Она заметалась. Остаться здесь, спрятавшись за сосной, и дожидаться, когда он выйдет из дома Тумановой? И что тогда? Ну, упрекнет она его, и что дальше? Он рассмеется ей в лицо, скажет: «Да кто ты мне такая, чтобы мне сцены устраивать?»
И будет прав. Поэтому нечего его здесь дожидаться. Надо возвращаться домой.
Маша! Она же оставила ее в манеже! Она там, милая, наверное, охрипла от плача!
И Таня помчалась домой. Маша, к счастью, не плакала, она сидела среди игрушек и выглядела вполне себе счастливой.
Таня взяла ее на руки, прижала к себе. Мысли одна страшнее другой охватили ее, когда она представила себе, какой разразится скандал, когда Андрей узнает о ее связи с братом, как потребует развода и отберет дочку. И все отвернутся от нее, все, кто узнает ее историю. Ее грех.
— Хочешь яблочко?
Таня очистила яблочко и принялась кормить дочку.
Что делать? Как быть? Где он сейчас? В лесу. Ну конечно! Да что ему там делать в такой холод и непогоду? Он точно у нее. У этой развратной актрисы.
Она снова посадила дочку в манеж и через силу прибралась на кухне, достала миску, муку, молоко и замесила тесто. Пироги. Пусть будут пироги, надо же себя чем-то занять, чтобы не сойти с ума.
Она загадала: если Виталий придет и снова набросится на нее, значит, ни у какой актрисы он не был. Иначе откуда бы ему взять силы? А если нет, значит…
Ее воображение рисовало самые чудовищные, бесстыжие картины этого тайного свидания с Ларисой. А что? Женщина она опытная, много чего умеет и знает, как угодить мужчине. Достаточно посмотреть сериалы с ее участием. Конечно, ему с ней поинтереснее будет. А что может и умеет Таня, кроме как подчиниться?
Надо было готовить начинку. Из рук все валилось, не было сил. Когда резала лук, порезалась. Обработала ранку йодом, прилепила пластырь и надела напальчник.
А что, если признаться во всем Андрею? Сказать, что Виталий изнасиловал ее в первый же день и что она не знала, как ей поступить, говорить мужу или нет, потому что знала, как это будет ему больно. Ведь он так любит Виталия!
Что может последовать за этим? Она даже зажмурилась, чтобы представить себе эту сцену, и от «увиденного» ей сделалось еще хуже. Виталий посмотрит на брата своим немигающим холодным взглядом и спросит его: «И ты поверил ей? Да она сама, сама!» И кому Андрей тогда поверит: жене или брату? Кого он больше любит, тому и поверит. Но отношения с ним у Тани будут уже испорчены. Напрочь. Она должна была еще в тот день, когда Виталий только появился, сопротивляться до последнего, драться, кусаться, кричать, бить его, глаза ему выдавить, наконец!
А что сделала она? Даже пошевельнуться не смогла, словно ее держали в железных тисках. Вот говорят, что женщина может вывернуться, ускользнуть из рук насильника, но все это неправда. Когда мужчина сильный, когда знает, как схватить за запястья и обездвижить, придавить коленом жертву, да еще при этом причинить ей боль этой звериной хваткой, она не сможет и шелохнуться. И будет терпеть и ждать только одного — чтобы весь этот ад поскорее закончился. Но тогда почему же она вместо ада оказалась если не в раю, то все равно где-то рядом… Почему ее тело предало Андрея, почему с такой готовностью приняло чужого мужчину? Ну не потому же, что он так похож на мужа? Нет, нет! Что-то он сделал такое, волшебное, что она сорвалась с оси и улетела… И до сих пор летит, явно в пропасть, и сил сопротивляться этому у нее нет.
Вот и сейчас, что бы она ни делала, она постоянно прислушивается к звукам, ждет, что вот сейчас послышатся его шаги. Что откроется дверь и он войдет и снова парализует ее своим ледяным, властным взглядом.
И он вошел. Почти бесшумно. Стоял в дверях кухни и смотрел на нее, гипнотизируя.
Она задышала часто-часто, не зная, чего от него ожидать.
— Что делаешь?
— Тесто поставила.
— Пироги?
Она лишь молча кивнула. Он все стоял и даже не подходил к ней.
— Ну и как актриса? — Она не могла этого не спросить, было бы неестественно. — Дала тебе автограф?
— Да ее дома не было, к сожалению. Иначе я бы раскрутил ее, разговорил, вспомнил бы все комплименты, которые знал, начал бы расхваливать ее игру. Хотя актриса-то она так себе, обычная… Смазливая бабенка.
И Таня, не поверив ни единому его слову, смахнув слезы, сорвала с миски полотенце и вонзилась пальцами в теплую мякоть теста…
Глава 16
Свидетель (подозреваемая).
Ирина Равич
Ну да, конечно, я не знала, что у моего мужа есть любовница. Даже не подозревала, что это высокая такая, блондинистая дылда с худыми ногами и саблезубой улыбкой. Во сне такая приснится — получишь разрыв сердца. Но, как говорится, женщина на любителя. То есть просто идеальная дама сердца для моего Олега.
Когда я выходила замуж, конечно, я и понятия не имела, что он встречается с этой мерзкой Аленой. Что они жить друг без друга не могут, вернее, не могли. Может, она и не могла, но Олег-то бросил ее, решил для себя, что со мной, вернее, с моими родителями ему будет куда удобнее устроиться в жизни.
