Провинциальная родня Тумановых жила бедно и всерьез рассчитывала на помощь москвичей, но они считали бестактным попросить денег в лоб. А ведь это самый верный способ получить то, что хочется. Но они почему-то не замечали кратчайшего пути между двумя точками, выстраивая понятную лишь им двоим схему, которая еще больше все запутывала. Неудобства поэтому продолжались.
Мама с тетей Мариной оживленно беседовали на заднем сиденье, а он молча смотрел в окно, чувствуя, что после недавней перепалки по поводу дядиного наследства Миша не склонен к разговорам.
– А получка-то у Игоря какая? Я имею в виду чистыми.
– Когда как.
– Что ж вы, москвичи, такие скрытные! Вот у меня чистыми выходит шесть тысяч. После выплаты процентов по кредиту. И то я подрабатываю.
– Игорь работает сдельно.
– Но есть же какой-то минимум!
– Пятьдесят тысяч, – нехотя сказала мама.
– Да ты что-о-о…
– Он водит по Москве большегрузные машины, – пояснила сестре Ирина. – Это очень тяжело. Повсюду ведь пробки. Игорь еще и подрабатывает, – поспешно начала оправдываться она. – Ему, Марина, достается.
Краем глаза он заметил, как брат насупился.
– Такие деньжищи… – сдавленный вздох на заднем сиденье. – И сын миллионер…
Вскоре показался полосатый шлагбаум, и все вздохнули с облегчением.
Скит
Машина остановилась, не доезжая до него двух метров, и Миша пошел на переговоры с охранником. Тот, едва глянув на путевку, махнул рукой:
– Проезжайте.
Шлагбаум поднял сам Миша, он же закрыл его после того, как машина проехала на территорию «Энергетика». Все это время охранник сидел в будке и с интересом разглядывал вновь прибывших, но ни разу не то что не вышел, с места не поднялся. Людям здесь платили так мало, что они справедливо считали, что уже одного их присутствия на работе вполне достаточно. Все остальное было организовано по принципу самообслуживания. И никто не обижался и уж тем более не скандалил.
– Подождите меня здесь, – сказала тетя Марина и скрылась в главном корпусе.
Саша вышел из машины и стал осматриваться, постепенно привыкая к месту, где придется пробыть уж никак не меньше месяца. А скорее всего, двух или трех. Или вообще полгода. Когда там у них свадьба?
В сгущающихся сумерках все казалось таинственным, а главный корпус так и вовсе был похож на заколдованный замок. Там у шкафчиков с волшебным зельем притаились феи в белых халатах и колдуны со стетоскопами по душу А.И. Туманова, вернувшуюся с того света. Он стоял с бессмысленной улыбкой на лице и уже не заботился о ней совершенно. Вокруг росли сосны, и Сашины легкие постепенно наполнялись чистым, как горный родник, воздухом, который он не вдыхал, а пил, словно лекарство. Ни с чем не сравнимый запах сосновой смолы и хвои был настоящим открытием. В голове звенело, как после бокала молодого вина, и обновленная кровь весело бежала по жилам.
– Хорошо! – счастливо улыбнулся он.
– Правда хорошо, Саша? – тут же подхватила мама. – Я же тебе говорила, что у нас очень красивые места.
– Да, красиво, – согласился он.
Здесь действительно было красиво, вовсе не голо, как в степи, сосны росли часто, выступая, словно солдаты на параде, ровными стройными рядами. И тихо. Ветер остановился на подходах к этому островку покоя и уединения, наткнувшись на дивизион его защитников-сосен. Остановился и замер в задумчивости, любуясь открывшимся ему пейзажем.
– Ты будешь гулять по лесу. Дышать чистым воздухом. Пить ключевую воду. Здесь целебный источник. Никто не брал воду на анализ, но так говорят.
– Да, – согласился он.
– Она святая, эта вода, – тихо добавила мама.
В глубине территории он уже приметил часовню. Здесь, видимо, думали не только о теле, но и о душе. Часовня была крохотная, но срубленная добротно, на совесть, а главное, с любовью. Сруб – бревнышко к бревнышку, а на маковке сияющий крест, увенчанный огромным багровым диском закатного солнца. Ноги сами несли к ней, не терпелось как следует все рассмотреть, но тут из дверей главного корпуса вышла, а точнее, выбежала тетя Марина и махнула рукой:
– Идемте!
Они по узкой тропинке двинулись к одному из корпусов.
– Я со всеми договорилась, – тараторила тетя Марина. – Тебя осмотрят терапевт, хирург, эндокринолог и… – она слегка запнулась, – психиатр.
– Саша не сумасшедший! – запротестовала мать.
– Такие деньги профукать может только ненормальный, – буркнул Миша, который шел последним.
– Не его надо винить, а нас с Игорем, – тут же бросилась на защиту сына Ирина Витальевна. – Мы подписали эту, как ее?
– Генеральную доверенность, – с блаженной улыбкой подсказал Саша. Какое же это счастье! Счастье, что Женька освободил его от таких огромных денег! От ресторанов, не приносящих прибыли, от недостроенных торговых центров и от неверной женщины, женившись на которой он, Туманов, совершил бы роковую ошибку. И вот сейчас он идет по тропинке меж сосен, где-то над головой, высоко-высоко, раскинулось огромное небо, а под ногами земля, такая теплая и родная. Счастье!
