– Но… как же так? Без телеграммы, без…
– Мама, в каком веке ты живешь? – укоризненно сказал Саша. – У нее что, нет мобильника? Давай, звони!
– Господи, я совсем растерялась! И в самом деле, какая телеграмма? Теперь все так просто, – и мать кинулась искать свой мобильный телефон.
Пока она вела переговоры с сестрой, Саша договаривался с отцом:
– Как ты без нас? Ты же понимаешь, что мне придется взять ее с собой. Она со мной теперь не расстанется.
– Хорошо, что мать уедет. Ире надо сменить обстановку. За эти три года она чуть с ума не сошла, сама одной ногой в могиле… – отец осекся. – Была. Ты не волнуйся, с ней теперь все будет хорошо. Рядом с тобой она оживет, болезни пройдут. Погода хорошая, там южнее, значит, теплее. Погостите у тети Марины какое-то время, та вам только обрадуется.
– Мы будем звонить тебе каждый день, а ты… Ты держись, батя. Меня, скорее всего, начнут искать. Не надо никому говорить, где я.
– Да я уже понял, сынок.
– Как бы тебя ни пытали, ты ничего не знаешь. Главное – Аля. Она умеет уговаривать. Я хочу, чтобы она была счастлива, поэтому ей не надо со мной видеться. Она поплачет немного и выйдет замуж за Женьку, тем более что дата свадьбы уже назначена.
– Так это когда еще! – развел руками отец. – Через полгода!
– Значит, я не появлюсь здесь полгода. Ах да! Деньги! – спохватился он. – Как у нас с деньгами? Насколько Женька постарался? Прибрал к рукам все наследство или кое-что осталось?
– Соберем, сколько сможем, – пробасил отец. – У нас есть кое-какие сбережения. – Он вдруг смутился. – На похороны. И на памятник.
– Мне, что ли? – усмехнулся Саша.
– А кому ж еще? – хмыкнул отец.
– Памятник подождет. Я, пожалуй, еще поживу. У Орлова денег не вздумай брать, слышишь? Он будет тебя покупать, это его метод работы с «материалом». Дорого покупать. Не сдавайся, батя.
– Обижаешь, сынок. – Отец засопел. – Ты, главное, отдыхай. Лечись. А денег я заработаю. В две смены стану вкалывать, таксистом подрабатывать. Главное, что ты жив, сынок.
– Надо сдать мою квартиру. Сможешь?
– Схожу в агентство. Выкрою время.
– Квартира – раз, – загнул палец Саша. – Быть может, я найду себе там работу. В провинции. Это два.
– Работу? Какую работу? Даже не думай об этом! – мама услышала последнюю фразу и разволновалась не на шутку. – Ляжешь в санаторий, Марина все устроит. Она работает медсестрой.
– В санатории? – улыбнулся он.
– На станции переливания крови, – серьезно сказала мама. – Но город маленький, все всех знают. У Марины среди медиков полно приятелей. Тебе мигом найдут хорошего врача, устроят путевку в центр реабилитации для тяжелых больных. Он находится за городом, природа дивная, воздух свежий, вода ключевая. Марина так обрадовалась! Последний раз мы с ней виделись на Колиных похоронах.
– Да, давно.
– Я только беспокоюсь, Сашенька: как же ты доедешь? Ведь это же целый день в поезде! А ты очень слаб. И будут ли билеты?
– Я лягу на нижнюю полку и усну. Если честно, я очень хочу спать. Мне просто необходимо уехать, мама, – мягко сказал он. – Если я останусь, все еще больше запутается. Если вы поможете мне подняться с дивана, сведете вниз и уложите в машине на заднее сиденье, то до вагона я как-нибудь доползу. А потом лягу и усну.
– Как скажешь, Сашенька.
