! Мой брат, он же летящий, такой же, как и Женька, и тоже ничего не боится, ему кажется, что преступники бывают только в кино, честное слово! Он же как ребенок! Отпустил Наташу… Вот что они сейчас делают? Что? Да звонила, доложила мне, рассказала, что и как. Но думаешь, я успокоился? Впору мне самому ехать в этот Сосновый Бор! Но у меня процесс! Я в суде сейчас! Не могу, понимаешь, выбраться! Ладно… Будем надеяться, что все обойдется. Обещай мне, Валера, что, когда доберешься и увидишься с Женькой, сразу же сообщишь мне, что все в порядке. Она же, даже если будет сидеть в подвале, связанная и с кляпом во рту, ни за что не признается в этом… Да ладно… Это я так, сгустил краски… Она же мне позвонила, значит, жива и здорова… Да, хотел сказать. Как освобожусь, поеду на «Мосфильм», потолкую с Тумановой, если получится. Все. На связи.
Глава 30
25 апреля 2023 г. Андрей
Он приехал в лес, вытащил из багажника аккуратно, чтобы ничего не испачкать, большое покрывало, пропитанное кровью, свернул в узел и уложил в центр кострища в лесу, затем отвинтил крышку с бутылки с жидкостью для розжига и обильно полил покрывало. Затем достал из пакета газовую горелку, купленную им еще в прошлом году для розжига углей, и поджег кровавый костер. И когда покрывало вспыхнуло, собрал со дна багажника с виду совсем чистый лист плотного полиэтилена, скомкал его и тоже бросил в огонь. Вот теперь багажник не опасен, там нет ни капли крови, ни пятнышка.
Андрей подготовился основательно, все продумал и закупил необходимое. Полиэтилен, веревку, лопату он покупал в разных районах Москвы. Он и сам не мог бы себе ответить, зачем ему понадобилась новая лопата, у него своих две. Но все равно купил, подумал, что если найдут труп и заподозрят Андрея, то возьмут на экспертизу и лопаты, проверят их на состав почвы, сверят с той землей, в которой он похоронил в лесу брата.
Полиэтилен плавился в огне, продолжало гореть объятое пламенем покрывало. Еще немного, и все сгорит дотла.
Андрей, всегда немного неуверенный в себе, но честный и справедливый человек, который всю свою жизнь все делал правильно, но все равно во всем сомневался, на этот раз точно знал: он должен был сделать это. В том, что произошло в его семье, виноват только он сам. И больше никто.
Замечал ли он те изменения, что происходили в его доме? Конечно, замечал. Но старался сдерживаться и не упрекать жену за то, что она не успевает что-то прибрать или приготовить. Возможно, она так запустила дом не из-за лени, она никогда не была ленивой, а потому, что в доме появился совершенно чужой для нее человек. Это Андрею он был родным, а Тане — никто. Но поскольку она являлась женой Андрея, то из уважения к мужу просто обязана была принять его, кормить, стирать его одежду.
Он не замечал, чтобы между женой и братом были какие-то натянутые отношения, нет. В его присутствии они вели себя вполне нормально и, главное, Виталий выглядел счастливым! Да и Таня не жаловалась. Только однажды спросила его, не сидел ли брат.
— Это он тебе сказал?
— Да.
— Он не сидел, это я точно знаю. Сочинил, придумал, чтобы вызвать в тебе жалость, понимаешь? Чтобы получше его кормила. Он врун первостатейный! Просто невезучий. Ему никогда не везло с женщинами, постоянно менял работу, нигде подолгу не задерживался. Все заработанное быстро спускал, пропивал. Куролесил, всю страну объездил в поисках легких заработков. Но душа у него чистая, он добрый. Так что не бойся, ни в какой тюрьме он не сидел.
Успокоил ли он ее? Во всяком случае, ему так показалось.
Но Таня… Она таяла на глазах. Сильно похудела, лицо осунулось. Он даже предложил ей пойти к врачу, провериться, но она так и не пошла.
Так уж случилось, что сегодня он вынужден был вернуться домой — забыл телефон. А без телефона как?
Вернулся и услышал раздающиеся из кухни голоса. Окно было открытым, и он слышал все.
Его буквально парализовало. Он стоял и слушал, слушал… Таня рыдала и сквозь рыдания произносила такие вещи, что Андрей чуть не умер на месте.
Он и пошевелиться не мог. Слушал, представляя себе картины, которые вызывали в нем прежде не изведанные чувства: стыд, страх, лютую ненависть к брату и желание уничтожить его, убить.
Он еще долго будет слышать его голос, его слова, которые он постоянно повторял, вызывая новые приступы истерических рыданий жены: «Он тебе все равно не поверит, вот увидишь! Я — брат, поняла!»
Таня просто задыхалась в слезах, она стонала и хрипела, а Андрей так и не смог пошевелиться, чтобы кинуться к ней, чтобы спасти ее, чтобы остановить уже эти потоки слез.
Он должен был узнать все! И что бы ни случилось, чего бы нового он ни узнал о той трагедии, что разворачивалась практически на его глазах, он не мог допустить, чтобы Таня страдала еще больше. Для нее он должен был оставаться тем прежним, ничего не знающим мужем, перед которым она будет чистой, невинной, любимой женой. Иначе семью не спасти.
«Он тебе все равно не поверит…»
Что ему, этому неприкаянному и не изведавшему счастья семейной жизни мужику, известно о любви? Откуда такая уверенность, что Андрей поверит ему, а не Тане?
