перемен, Павел не мог не проводить частичные преобразования разного рода, но на деле все свелось к бумажному потоку указов. «Не проходило дня без новых указов, – писал В.О. Ключевский. – Непрерывный поток новостей; почты везде ждали с лихорадочным нетерпением; все вести мигом в народе, и все едва успевали впечатлевать все слышанное в свою память – толь велико было их множество…» В годы правления Павла I принималось в среднем 42 указа в месяц (при Петре I – 8, при Екатерине II – 12), а всего было принято 2179 законодательных актов.
Несочувствие дворянским привилегиям выразилось в принятии новых уставов, уничтожавших обычай «приписывания» дворянских сынков к полкам с малолетства. Традиционное внимание к армии привело к введению новых принципов воинского обучения, новой формы и новых вооружений. Примечательно, что, по воспоминаниям современников, солдаты любили Павла. Переворот 1 марта 1801 г., подчеркивает Н.Я. Эйдельман, оказался единственным, проведенным генералами и офицерами без участия солдат. Однако не стоит переоценивать демократизм «романтического императора»: в 1799 г. он запретил мещанские и цеховые собрания, называемые клубами, указав «впредь нигде таковых не заводить»; запрещает в городах при проезде государя депутации с хлебом и солью.