Дерзость его так удивила Сару, что она решительно потерялась и смотрела на своего поверенного такими глазами, как будто видела его в первый раз!
— Ваша честь, честь всего вашего семейства, жизнь отца вашего ребенка — все, все зависит теперь от вас! — торжественно сказал горбун.
Сара выпрямилась.
— Ты, кажется, воображаешь, — сказала она, окинув его гордым и презрительным взглядом, — что мне нужно твое ободрение, когда дело идет, о сохранении чести той фамилии, которую я ношу. — Знай, что я лучше соглашусь сто раз умереть, чем допущу такой позор! Возьми все мои брильянты, — продолжала она повелительным и более спокойным голосом. — Возьми все, что я имею дорогого! Я расстанусь со всем. Надо думать о спасении нашей чести.
Горбун вздохнул.
— Ваши вещи трудно выкупить, — отвечал он жалобным и вместе насмешливым голосом. — Они слишком дорого заложены. Я уж вам докладывал…
— Как? — с испугом спросила Сара.
— Вот формальный акт, подписанный вами, — отвечал горбун, подавая ей бумагу.
Сара отрицательно махнула рукой. — Возьми все серебро, все, что есть еще у нас ценного, — сказала она, кусая губы. — Продай все, слышишь? Только не забудь снять наш герб…
Она остановилась, придумывая, что еще можно продать.
— Ну, одним словом, продай все…
Горбун лукаво улыбнулся.
— Но боже мой! — сказал он с притворным отчаянием. — Вы забыли, что у нас давно серебро все продано… Все, что есть — не настоящее…
— Мы разорены, мы погибли! — воскликнула Сара с ужасом и негодованием. — О, ради бога, — прибавила она умоляющим голосом, — спаси нашу честь, достань нам денег! Боже! Неужели я дошла до такой нищеты, что должна погибнуть?
— Знаете ли вы, сколько вам нужно денег? — спросил мрачно горбун.
— Сколько?
Он молча подал ей счета.
— Не может быть, не может быть! — гневно воскликнула Сара,
— Вот ваши векселя, — он показал их. — Срок уже кончился, кредиторы требуют уплаты…
— Бедный, бедный мой сын! — простонала Сара рыдая.
С минуту длилось молчание. Сара плакала; горбун дышал тяжело. Вдруг Сара кинулась к нему; она осыпала его самыми нежными названьями и умоляла спасти их честь…
— О, пожалей моего сына! — говорила она. — Он дитя. Я, одна я виновата во всем… он дитя…
Горбун был страшен, глаза его налились кровью, грудь и горб судорожно колыхались. Несколько раз хотел он говорить, но язык не повиновался ему, и он только махал руками, как будто прося пощады. Наконец он собрался с силами и тихо сказал Саре, которая рыдала, закрыв лицо руками.
— Вы спасены!
— Я надеялась! — надменно сказала Сара отняв руки от лица, в котором появилось прежнее гордое выражение, и кивнув головой.
Горбун побледнел.
— Только с условием, — прибавил он поспешно.
— Я на все готова! — отвечала она решительно. Горбун молчал.
— Ну, что же? Говори, какие условия? Горбун продолжал молчать.
— Что значит твое молчание? — запальчиво спросила Сара.
Он сдвинул брови. Видно было, что в душе его совершалась борьба.
— Не мучь меня, говори скорее! — сказала Сара более кротким голосом.
Он стал ходить по комнате. Сара пожала плечами и следила с гневом и удивлением, как он прохаживался. Наконец горбун неожиданно остановился прямо против Сары и, глядя ей в глаза, мрачно сказал:
— У меня есть человек, который вам даст денег…
— Я не буду жалеть процентов, и ты будешь награжден…
Горбун пожал плечами и горько улыбнулся.
— Процентов он не хочет!
— Кто ж он такой? — с удивлением спросила Сара.
— Неужели вы до сих пор не поняли преданного вам человека? Я готов положить за вас жизнь!
И горбун тихо опустился на колени.
— Встань, — сказала Сара покровительным тоном, — преданность твою к нашему дому я знаю!
И она величественно протянула ему руку; он с жаром поцеловал ее. Сара, с гневом вырвала свою руку, но тотчас же победила свое негодование и ласково сказала:
— Встань и скажи мне, как и что придумал ты сделать?
Горбун собрался с силами; лицо его приняло выражение холодное и решительное. Он начал:
— Вам нужны деньги… для спасения чести вашей фамилии?
— Да! — с сердцем перебила Сара.
— Ваша гибель неизбежна…
Сара улыбнулась; теперь мысль о гибели казалась уже ей невозможною.
— Есть человек, который спасет вас… Какая будет ему награда?
Сара подумала и гордо отвечала:
— Устроив свои дела, я заплачу ему вдвое. Горбун презрительно покачал головой:
— Не из корысти делает он…
— Ну, моя признательность, — холодно и важно заметила Бранчевская.
Несколько минут они молча, испытующим взором смотрели друг на друга. Горбун первый прервал молчание:
— А как далеко будет простираться ваша признательность к человеку, который спасет честь вашу и всего вашего семейства? — спросил он.
— Я не понимаю тебя, — запальчиво сказала Сара.
— Какие границы положите вы своей признательности?
И горбун потупил глаза, голос его дрожал.
— Что ты такое говоришь? Я тебя не понимаю! Какие границы? — грозно спросила Сара.