– Ладно, чего там теперь! – махнула рукой тетя Марина. – Не научились мы жить с большими деньгами, а потому нам все равно: что они есть, что нету. Выходит, правильно нас Коля к ним не допускал. Знал, что все прахом пойдет.
Миша насупился, но промолчал. Корпусов было несколько, все – двухэтажные. Кроме главного, в котором было аж три этажа!
– Есть бассейн, – гордо сказала тетя Марина. – Правда, маленький. Будешь принимать лечебные ванны и душ Шарко.
– То, что надо! – рассмеялся Саша. – Особенно душ Шарко!
– Массаж, физиотерапия. Через месяц станешь как новенький! Здесь есть кому за тобой присмотреть, – загадочно сказала тетка.
В корпусе их встретила дородная женщина с красивым белым лицом, она, увидев его, по-девчоночьи взвизгнула:
– Сашка!
И бросилась целоваться. Приняв на грудь центнер живого веса, он покачнулся и едва устоял на ногах.
– Валя, уймись, – снисходительно улыбнулась тетя Марина. – Ему уже не десять лет.
«Валька Белова! – догадался он. – Ну, попал!»
– Я здесь старшая медсестра, – важно сказала боевая подруга детства. – Не беспокойся: все будет в лучшем виде. Как для себя! – клятвенно пообещала она.
Он уже понял, что придется смириться с этой пламенной любовью разведенной тридцатипятилетней женщины, явно переживающей кризис среднего возраста и потому цепляющейся за каждый «последний шанс». И вот приезжает этот самый шанс в лице друга детства, который десятилетним мальчишкой уже был не прочь целоваться в кустах. Приезжает больной, какая удача! Ведь она медсестра! Сколько счастливых браков начиналось с больничной койки! Любовь и благодарность – планеты одной системы, солнце которой, оно же сердце, и дает человеку жизнь.
«Попал», – вновь подумал Туманов, но уже с улыбкой.
– Красавчик, – грустно сказала Валька, мигом оценив свои шансы. – Да еще миллионер!
Миша хмыкнул.
– Его надо откормить, – вмешалась Ирина Витальевна. – Посмотри, Валя, какой он худой!
– Это сделаем, – пообещала Белова, расправив могучие плечи, и Алекс внутренне содрогнулся: попал! Прощай юношеская стройность!
Покушать Валентина любит, это видно невооруженным глазом. Значит, любит готовить и потчевать своей стряпней, большие люди, они, как правило, добрые и хлебосольные. А полнота Вальке идет, лицо у нее белое, гладкое, без единой морщинки – головной боли изящных женщин хорошо за тридцать. И тело литое, упругое, грудь просто огромная, стакан с водой можно на нее поставить – не упадет! Не женщина – ледокол!
«Ледокол» поплыл по коридору, прокладывая фарватер Мише-линкору, который нес вещи, и двум шхунам, маме и тете Марине. Саша, потопленный флагман, потянулся следом в палату-док на капитальный ремонт. Бригада механиков во главе с Валькой Беловой уже суетилась там.
– Это лучшее, что у нас есть, – шепнула Белова. – Для тебя старалась.
«А вот взять да и жениться на ней, – лениво подумал он. – Остаться здесь навсегда. Не в палате, конечно, и не в больнице. ЗДЕСЬ».
– А где ты живешь? – спросил он. – Тут или в городе?
– Вот спросил! – зыркнула Валька. – Да в одном доме с твоей теткой! Мало того! В одном подъезде! Они на первом, я на пятом.
– Извини, забыл.
– С работой мне повезло. Чего тут ехать? Полчаса, не больше. Автобусы хорошо ходят, начальство мне проездной оплачивает. Тяжелых больных у нас нет, а надо будет, так и заночую! – с вызовом сказала могучая Белова, стрельнув в его сторону густо подведенными глазами.
– Тебе тут удобно, Сашенька? – вмешалась разбиравшая вещи мама. Она словно почувствовала угрозу сыну, ослабевшему душевно и физически. Бери его теперь голыми руками в охапку и – в загс. Мама решила заступиться.
– Вы не беспокойтесь, Ирина Витальевна, – покровительственно сказала Белова. – Здесь с ним будут возиться как с малым ребенком. И с ложечки кормить, ежели сам кушать не захочет. Я, – она ударила себя кулаком в могучую грудь, – обещаю.
– Тогда я за Сашу спокойна, – невольно улыбнулась Ирина Витальевна.
– На ужин вы опоздали, но я вам сухим пайком принесу, – пообещала Валентина. – Ты, Сашка, не стесняйся, чего не съешь – суй в холодильник. Я, бывает, ночью встану и думаю: чего бы скушать? Ночью-то оно вкуснее всего.
– То-то ты такие телеса наела! – хмыкнул Миша.
– А ты – задохлик! – отрезала Валька.
– Под тобой любой мужик пополам треснет!
– А я снизу быть люблю! Ты бы вообще помолчал! Тоже мне, герой-любовник! – фыркнула Белова. Видимо, они с Мишей друг друга недолюбливали.
– Корова!
– Слизняк!
– Все, брэйк! – Туманов тронул брата за рукав. – Успокойтесь.
– Берегись, Сашка, – предупредил тот. – Она ко всем мужикам липнет. Она тебе тут такой санаторий устроит! Туши свет! А ты слышь? Не трогай его. Видишь, какой он слабый? А то ты его не вылечишь, а угробишь.
Валентина побагровела от злости, а Александр подумал: «Эге! Живут в одном доме. Белова – дама любвеобильная