иногда. Кстати, именно в этом, может быть, и заключается все мое несчастье. Был бы дураком – радовался бы жизни. Так ведь нет…
Я посмотрел в зеркало, криво висевшее на стене. Заглянул себе в глаза и глубоко вдохнул воздух, чтобы сделать наконец самому себе страшное признание: я мужчина маленького роста, и это ужасно. Мои метр и пятьдесят семь с половиной сантиметров, моя большая глазастая голова и крепкие руки и ноги – это то, что испортило бы жизнь любому. Они перечеркивают во мне человека, превращая в плюшевого медведя, вещь любопытную, но декоративную, то есть без какого-либо конкретного назначения и, уж если быть совсем точным, – не функциональную для любви. Кому нужен мой интеллект, если как мужчина я не выдерживаю никакой критики? Женщинам важнее рост, плевать они хотели на ум. Так что пора сдаваться мафии. Я снял телефонную трубку и набрал номер.
– Севок, здорово! Слава беспокоит.
– Ну здорово. Ты чего такой хмурый?
Я мимоходом бросил взгляд в зеркало, покачал головой и как можно выше поднял брови.
– Не, я не грустный. Я сдаваться.
– Давно бы так, – обрадовался Сева. – Ты посиди у телефона с полчасика. Я сейчас им позвоню, а потом тебе.
Положив трубку на рычаг, я ужаснулся сделанному. Ну почему я такой внушаемый? Почему, если мне говорят, что это хорошо, я через некоторое время тоже так начинаю думать? Почему всегда кто угодно может убедить меня в чем угодно? «Ты просто создан, чтобы тобою управляли», – сказал Севка на прощание и, к сожалению, оказался прав. Прикрыв глаза, я обреченно приготовился ждать…
По профессии я металлург. Распределился после института на завод цветных металлов вторым технологом в плавильный цех. И все ради прописки. Ради чего-то другого там делать было нечего. Мой завод – это маленький островок развитого социализма, который я хорошо запомнил по школьным временам. Здесь никому не было дела до того, что вся страна живет давно уже по «волчьим» законам свободной экономики, что все вокруг давно перестроились и даже слово «перестройка» давно позабыли. Здесь ничего не изменилось. Руководство строило себе квартиры и дачи на заводские деньги, народ получал грошовую зарплату, но революционная ситуация никак не созревала. Народ, вместо того чтобы бунтовать, с завистью смотрел на высший эшелон власти, надеясь хоть когда-нибудь пристроиться к их паровозу.
Отработать на этом зачарованном острове мне предстояло как минимум до тех пор, пока мне не дадут постоянную прописку на койко-место в общежитии. На самом деле я занимал вовсе не койко-место, а двенадцатиметровую комнату в восьмикомнатной квартире, коллектив которой редко выходил из глубокого запоя. Четыре семьи, в каждой по двое детей, произвели на меня поначалу самое благоприятное впечатление. Особенно радовали соседки, наперебой угощавшие блинами. Но блины они пекли до семи вечера, а после семи – ели их с подвыпившими мужьями, после чего шумно выясняли отношения: с мордобоем, с битьем посуды, с детскими воплями и бурными примирениями под утро на скрипучих кроватях.
Жить в такой обстановке было невыносимо. Но я жил. Поэтому, наверно, и повесил на стену метровый календарь с обнаженной девицей, поэтому и зачеркивал каждый прожитый день красным карандашом крест-накрест. Раз-два. Кому был нужен этот день? Зачеркивал и убеждал себя, что считаю дни до встречи с Катей Сандалетовой. А на самом деле мне хотелось перечеркнуть свою никчемную жизнь.
Когда запал моих соседок относительно угощений иссяк, я стал тихо умирать от голода по вечерам. Пришлось купить книжку по кулинарии. Я прочел ее за ночь, на одном дыхании. На следующий день я купил еще пять книг по приготовлению блюд разных народов мира и написал пространное письмо матушке в Калугу с просьбой подробно описать мне рецепты тех яств, которыми она меня всегда потчевала. Полтора месяца я потратил на систематизацию полученных знаний. Два – на то, чтобы исколесить город в поисках приправ с многообещающими пряными и острыми названиями. Затем, чувствуя себя почти профессионалом, я обошел свой микрорайон в поисках сносных продуктов. И только после этого во всеоружии вышел на кухню.
