Конечно, она перевела на свою карту деньги с «морского» (как они его называли с мужем) счета.
Она позвонила Андрею и сказала, что ей позвонила подруга, с которой они давно не виделись, и она поехала на встречу в Москву.
— Да, конечно, поезжай, милая! — отозвался Андрей. — Окна-то от тебя никуда не денутся. Потом помоешь. Отдохни от всех нас!
Она слушала его, и слезы катились по щекам. Что-то их всех ждет?..
Глава 22
28 апреля 2023 г.
Свидетель (подозреваемый) Олег Равич
Равич знал, чувствовал, что он придет. Потому долго сидел в своем кабинете и, распахнув окно, пользуясь тем, что в здании в этот поздний час находятся лишь уборщицы и сторож, курил.
Почему-то встреча с Германом ему представлялась во дворе его дома, и он страшился этого, его колотило при мысли, что этот крепкий и высокий, как медведь, мужик подкрадется к нему сзади и либо пырнет его ножом, либо ударит по голове чем-то тяжелым, что проломит голову. Да и вообще домой не хотелось. Там была Ирина, которая все знала, понимала и оттого презирала его, а теперь и обвиняла в том, что эта криминальная история с Аленой затронула их семью.
Так уж получилось, что смерть Алены покачнула неустойчивую конструкцию их семейных отношений, порядка, уклада. Да, семья сложилась довольно странная, где супруги даже не старались делать вид, что все благополучно. Жили как соседи, когда у каждого свои личная жизнь, интересы и им просто приходится в силу обстоятельств жить рядом, соблюдая определенные правила общежития. И только в присутствии детей они время от времени играли роль счастливых родителей, пары. В остальное же время Олег много времени проводил на работе или с Аленой. Домой отправлял с водителем продукты, водитель же в основном отвозил и забирал детей из школы. Так что супруги практически всегда были технически свободными и имели возможность, не пересекаясь, заниматься своими делами и встречаться с кем угодно. Возвращались домой вечером, вместе ужинали, общались, и дети-подростки, сын и дочка, отправлялись в свои комнаты готовить уроки или встречались со своими друзьями.
Все были сыты, довольны, счастливы! Во всяком случае, даже им так казалось. Ложь, которая прочно поселилась в семье, тоже казалась сытой и довольной: она разрасталась, увеличивалась и стала, что самое ужасное, нормой общения. Никто из супругов никогда и ни в чем не упрекал друг друга, Ирина с Олегом стали добрыми друзьями, и это грозило перерасти в другую, извращенную форму общения, когда муж или жена начинали откровенничать друг с другом, делясь своими личными любовными переживаниями.
Например, когда Ирина вдруг начнет рассказывать мужу о своем молодом любовнике, о том, что он охладел к ней или забыл поздравить с днем рождения, а Олег пожалуется жене на Алену, которая во время близости называет его именем своего мужа Германа.
Готов ли был Олег к таким отношениям? Пожалуй, готов, если учесть, что они довольно давно, постепенно к этому пришли.
Конечно, Ирина все знала про Алену. И не раз как-то вроде бы вскользь, однако остро цепляя Олега, намекала ему на то, что как может он вообще встречаться с такой некрасивой женщиной. Где были его глаза, когда он только влюбился в нее? Что он в ней нашел? Но, к счастью, она так ни разу и не опустилась до расхожей и пошловато звучащей фразы, мол, видимо, она в постели хороша.
«Не твое это дело», — вот так резко и грубо бы ответил ей Олег. И после этого их отношения были бы подпорчены. К тому же и ему было чем поддеть жену: ему доложили о новом любовнике Ирины, совсем мальчишке, художнике, которому она сняла квартиру в Хамовниках. И зачем было так тратиться? Можно же было снять студию где-нибудь в спальном районе. Видимо, любит его, боится потерять, вот и держит на коротком поводке, создавая ему комфортные условия проживания и работы.
И все бы так и продолжалось, и все играли бы в счастье, наслаждаясь свободой и возможностью не особенно-то и скрываться, изменяя, если бы Алену не нашли удушенной на пустыре.
Кто и за что мог пожелать ей смерти? Кому она помешала? Что такого случилось в ее жизни, что она закончила свою жизнь на пустыре? Ужасная, жалкая смерть!
Олег подозревал Германа, тихого на вид и спокойного мужа, который, возможно, что-то узнал об их связи с Аленой и так же тихо убил, удушил. В тихом омуте, как говорится…
Был у нее и еще один грешок, Олег знал: ее темные делишки с одним мутным человечком с базы, где детский сад закупал продукты. И ведь она ни в чем не нуждалась. Олег, по сути, обеспечивал ее лично и семью, считая ее своим близким, родным человеком.
Зачем ей заниматься кражей продуктов? Это скорее попахивало клептоманией. Дурацкой такой клептоманией, когда Алена, взрослая женщина, у которой имеется кредитка (оформленная, кстати, на Олега), с помощью которой она может позволить себе многое, потихоньку подворовывает в супермаркетах шоколад, печенье и всякую мелочь…
«Зачем?» — спрашивал он ее. И она всегда, вернувшись в машину, где он ее поджидал, вытряхивая из-за пазухи сворованные сладости, говорила, заливаясь смехом: «Для куража, Олежа!»
