— А она сама взяток не брала?
— Вроде бы нет. Но это с ее слов. У нас проверка была, кто-то пожаловался, но быстро все уладили. Все сделали чисто, не подкопаешься. Конечно, они с завхозом нашим кое-что проворачивали, подворовывали… Я сама видела, как Алена поздно вечером приезжала и выносила тяжелые сумки. Потом прыг в такси — и нет ее.
Тут вдруг Вера умолкла. Лицо ее сделалось красным. Поняла, что сказала лишнего.
— Ты это… того… Забудь, что я сказала. Это наши, внутренние дела. И за это уж точно не убивают.
— Заведующая, значит…
— Она трусиха, нервная. Нет, про нее забудь, она никогда не сделала бы такого. Кишка тонка. Она, может, и берет взятки, но точно с кем-то там, наверху, делится. Она же и сама всем взятки дает, подарки покупает. Повязана крепко. Одних сервизов сколько покупала и отвозила кому надо… Но, говорю, это точно не имеет отношения к Алене.
— Значит, кроме заведующей, она ни с кем не конфликтовала?
— Нет… Но у нее подруга есть, Галя. Они сто лет дружат, Галя часто у них бывает. Алена мне как-то со смехом сказала, что Галя влюблена в Германа. И что это очень заметно.
— Они были любовниками?
— Я свечку, как говорится, не держала, но всякое может быть. Но Герман… Он не такой. Хотя разве в таких делах можно что-то знать точно? Мужики, что с них взять?
— Какая она, Галя?
— Ну, во-первых, она не замужем. Во-вторых, симпатичная. Одевается ярко, помада у нее всегда красная. Эффектная такая женщина. Фигурка хорошая, грудь шикарная. Кто знает, может, и было у нее с Германом что-то. Может, поехали на дачу все вместе, выпили да и согрешили, пока Алена спала? Но чтобы убивать ее…
— Из ревности и убивают, — осторожно заметила Женя, провоцируя сторожиху на новую откровенность.
— Я знаю, что Алена относилась к ней, несмотря на любовь Галки к Гере, с теплым чувством, помогала ей деньгами, в долг часто давала. Иначе как бы Галка могла на зарплату воспитательницы покупать себе дорогие туфли, к примеру, сережки с изумрудами… Копила, типа. Да ты попробуй накопи, когда у тебя зарплата тридцать… Хотя постой. Галка, она квалифицированный специалист, у нее полтинник выходит. Может, правда накопила? А что? Детей у нее нет, питается в саду. Вполне может и накопить. Не знаю я, короче! Я вообще не люблю считать чужие деньги. Но что бы Галка наша могла убить Алену, чтобы прибрать к рукам Германа, — ни за что не поверю! Это какие же чувства надо иметь, сойти с ума от любви разве что!
Женя взглянула на телефон — время! Как же долго она здесь находится! Борис ее там уже заждался! И снова это неприятный холодок, этот страх, что, вернувшись, она окажется под прицелом его упреков.
— Вера, спасибо, что уделили мне время.
— Если что — я тебе ничего не рассказывала, ты поняла меня? — снова засуетилась, занервничала женщина. — Все рассказала, чтобы ты поняла: в садике у нас убийц нет. А Равич… Вот его пусть и проверяют! У них семейка та еще! Вроде интеллигенты, а кто знает, что у них внутри? Ты обещаешь мне, что меня не станут вызывать в полицию или куда там?
— Обещать не могу, но все, что узнала, расскажу следователю, попрошу, чтобы вас не тревожили понапрасну. Тем более, вы же и сами сказали, что в садике никого не подозреваете. Ну а что касается Равича… Думаю, он и сам все расскажет, когда ему начнут задавать вопросы. А вы можете мне пообещать, что никому не расскажете, зачем я устроилась нянечкой в ваш садик?
— Могила! — И сторожиха натренированным жестом, соединив большой и указательный пальцы правой руки, провела ими по своим губам. — Ты иди, я потом за тобой калитку запру.
Конечно, Женя не могла точно знать, потревожат ли Веру как свидетельницу или нет. Но откуда им вообще о ней знать? Свидетель Вера — это исключительно результат ее разведывательных действий в детском саду. А потому — вряд ли. Да и роман чиновника Олега Равича и Алены Карамеловой пока что никак не указывает на связь с убийством. Мало ли супругов ходят налево, не убивать же всех. Но проверить этого Равича, продавшегося влиятельной семье вместо того, чтобы жениться на любимой девушке, конечно же, стоит.
Женя возвращалась к машине с чувством человека, который переоценил свои возможности и потревожил людей надуманными предположениями, как если бы она хотела не столько помочь следствию, сколько произвести впечатление на близких, а заодно продемонстрировать свой талант сыщика.
И что в результате? Что такого важного она узнала от сторожихи? И стоило ли это того, чтобы она лишила сна и без того утомленного и занятого действительно важным делом Бориса?
Вот как она сейчас посмотрит ему в глаза? Он же спросит: как дела? Удалось ли ей узнать что-то важное, что поможет следствию?
И что она ему ответит? Да, узнала, что у жертвы был любовник, продажный чиновник.