Горбун молчал. Он походил на человека, которому прочли смертный приговор.
— И что за лицо у тебя? Ты как будто убил кого? — в испуге произнесла Сара.
— Я никого не убивал… меня всю жизнь убивали люди своими насмешками, презрением, своими злыми поступками со мной. Я рожден не для такой роли, какую мне дали играть в жизни. Мое безобразие… я знаю: оно дело рук людских… Да! Я покорился судьбе, я жил страдая; но людям показалось мало моих страданий, и они… О! они жестоко поступили со мной! Вот уж несколько лет, как ни днем, ни ночью я не знаю покоя! Я иссох, для меня нет радостей, моя жизнь — ад со всеми его муками! Я с радостью встретил бы смерть… Но пожалейте же меня! Дайте мне хоть умереть по-человечески!
— Горбун, казалось, не помнил, что говорил; слова невольно срывались с его языка. Сару возмутила такая фамильярность; она слушала его с удивлением. Часто и прежде говаривал он ей о своем рождении, о своей жизни; но Сара не понимала, к чему клонились его речи.
— Послушай, ты, кажется, забываешься, я вовсе не расположена выслушивать горести и страдания моих слуг! — презрительно сказала она.
Злоба одушевила печальное лицо горбуна. Он тихо сказал:
— Я думал, что моя преданность…
— Ты разве не доволен платой? — перебила его Сара.
— О, пощадите, пощадите меня! — проговорил горбун плачущим голосом и закрыл лицо руками.
Брови Сары нахмурились, она гордо подняла голову и спросила:
— Ты имеешь человека, у которого я могу занять денег?
— Да! — самодовольно отвечал горбун. — Вы будете иметь денег, сколько вам нужно.
Сара вздохнула свободно.
— Завтра же чтоб деньги были посланы в Италию! — сказала она.
— Так вы согласны? — радостно спросил горбун.
— Ты глуп! — запальчиво воскликнула Сара. — Я решительно ничего не понимаю. Ты говоришь, что у тебя есть человек, который мне даст денег взаймы?
Горбун кивнул головой.
— Он бескорыстен, он хочет… Но чего же он хочет? О каких условиях ты все твердишь? Что это за человек?
Сара горячилась.
— Этот человек…
Горбун остановился, как будто стараясь собраться с силами.
— Этот человек, — продолжал он глухим голосом, — не хочет ничего, что вы ему предлагали… Одного, одного желает он…
Горбун опять; остановился.
— Чего? — резко спросила Сара.
— Вашей любви! — быстро отвечал горбун. — Что я говорю: любви? Нет, один взгляд… одну ласку… и ему довольно! Ему нужно другого счастья!
Горбун забылся. С лица его исчезло нерешительное и страдальческое выражение. Оно дышало страстью. Смело, глазами, полными любви, смотрел он на Сару.
Сара вспыхнула.
— Как ты смел сделать мне такое предложение? — воскликнула она, окинув его с ног до головы презрительным взглядом. — Что за человек, который так дерзок, что считает возможным такое условие?
Сара затрепетала. Мысль: не тот ли, о ком она не перестала думать, снова хочет воротиться к ней, — как пламенем обхватила ее.
— Я хочу знать, кто он такой? — настойчиво повторила она.
Испуг и смятение выражались в лице горбуна. Он дрожал и молчал.
— Говори! — гневно закричала Сара.
Горбун упал на колени и, сложив руки на груди, отчаянным голосом произнес:
— Я!..
Силы его оставили, и он упал лицом к полу.
Дикий, пронзительный хохот, полный бесконечного презрения, пронесся по всему дому. Будто оглушенный им, горбун быстро поднял голову. Сара, с пылающим лицом, стояла посреди комнаты и продолжала смеяться. Слезы появились у ней на глазах; она старалась сдержать свой смех, но, увидав лицо горбуна, расхохоталась еще громче и презрительней…
Злоба придала силы горбуну и подняла его с колен.
С бешенством смотрел он на Сару.
— Боже мой! Ха, ха, ха!
— Это я так рассмешил вас? — сурово спросил горбун.
— Что? Ха, ха, ха!
И Сара махала ему рукой, чтоб он поскорей ушел. Он заскрежетал зубами и грозно произнес:
— А! Так вам смешна моя страсть! Знайте же, что ваша участь, ваша честь в моих руках!
Хохот Сары быстро прекратился.
— Ты с ума сошел?! — высокомерно спросила она.
— Нет! Мое безумие было бы спасением для вас… но я в полном уме! Повторяю вам, что честь вашей фамилии, все в моих руках! Смейтесь теперь!
Сара побледнела.
— Негодяй! — сказала она презрительно.
В одну минуту страшная пергмена совершилась с горбуном. Он отчаянно вскрикнул и, кинувшись к ногам Сары, жалобно простонал:
— Сжальтесь!.. Не бойтесь меня, — продолжал он тихо, стараясь схватить ее руку, — не бойтесь! Клянусь вам, что никто, кроме нас, не будет знать нашей тайны. Я убью себя после минуты счастья, чтоб тайна погибла вместе со мной! Да, если мое существование будет тревожить вас, одно слово — и я лишу себя жизни! Вспомните, что вам предстоит, вспомните, что вы должны будете дать отчет вашему сыну за позор вашей фамилии…