Он предал ее, поступил подло. Вот почему я всегда презирала его за эту продажность и никогда, понятное дело, не любила. Но так уж вышло, что и мне было удобно иметь под рукой мужа, который живет своей жизнью и не вмешивается в мои дела. Внешне мы выглядим прекрасной дружной парой, у нас подрастают дети — словом, мы образцовая семья.
Я не знала, что мой муж совсем уже перестал бояться, что его поймают, разоблачат, уличат в измене. Он окончательно расслабился и жил в свое удовольствие, даже не задумываясь о том, какие чувства испытываю я, когда знаю, куда и с кем он поехал или с кем только что расстался.
Конечно, я никогда не замечала какие-то мелочи, детали, несостыковки времени в его объяснениях, оставленные в его карманах чеки или другие приметы его измены. Не знала я и когда он врет, не давая себе труда хотя бы запомнить основные моменты этого самого вранья, чтобы не выглядеть передо мной вконец уж полным идиотом.
Не знала я, безусловно, в каких гостиницах или подмосковных пансионатах они встречаются со своей шлюхой. Понятия не имела, что он содержит ее, постоянно пополняя ее карточку, покупая драгоценности (которые она не носит, потому что боится расспросов мужа), дорогие духи (точно такие же, как и у меня, поскольку понимает, что я-то в них разбираюсь и что он не ударит лицом в грязь, преподнося их своей «красавице»)…
Кстати, о духах. Это, вероятно, очень удобно и безопасно для мужа, когда любовница пахнет такими же духами, как и жена. Нет риска, что жена в один прекрасный момент, обнюхав его, спросит: «А чем это, милый, от тебя пахнет? Где ты был, с кем?»
Я никогда не устраивала Олегу сцен ревности, не спрашивала, изменяет ли он мне, не говорила, что его видели с другой женщиной и что я знаю, кто она такая и как давно они встречаются. Я просто наблюдала за своим мужем и диву давалась, как можно вот так спокойно вести двойную жизнь, причем нисколько не нервничая, не боясь, что, повторюсь, тебя поймают, застукают в гостиничном номере с этой «белокурой Жози» в самый неподходящий момент…
Разве он не понимал, чем рискует? Разве не знал, что мои родители, узнав о его предательстве по отношению ко мне, сделают все возможное, чтобы он потерял по возможности все разом? И должность, и деньги, и имущество, и положение в обществе, и (почему бы и нет) здоровье?
Моя мама — женщина суровая, мстительная, и мало кто знает об этом. Она могла бы и отравить Олега или нанять кого-нибудь, чтобы его покалечили… Это внешне она выглядит как милая такая женщина, улыбчивая и доброжелательная, на самом деле — стерва еще та. Но я все равно люблю ее и, кажется, переняла некоторые черты ее характера.
Нет, я же ничего не понимаю и не догадываюсь, почему Олег, вернувшись, к примеру, в июле как бы из командировки, из прохладного Калининграда, просит меня намазать ему спину сметаной, говорит, что был с друзьями в солярии и там «сгорел». Да разве ж мне известно, что они со своей Жизелью летали в Сочи, где останавливались в частной гостинице «Зеленый сад», что весь день жарились на пляже, а вечером отправились в ресторан, где пили розовое шампанское? Они не первый год летают время от времени в Сочи, останавливаясь в одной и той же гостинице, и я, конечно же, не позаботилась о том, чтобы прикормить там своего человечка, который докладывал бы мне об их приезде, следил бы за ними и делал снимки.
Я же дура, я же ничего не вижу, не понимаю. Вот пусть он так и считает.
Я не слежу за собой, не ухаживаю за своим телом, волосами, не выгляжу лет на десять моложе, тратя на все это баснословные деньги. У меня нет любовника, художника-студента, с которым провожу все свободное время и которого содержу. Я не покупаю ему ничего: ни машину, ни одежду, — не вожу в ресторан, не делюсь с ним своими секретами. Он ничего, конечно, не знает о моем муже, который игнорирует меня, проводя время со своей Жози. Я не рассказываю ему о том, как же мне хочется избавиться от этой гадины, которая живет с моим мужем, которая пользуется нашими семейными деньгами и живет себе спокойно и счастливо на две семьи, как будто бы это и есть норма.
Разве могла я предполагать, что, когда станет известно о ее смерти («Собаке — собачья смерть!»), в нашем доме появится полиция, следователь, который будет допрашивать Олега. Что он, заплаканный (как ранимая и впечатлительная дура-девушка), будет блеять им что-то в ответ, врать, что ну да, когда-то давно была у него школьная зазноба Алена, но с которой он не виделся тысячу лет и понятия не имеет, где она и что с ней.
«Убили? Да что вы такое говорите? Бедняжка! Такая хорошая была девочка! Вы подозреваете меня? Да что вы несете? Какое отношение к моей жизни имеет эта особа? Вы явно чего-то перепутали».
«Что? Что вы сказали? Мы встречались с ней не так давно в детском саду, да еще и ночью? Да зачем мне встречаться с кем-то, да еще и в детском саду? Бред какой-то! У меня жена, семья. А вам не кажется, что меня кто-то решил таким образом подставить? Ну и что, что там видели мою машину? Ее могли просто угнать, чтобы камеры зафиксировали ее возле садика… Ну да, я знаком с заведующей, ничего плохого о ней сказать не могу. Честный, ответственный работник, у нее всегда чисто, коллектив сплоченный…»