Три ступени до ада — страница 14 из 44

В детскую тихо вошел Борис.

— Ты спать сегодня не собираешься? — осторожно спросил он Женю.

— Боря, мне надо в Москву. Сегодня ночью, — набравшись смелости, выпалила вдруг Женя. Как в холодную воду бросилась. — Сидим вот и думаем, как бы это провернуть, чтобы никто не заметил.

— Я могу тебя отвезти, — нервным фальцетом предложил он.

— Правда? Ты серьезно?

— Ну конечно.

Она сначала не поняла, он шутит или издевается над ней.

— Ладно, ребята, вы оставайтесь тут, а я пошла… — И Наташа тактично удалилась.

— Мы же договорились, — со вздохом произнес Борис. И повторил уже медленнее, по слогам: — Мы же до-го-во-ри-лись!

— Ну ладно… — Женя почувствовала, как щеки ее запылали.

— Рассказывай уже, сыщик!

Глава 13

27 апреля 2023 г. Герман

Он не захотел ночевать у родителей Алены. Поужинав с ними, согретый их пониманием и любовью, о которой он и не догадывался, пока горе не накрыло всю семью, он выпил на дорожку с тестем коньяку, вызвал такси и поехал домой.

Он был удивлен, потрясен. Он никак не ожидал, что теща с тестем откроют ему свои объятья, что отнесутся к нему не как прежде, с холодком, как к зятю, который недостоин их дочери (как это было всегда), а как к сыну. Как к близкому и родному человеку. Неужели они после смерти дочери так быстро осознали, кем он был для Алены и что он теперь — единственный человек, который сможет поднять их внуков?

Конечно, это придало сил. Эти взрослые люди поняли, что они — одна семья и что все должны поддерживать друг друга.

Дети, ничего не подозревающие дети, смотрели кино в гостиной, они были спокойны и веселы. Что с ними станет, когда они узнают правду? Молчание взрослых — это же просто отсрочка. Потом будут похороны, весь этот кладбищенский ад.

Может, оградить их от всего этого? Может, пусть в их памяти мать останется живой и веселой? Но ведь они уже и не так малы, многое понимают. Что, если они не простят отца с бабушкой и дедушкой, что их не взяли попрощаться с мамой? Как быть? Как сделать так, чтобы не сильно их травмировать?

Ответов на эти вопросы он не знал. Да и кто их знает?

Он не остался у родителей еще и потому, что ему просто необходимо было побыть одному. Так много всего предстояло переосмыслить, придумать, как им всем жить дальше без Алены.

Дома ему стало еще невыносимее. Он включил свет во всех комнатах, хотя был еще только вечер. Половина девятого.

У тещи он так и не смог поесть, как Ксения Андреевна ни уговаривала его съесть хотя бы одну котлету, — кусок в горло не лез.

«Герочка, родной, не раскисай, поешь, пожалуйста. Нам всем теперь нужны силы».

Силы. Да где их взять-то? Умом он понимал, что надо бы подкрепиться, он даже представил себя автомобилем, в котором скоро закончится бензин. Он и раньше себе такое представлял, началось это после того, как одна знакомая Алены попала в психоневрологический диспансер, не понимая, что с ней происходит и почему ей кажется, что она умирает. И вот после многочисленных тестов психиатр объяснил ей, как ребенку, что у нее просто закончились силы, что она переутомилась, что у нее, как в автомобиле, закончился бензин.

Где взять бензин? Где его хлебнуть-то, чтобы поехать, помчаться по жизни дальше?

Он открыл холодильник. Все есть: и куриная лапша, и гречневая каша, и разные закуски, колбаса, сыр, — но все это показалось ему ну очень старым, несвежим, как если бы они пролежали там несколько месяцев. Да только от одного вида его затошнило. А готовить себе даже самую простую еду, отварить сосиски или пельмени просто не было сил. Не время было заниматься холодильником, выбрасывать все просроченное, мыть полки. Нет-нет, только не это!

Он прилег в гостиной на диване, уставился на экран, где в спокойном темпе разворачивалось действие какого-то старинного сюжета, где все женщины были одеты в пышные наряды, а головы их украшали затейливые шляпки, мужчины же ходили в расшитых камзолах, белых гольфах и смешных башмаках, украшенных бантами и пряжками. Парики, шляпы, шпаги… И все такие благополучные, улыбчивые, у них-то точно никто не умер, и им не предстоят похороны…

Он задремал и был разбужен звонком. Звонили в дверь. Сейчас он откроет и увидит Алену. И поймет, что весь этот кошмар с ее убийством ему только приснился.

Он в спешке, не видя смысла обувать домашние тапки, бросился открывать.

Конечно, не посмотрел в глазок, зачем? Там же она, Алена! Вот если бы он заглянул в глазок и увидел кого-то другого, то надежды увидеть жену поубавилось бы.

На пороге он увидел незнакомую женщину. Судя по выражению ее лица, она тоже была как будто разочарована.

— Добрый вечер, — сказала она растерянно. — Мне бы Алену Владимировну.

— Но ее сейчас нет. — Герман продолжал играть в спасительную игру. — Что ей передать?

— А когда она вернется?

— Нескоро.