Вот и докуражилась. А что, если она украла кольцо с брильянтом из ювелирного? Да нет, это уже был бы не кураж, а настоящее преступление.
Если бы Олега спросили, какая была Алена, он бы ответил не задумываясь: веселая! А еще легкая, заводная, страстная, умеющая находить наслаждение во всем. С ней было легко и весело. Радость просто переполняла ее!
Она всегда с аппетитом ела, причем как-то так красиво, в эти минуты от нее невозможно было глаз оторвать. Умела получать наслаждение от близости, чувствовала себя свободной и знающей, чего хочет. Когда в машине звучала музыка, она почти всегда подпевала, даже когда не знала слов, и если музыка была ритмичной, быстрой, то отзывалась всем телом, словно танцуя в машине.
Она любила жизнь, очень любила. Она была вся переполнена любовью. Детей своих любила, заботилась о них. Мужа, похоже, тоже любила, в детском саду всем помогала, защищая от заведующей-мегеры…
Единственный, кто мог бы ее убить, да и то случайно, в порыве страсти и одновременно ярости, узнав о ее измене, — так это ее муж. Вот точно он.
Возможно, они подрались, вернее, он ударил ее, она упала, он набросился на нее и в сердцах схватил за горло. И случайно удушил. Просто не рассчитал силы. Испугался, ночью вывез труп на свалку. Вернее, на пустырь. И теперь, оставшись один с детьми, живет в постоянном кошмаре от содеянного, желая только одного: наказать виновника этой ситуации, любовника, то есть его, Олега Равича!
…Олег затушил сигарету, подождал, когда дым немного выветрится через открытое окно кабинета, набросил пиджак и вышел в коридор. Вот сейчас он выйдет на улицу, и Герман набросится на него. Но он был почти готов, припас баллончик с перцовым газом. Правая рука Олега держала его в кармане. Вот только успеет ли он воспользоваться им до того, как на него нападут?
Зубы стучали, и это было такое стыдное волнение! Почему он раньше не позаботился о том, чтобы Герман ничего не узнал? Почему никогда они с Аленой это не обсуждали?
Алена вела себя так свободно! Каталась по Москве на такси, летела к нему на встречу, обнимала его прямо на улице или в кафе, где их могли заметить ее знакомые, которые потом передали бы это Герману, к примеру.
Когда-то давно на его вопрос, не боится ли она, что о них узнает ее муж, Алена улыбнулась и сказала весело (она все делала весело!): «Он никогда и ничего не узнает, а если и узнает, то простит, это же Гера!»
Было около десяти вечера. Улица хорошо освещалась и казалась такой безобидной. Моросил дождь, и было прохладно. Герман пожалел, что вышел в одном пиджаке, без куртки. Почему? Потому что в кабинете было тепло? Или его тогда просто не интересовала погода? Остаться бы живым!
Он постоял на крыльце. Вокруг, как нарочно, ни души. Баллончик в ладони стал теплым. А вдруг он взорвется? Господи, чего только не лезет в голову?
— Вы Олег Равич? — услышал он и окаменел.
Мужской голос раздался совсем близко, сзади, словно говоривший подошел к нему со спины. Но откуда он взялся? Но это точно он, обезумевший вдовец Герман.
— Пожалуйста, не убивайте, у меня двое детей. Прошу вас… — У него кишечник забурлил от страха, и это было еще более стыдно.
— Поговорить бы, — продолжил голос.
Олег медленно повернулся и оказался лицом к лицу с симпатичным мужчиной, примерно ровесником. Высокий, полноватый, с лицом умирающего бассет-хаунда.
— Хорошо, давайте поговорим, — тихо, хриплым голосом, сам не свой от ужаса, отозвался Олег.
— Здесь бар есть, неподалеку.
Олег очень хорошо знал этот бар. На соседней улице, за углом. И они, муж и любовник, двинулись по хорошо известному маршруту. Туман густел на глазах, превращая свет фонарей в расплывчатые желтые гигантские одуванчики. Мокрый асфальт казался желто-оранжевым от бликов.
К счастью, Герман шел впереди, а это уже уменьшило риск быть прибитым сзади. Может, он и не собирался его душить или зарезать ножом?
На Германе был длинный плащ, мокрый. Значит, давно дожидался Олега возле здания министерства. Знал, что он еще там. И презирал за то, что тот не решается выйти.
Он ни разу не оглянулся, словно наверняка знал, что Равич идет за ним следом.
Спустились в бар, где было тепло, сухо и все располагало к тому, чтобы напиться. Уютно, полумрак, какие-то темные силуэты за стойкой и за столиками.
Они заняли столик в самом углу, Герман сел напротив Равича на мягкий кожаный диван. Потом встал и снял с себя плащ, показавшийся тяжелым. И повесил на вешалку. Под плащом оказался тонкий черный свитер. Конечно черный, как иначе?
У Германа и лицо было мокрым, красным. Только сейчас, пусть и в полумраке, подсвеченном рассеянный светом, исходящим от сверкающей барной стойки, Олег разглядел лицо своего соперника: веки его опухли, вероятно, от слез. Глаза потухли.
На него было больно смотреть. И вдруг до Олега дошло, что он-то сам не так уж и страдает от этой потери. И что это Герман преисполнен печали и тоски, это у него жизнь сломалась и у его детей. А он, Олег, будет жить почти как раньше. Или же ему это только кажется?