Конечно, можно и эту информацию представить как исключительно важную, мол, раз он в свое время спокойно предал Алену, женившись на дочери крупного чиновника, то что ему стоит теперь избавиться от любовницы? Предположим, его брак пошатнулся из-за Карамеловой и ему пришлось выбирать между ней и женой. Как там Вера о ней отозвалась? Мол, за словом в карман не полезет. А что, если она встретилась с женой Равича и рассказала об их романе или… Или только собиралась сделать это (сюжет дешевой мелодрамы с криминальным уклоном!), и вот, чтобы спасти свой брак, Равич убивает дерзкую Алену!
Получается, что, может, и не зря она встретилась со сторожихой?
Женя позвонила Реброву:
— Прости, что разбудила…
— Нисколько не удивлен… — сонным голосом отозвался Валера. — Надеюсь, ничего не случилось?
— Его зовут Олег Равич! — выпалила она и в двух словах рассказала ему обо всем, что ей только что удалось узнать от Веры. — Постарайся утром выяснить все про этих Равичей, хорошо? Еще раз извини, что разбудила…
— Ты молодец. Спасибо.
— Спокойной ночи, Валера.
— Спокойной ночи.
Женя вышла за ворота и была удивлена, напугана, когда увидела, что Бориса в машине нет. Это еще что за номер? Он что, решил ее проучить, наказать и бросить здесь одну? А сам что же, взял такси и вернулся домой?
Машина была открыта. Женя села и заплакала.
Слезы ее мгновенно высохли, когда она увидела приближающуюся тень. Борис! Она и не поняла, откуда он взялся. Как будто бы из кустов, тянувшихся вдоль высокого забора детского сада. Что он там делал? Захотел в туалет?
— Привет! — неожиданно для Жени весело воскликнул Борис, усаживаясь за руль. — Ну что, сыщица моя, поехали домой? Или еще какие дела есть в Москве?
Отчего он так веселился? Или у него это истерика такая? Мужская?
— А ты где сейчас был? — осторожно спросила она мужа. — Что делал в кустах?
— Да не в кустах я был! Вошел и вышел через калитку. Все время, что ты находилась на кухне и разговаривала с этой хитрющей бабой, я был под окном и почти все слышал.
Точно! Окно-то было приоткрыто!
— Что мне еще оставалось делать? Не мог же я все это время сидеть в машине и слушать музыку, не зная, что с тобой, не грозит ли тебе опасность.
— Значит, ты подслушивал?
— Ну да, говорю же.
— И что?
— Да то, что ты права, днем эта Вера уж точно ничего бы тебе не рассказала. И ты правильно сделала, что приехала сюда ночью, застала ее врасплох…
— Так ты не злишься на меня?
— Ты зачем Реброва разбудила? — ответил он вопросом на вопрос.
— Слышал, значит… А чего не подошел?
— Боялся, что ты испугаешься. Ты же думала, что я в машине…
— Ну да… Знаешь, может, я и напрасно его разбудила, но мне так не терпелось сообщить ему имя любовника Алены! Борис… Ты чего молчишь?
— В смысле?
— Я спросила тебя: ты не злишься на меня?
— За что?
— Ну, что я поехала сюда ночью… что тебе спать не дала.
Машина уже мчалась по пустынной в этот час Большой Полянке в сторону Ордынки.
— Женя, скажи, ты что, действительно считаешь, что я не понимаю тебя? Твоего стремления быть полезной и заниматься любимым делом? Просто поначалу ты и сама как бы не могла определиться, чем хотела бы заниматься. Я был уверен, что твое призвание — это сады, растения… Ну, может, еще занятия живописью…
— Но все это может идти параллельно… — встрепенулась Женя, радуясь тому, что Борис в курсе ее увлечений, что он неравнодушен к ней и даже как будто бы понимает.
— Но теперь я понимаю тебя еще больше. Но в таком случае тебе на самом деле нужно учиться, и я помогу тебе, как я уже до этого говорил. Ты справишься! Признаюсь, конечно, мне, как и всякому мужику-эгоисту, было бы спокойнее, если бы моя жена сидела дома и воспитывала ребенка, чтобы занималась хозяйством. Но кто знает, быть может, я потерял бы тогда к тебе интерес? Ты превратилась бы в огромную такую толстую бабищу…
И тут Женя, забыв в эту минуту, что Борис — серьезный человек, адвокат и строгий муж, которого она почему-то побаивалась и постоянно от него что-то скрывала, с размаху заехала ему по уху:
— Я тебе покажу толстую бабищу!
Он хохотал! Да так заразительно и был таким веселым, спокойным и, быть может, даже счастливым, что и она расхохоталась.
Внезапно машина сделала вираж, остановилась на обочине, и Борис притянул Женю к себе, обнял ее и поцеловал. Затем еще и еще.
— Ты пойми, Женька, я так боюсь за тебя, так всякий раз переживаю, когда ты исчезаешь и мчишься куда-то с Тоней, чтобы кого-то там спасти или найти… Когда ты встречаешься с незнакомыми людьми, от которых можно ожидать чего угодно! В отличие от тебя, мне по работе приходится иногда сталкиваться с самым настоящим злом! С очень опасными людьми и настоящими преступниками и убийцами, которых мне приходится защищать, хотя некоторые из их выглядят, поверь, как обычные люди и у них на лбу не написано, что они убийцы или насильники. А у тебя-то такого опыта нет! Ты внедряешься в среду, входишь в доверие, чтобы собрать информацию, и не подозреваешь, что тебя в любую минуту могут убить, понимаешь ты? Просто потому, что человек понимает: он сказал что-то лишнее, ты стала опасной для него.