Он никогда прежде не видел этой женщины. Красивая молодая шатенка в сером плаще и с красной лакированной сумочкой в руках. Откуда она? Из какой части ее жизни, общественной или личной? Она не похожа была на воспитательницу, скорее на актрису. Что их связывает?

— Да? Надо же… Но она мне очень, очень нужна.

— Извините, ничем не могу вам помочь.

И вдруг она как-то подобралась, выпрямила спину, тряхнула головой, сощурила глаза, словно собираясь с мыслями и силами, и сказала:

— Полагаю, что вы как раз и можете помочь. Я Вера. Алена перед тем, как уехать, должна была предупредить вас о моем приходе.

— Да? В связи с чем?

— Может, вы позволите мне войти?

— Да, конечно. — В нем проснулось любопытство: и кто же она такая? — Проходите, пожалуйста.

— Алена Владимировна должна была оставить для меня кое-что.

Вот что она могла оставить женщине? Может, что-то из косметики? Алена время от времени впрягалась в эти сетевые косметические или парфюмерные авантюры.

— Что это? Намекните хотя бы. Косметика? Духи?

Женщина вытаращила глаза. Она была, казалось, потрясена этим его предположением.

— Обычно она хранит это в вашей кладовке.

Теперь настала очередь удивиться Герману.

— Вы уже бывали здесь? — догадался он.

— Ну конечно! Я прихожу сюда уже лет пять как!

Она внимательно посмотрела на него и вдруг поморщилась, как от боли, словно поняла, что сказала что-то лишнее. Прикусила губу.

— Значит, вы не в курсе… Но, знаете, у меня другого выхода нет. Деньги я заплатила, а потому должна взять то, что мне причитается. Я должна была прийти к вам еще неделю тому назад, но мне надо было срочно уехать, я вернулась буквально сегодня днем, много раз звонила Алене, но ее телефон был отключен…

Конечно, отключен! Герман вздохнул, вспомнив, что он и сам, когда разыскивал жену, звонил тысячу раз, а телефон был, оказывается, в ящичке ее туалетного столика. То ли разряжен, то ли отключен. Да, точно, отключен, как сказал следователь. Потом его нашла полиция… Выходит, звонки этой особы тоже будут проверяться.

Кто эта особа и что ей нужно в кладовке? И что связывает ее с Аленой вот уже пять лет как?

— Вы извините меня, но как я могу без Алены?.. К тому же я понятия не имею, о чем идет речь.

— Вы просто позвольте мне пройти в кладовку и взять свое.

Кладовка была в двух шагах от двери, довольно вместительное помещение. Напротив двери стоял морозильный ларь, точно такой, как и на даче. В нем Алена хранила замороженные фрукты.

— Хорошо… — Герман пропустил женщину впереди себя, не переставая удивляться тому, как уверенно, по-хозяйски, она двигается по квартире, как решительно открывает дверь кладовки.

— Пожалуйста, включите свет, — попросила она его. И когда свет вспыхнул, женщина проворно достала из сумочки сложенный в несколько раз объемный нейлоновый пакет, развернула его, подошла к ларю, подняла крышку и склонилась на ним.

— Вот! — воскликнула она радостно. — Смотрите, видите? Пакет, а на нем написано, смотрите-смотрите!

На большом белом пластиковом пакете черным маркером было написано: «Вера. Кондит. 8 кг».

— Вы поможете мне достать это и уложить в сумку?

Герман не посмел уже спрашивать, что это такое. Какая-то прямоугольная тяжелая пачка чего-то замороженного.

«Если спрошу, то выдам себя, получится, что Алена скрывала что-то от меня, не доверяла, что мы были с ней не такой уж идеальной парой. Хотя, с другой стороны, как же не спросить, если это может быть связано с ее убийством? Что, если это наркотики, какие-нибудь ампулы в коробках, которые Алена прятала в морозилке? Хотя… восемь килограммов? Да это же целое состояние! И трудно себе представить, что она таким вот простым образом среди подруг или знакомых женщин распространяла этот яд. Или это не наркотики, а какие-нибудь женские гормональные препараты, которые трудно достать, к примеру?»

— Вот спасибо! — счастливо воскликнула женщина, опуская тяжелую сумку, в которую Герман вложил замороженную тайну, на пол. — А теперь давайте поищем еще один сверток, поменьше.

В морозилке на самом дне были уложены пластиковые коробки, набитые маленькими контейнерами с замороженной клубникой, черной смородиной, вишней, малиной. И вдруг этот восьмикилограммовый прямоугольник, а под ним в точно таком же белом пластиковом пакете — тяжелый бесформенный сверток, тоже помеченный черным маркером: «Вера. Кондит. 4 кг».

— Конечно, не очень хорошо, что я не застала ее и втянула вас во все это… Но она сама виновата, могла бы позвонить мне и предупредить, когда прийти, чтобы мы были с ней одни. Думаю, теперь она не простит меня…

С неподъемной сумкой Вера, кряхтя и постанывая, добралась до двери.

— Вам помочь?

— Нет-нет, меня там ждут, помогут.

— Вера, постойте… Вы ничего не хотите мне объяснить? Поймите… Алены нет, вы пришли, забираете все это… Я же должен знать: кто вы и что взяли?

— Да? — Она опустила сумку и задумалась. — Меня зовут Вера. Думаю, этого будет достаточно.

И женщина, открыв дверь и подхватив сумку, бросилась вон из квартиры.