Таня… Бедняжка, она в течение месяца жила в аду и в постоянном страхе разоблачения, поверив Виталию, что муж примет сторону брата. И потому молчала, молчала! А если бы призналась сразу, в первый же день, что Виталий изнасиловал ее, все могло бы сложиться по-другому.
Как? Этого Андрей не знал. Нет, у него не хватило бы духу убить его…
Или хватило? Но он точно поверил бы жене. Таня, это же его любимая Таня, ему ли не знать, какая она и на что способна? Может, и не до конца он ее знал, но теперь-то знает: она была способна молчать и терпеть насилие только лишь из страха потерять Андрея.
Брат уже с самого утра был пьян, а потому болтал, изрыгал из себя такие гадкие непристойности в адрес жены, что Андрей даже допустил, что он делает это нарочно, словно знает, что его слышат. Унижал ее так, что даже он, взрослый мужчина, холодел, услышав такие слова. Ему хотелось заткнуть уши и ничего уже не слышать!
Андрей стоял под окном с закрытыми глазами, и его воображение рисовало отвратительные сцены, главными участниками которых был насильник-брат и его жертва Таня. Это сколько же ей пришлось вынести, выстрадать! Какая уборка? Она была едва жива, находясь рядом с этим чудовищем!
Андрей узнал много нового и помимо сексуальной связи брата с женой. Оказывается, Виталий добился расположения соседки Тумановой! Андрей вспомнил, как брат все порывался пойти к ней за автографом. Пошел все-таки и получил автограф. Все получил, что хотел. И решил, что этой связью может вызвать ревность Тани. Мерзавец!
Узнал он и о том, что почти все деньги, которые они откладывали на море, были потрачены на брата. Что он без зазрения совести тянул с нее деньги, зная, что она из страха, что он расскажет о ней брату, отдаст ему последнее. Оказывается, он заставил ее даже поехать с ним в ресторан!
Были и еще какие-то грязные намеки, которые Андрей так и не понял. Виталий время от времени произносил: «Потом все узнаешь…»
Какая же гигантская черная пропасть пролегла между теми добрыми чувствами Андрея к брату, его желанием ему помочь — и тем злом, которым Виталий, которого он, получается, и не знал (!), наполнил его дом!
Ведь он разрушал его семью, упорно, жестоко, испытывая при этом, вероятно, сладостное чувство превосходства над братом, над его благополучной, состоявшейся жизнью, его любовью к жене и дочери. Глумился долгими часами над запуганной до смерти Таней.
Зависть! Жгучая, лютая зависть — вот что не давало ему покоя, и потому он взялся все разрушить, изгадить, уничтожить.
На какое-то мгновение он словно оглох. Или голоса в кухне стихли.
Виталий показался на крыльце, Андрей едва успел спрятаться под навесом, где стояла машина Тани. Сбежав с крыльца с лицом, на котором сохранилось брезгливое (!) выражение, как если бы он съел что-то несвежее, Виталий быстрым шагом направился к лесу, но потом вдруг резко развернулся и пошел по дороге в противоположную сторону. Куда?
Дом Тумановой находился в другой стороне. Андрей вышел из своего укрытия, зашел в лес и двинулся параллельно дороге, преследуя брата и не спуская с него глаз. Ему показалось, что он слишком долго идет, лавируя между розоватыми, в оранжевой смоле, шершавыми стволами сосен, ступая по мягкому одеялу из иголок, и лес почему-то оставался равнодушным к его страданиям. Его жизнь рушилась, а в ветвях сосен, где-то далеко наверху, в пышной зеленой кроне, заливались птицы, которым тоже не было никакого дела до его готового разорваться сердца.
И вдруг он понял, что плачет, что все внутри него клокочет, что слезы заливают лицо. Он задыхался, вспоминая, как буквально на днях вечером они с братом стояли возле мангала, жарили шашлык и Андрей в порыве любви обнимал Виталия за плечи. Как готов был счастливо плакать при мысли, что брат вернулся, что теперь они вместе и что скоро все в жизни его неблагополучного брата изменится, он начнет работать, переедет в Москву, сначала поселится в их с Таней квартире, потом, может, встретит женщину…
Как он мог? За что? Неужели кровь, их кровь, превратилась в яд? Ведь они же братья!
В груди слева закололо, да так больно, что Андрей остановился, чтобы перевести дух, чтобы исчезла боль. Не хватало еще, чтобы он умер прямо здесь, в лесу. И тогда этот негодяй поселится здесь и будет продолжать терзать Таню…
Андрей очень удивился, когда увидел, как Виталий сворачивает к дому, в котором, насколько ему было известно, никто не жил. Хозяева укатили за границу, и там никто и никогда не появлялся.
Что он там делает? Виталий наклонился, затем поднялся и начал отпирать дверь. Может, под крыльцом был ключ? Что ж, это так похоже на брата: проникнуть с помощью случайно обнаруженного ключа в чужой дом и делать там все, что хочется! Вероятно, здесь после таких вот сцен с Таней он и пережидал время. Отсыпался, отлеживался, может, покуривал травку. Но уж точно не страдал. Он, дьявол, радовался тому, что снова одержал верх над несчастной запутавшейся женщиной. Оставил ее в таком жутком состоянии и даже не попытался как-то успокоить ее! Как она там?