– Ну что? Собираем вещи? – развеселился вдруг Туманов, представив Женькино лицо, когда тот будет безуспешно носиться по Москве в поисках сбежавшего формального владельца холдинга. – Я сейчас посмотрю в Инете расписание поездов. Принесите мне ноут.
Мама метнулась к столу.
– Вот. Работает. Я его заряжала, как чувствовала, что ты вернешься.
– Спасибо. – Он включил ноутбук и подождал, пока загрузится программа. – Сейчас у нас будут билеты.
– Я сменщику позвоню, – поднялся со стула отец. – Скажу, чтобы вышел сегодня за меня.
– Что ж брать-то, Саша? – засуетилась мама. – Из вещей?
– Только самое необходимое, – строго сказал Александр. – Еду купим на вокзале. Чай в поезде.
Он потыкал плохо слушающимися пальцами в клавиатуру и машинально пригладил волосы.
– А дай-ка мне, мама, зеркало.
– Да зачем оно тебе? – отвела та глаза.
– Думаешь, я себя испугаюсь? – усмехнулся он. – Мы давненько не виделись со своим отражением. Соскучились друг по другу. Так что давай, неси.
Она со вздохом протянула ему маленькое зеркальце. Он глянул туда и крепко задумался. Там, в зеркале, был парень, мало похожий на прежнего Сашку Туманова, которого знали все. На синеглазого весельчака, с азартом бросающегося в самый водоворот жизни, туда, где она бурлила и кипела. Впалые сизые щеки, ввалившиеся глаза, то ли блекло-голубые, то ли серые, сухие губы, взгляд тусклый, мышиного цвета волосы. Одна радость, что жив. Да и радость ли?
И кто-то очень не согласен с тем, что он жив. Кто-то попытается переправить-таки его на тот свет. Кому-то он очень мешает.
– Ну что, Орлов? – подмигнул он своему отражению в зеркале. – Я знаю, что ты меня ищешь, злой джинн. Предлагаю тебе бой с тенью. Я не буду тебе отвечать, лупи сам себя. Действуй.
На пути к истине
Большую часть пути он, как и обещал матери, проспал. Побег из больницы отнял много сил. В целом он чувствовал себя неплохо, исключая общую слабость и путаницу в мыслях. Система «Александр Туманов» теперь перезагружалась, но винчестер, то есть мозг, был сильно попорчен, многие файлы восстановлению не подлежали. Бодрствуя, он все пытался разобраться в каше в своей голове, понять, что истинно, а что ложно, что было на самом деле, а чего не было, но едва засыпал, вновь превращался в заложника злого джинна. Во сне он по-прежнему думал, что Аля-Ангел умерла, погибла в автокатастрофе, и ему так было легче. Поэтому он предпочитал спать, а не грузиться проблемами. Тем более не хотел их решать. Исчезнуть, слиться, не мешать им… Исчезнуть… Отстукивали колеса. Не мешать…
«Мне надо лечиться», – думал он, в очередной раз проснувшись и глядя в окно вагона на однообразный пейзаж. Поезд не ехал, а тащился, с частыми остановками, пропуская вперед всех и вся. Это направление считалось тупиковой ветвью цивилизации, поэтому ни фирменные поезда, ни экспрессы сюда не ходили. Только этот тихоход. Пришлось подчиниться. Дорога казалась бесконечной, он лежал без движения на нижней полке и задавал себе ритм. Исчезнуть… Тук-тук-тук… Не видеть… Тук-тук… Не слышать… Тук… Не знать…
«Долго и серьезно лечиться, вот что мне сейчас надо. У меня никогда не было красной спортивной машины, это необходимо запомнить. Я не ездил отдыхать с Алей и Женькой, никогда не ужинал с ней в принадлежащем мне ресторане. Я никогда не был у Женьки в гостях, там, скорее всего, нет никаких фламандцев и импрессионистов. Золотых чаш тоже нет, и роскошных восточных ковров. Стиль хай-тек, бетон, стекло и пластик. Это мои видения, не более того: собрание антиквариата в Женькином пентхаусе. Я не заваливал Алю цветами, не… Все это делал Женька! А она потом рассказывала мне о его подвигах. Подолгу сидела в палате и верила в то, что я все слышу. И ведь я слышал! Вот почему я это знаю!»
Выходит, никакого джинна не было. И волшебства не было тоже. Наследство – реальность. И Женькина должность тоже реальность, а также пентхаус в высотке и красная спортивная машина, на которой Орлов с шиком катает Алину. Похоже, все активы уплыли в Женькины руки. Тот выбросил на рынок акции по причине намечающегося банкротства, и сам же купил их через подставных лиц на деньги, которые обманом вытянул у Тумановых. Компания теперь в руках у Орлова, а за счет наследников покрыли долги. Осталось сместить формального президента холдинга. Передать власть его реальному владельцу, коим является Орлов.
Он, Александр Туманов, теперь банкрот. Об этом сказал сам Женька, навестив его в больнице, вот почему он знает об истинном положении дел в компании. Сказал со смешком, похваляясь своей ловкостью и сообразительностью. Свидетелей разговора не было, и доказать, что Женька вор, практически невозможно. Да и зачем? Вернуть компанию можно только в борьбе, через суд или еще как-то. А сил у него сейчас хватит только на то, чтобы доехать до тети Марины, а от нее – в санаторий.
Возможно, у него что-то и осталось из имущества и немного денег. Квартира, где он жил до аварии, небольшая часть акций, которые можно продать. Но уточнять наличие оных и их теперешнюю стоимость ему не хотелось. После тяжелой болезни организм на какое-то время погружается в состояние, когда проблемы внешнего мира волнуют его меньше всего. Он целиком и полностью сосредоточен на себе, на своих ощущениях, на том, чтобы равновесие между жизнью и смертью было нарушено в пользу жизни. И чем тяжелее была болезнь, тем это состояние продолжительней.
Заниматься такими пустяками, как добыча денег всеми возможными способами и поиск способов, как потратить средства, могут только абсолютно здоровые люди или считающие себя таковыми. Он же себя здоровым не чувствовал. Мало того, не ощущал нормальным, здравомыслящим человеком. В голове была каша, глядя на застиранные занавески и грязное окно, ему хотелось крикнуть: «Джинн! Ты где? А ну-ка, быстренько, организуй мне СВ! А лучше самолет! Прямой рейс Москва – тетя Марина!»
– Идиот! – выругался он вслух.
– Ты что, Сашенька? – испугалась мама.
– Все в порядке.
«Да какое там в порядке! Мне нужен хороший психиатр!»
– Как ты себя чувствуешь, Сашенька? – постоянно спрашивала мама.
– Хорошо, – сонно отвечал он и, зевая, натягивал до подбородка жесткую от крахмала казенную простыню. Глаза сами собой закрывались.
Ему и в самом деле было сейчас гораздо лучше, чем во время недавних переживаний по поводу свадьбы лучшего друга и бывшей своей невесты. Это осталось в прошлом. Первое, что он сделал, когда очнулся – сложил оружие. Прекратил всякие боевые действия. Он так и сказал «охотнику»: я пришел, чтобы вернуть пистолет. Мысленно он даже провел красную черту: «до» и «после». То, что было «до», его теперь не волновало. А видеть он их не хотел вовсе не потому, что боялся. Объясниться? Пожалуйста! Выслушать? Легко! Простить? Еще легче! Уже простил. Но Аля с Женькой помешали бы ему бороться с болезнью, вызвали бы в душе какие-то чувства, возможно сильные. А они ему были сейчас не нужны, эти чувства. Все, чего ему хотелось, это есть и спать. Вот к какому выводу он пришел, обдумав свое положение. Из поезда выходил совсем уже другой человек. Глаза у него были небесно-голубые, взгляд посветлел, губы порозовели. А может, он просто выспался.