Соседки, погруженные в заводские сплетни, сначала даже не заметили меня. Но как только по кухне поплыл запах мяса с шафраном, предварительно вымоченного в сложносочиненном растворе, смолкли и разинули рты. Уверен, что в этот момент они разом пожалели, что я так мал ростом, а значит, меня никак нельзя использовать в качестве мужа. Их мужья выходили на кухню только для того, чтобы покурить…
Первый же мой кулинарный опыт удался на славу и был съеден четырьмя взволнованными матронами прямо с моей сковородки. С тех пор я старался выходить на кухню только тогда, когда там никого нет. А поскольку такое случалось довольно редко, я приобрел небольшую двухкомфорочную электроплиту и готовлю теперь в комнате. Процесс приготовления всевозможных французских, немецких и итальянских блюд делает меня по-настоящему счастливым.
Месяц назад, возвращаясь домой с родного завода, я залюбовался черной красивой машиной, медленно двигающейся мне навстречу по проезжей части. Машина была «навороченная» и начищенная, как сапог. Неожиданно она остановилась у тротуара как раз возле меня. Из машины вылез такой же навороченный мужчина и, сняв темные очки, уставился на дорогу так, словно позабыл, как он сюда попал.
– Севка! – не поверил я своим глазам.
– Садись, подвезу!
Собственно, мы никогда с ним не были большими друзьями. У меня вообще не было настоящих друзей. Но Севка был одним из тех, кто постоянно пытался меня как-нибудь использовать: занимал денег, просил позвать очередную девушку к телефону, просил покурить в коридоре часик-другой, пока занимал вместе с ней нашу общую комнату. Он вообще был большой бабник, считал, что если девушка посмотрела в его сторону, то он обязан ее трахнуть. Иначе она решит, что он импотент. Во всем остальном он был не столько странным, сколько довольно неприятным типом. Единственной его мечтой было занять в жизни «подобающее положение», «стать крутым». Похоже, теперь он воплотил свою мечту в жизнь. Похоже, это не принесло ему ни покоя, ни удовольствия.
Но я все равно был рад, что встретил его. Как-то, знаете, рядом с такими людьми приобщаешься к активной жизни, чувствуешь себя одним из заговорщиков.
Теперь Севка в моей помощи, похоже, не нуждался. И даже, осмотрев мое жилище, выразил готовность помочь чем-нибудь мне.
– Даже не знаю, браток, чем тебе помочь, – поминутно повторял он. – С чего начать, не знаю… В компьютерах рубишь? Столярничать умеешь? А насчет карате как?
Но я только беспомощно разводил руки: какие там компьютеры, какое карате…
Чем мне помочь, его осенило, когда он проглотил первый кусок мяса, приготовленного мною накануне по специальной индийской рецептуре.
– О! Уа-у! Вот это да! Сам приготовил? Не верю! И давно ты?.. Слушай, идея есть! Жена моего босса ищет повара. Ты бы ей точно подошел. Давай я…
– Нет, нет, нет. – Меня точно током дернуло.
За последние полчаса, пока мы потягивали красное вино, Севка дал мне понять, что занят не то чтобы полулегальным бизнесом, а каким-то уж совсем нелегальным. Он был кандидатом в мастера по дзюдо. Выглядел – громила громилой. Казалось, что его плечам тесно в одежде, и распрями он их по-настоящему, пиджачок пятьдесят шестого размера треснет по швам. Ростом он был при этом ненамного выше меня. Но все-таки выше…
– Подумай! Отказаться всегда успеешь!
– Я ж за прописку работаю. Мне еще два года…
– Купят тебе и прописку, и квартиру, как ты не понимаешь! Все будет. И – завтра же!
– Я… не готов к этому. Как-то вот так – все сразу. Мне нужно подумать.
– Не тяни, тугодум, дело выгодное.
– А как у тебя с той, рыженькой… – быстро перевел я разговор на его любимый предмет.
Мы с ним просидели до утра. Севка несколько раз бегал вниз, к машине, за вином. У него в багажнике оказался целый склад. Среди ночи он вышел покурить в «тамбур» и пропал часа на два. Вернулся довольный, объявив, что у меня хорошенькие соседки. А главное – добрые очень…
На следующий день я, протрезвев, выбросил, конечно, из головы его «заманчивое» предложение насчет того, чтобы стать поваром для мафиозного босса. Вспомнил, как, сильно захмелев, Севка пустился в откровения:
– Знаешь, Слав, я ведь со всеми потрохами продался. Квартира у меня – закачаешься, техника – вся, какую представить только можно. Машина вот – сам видел. Денег куры не клюют. Девчонок – сколько и каких пожелаю. Только вот такое чувство, что ненадолго все это. Неделю назад охранник наш один сел в машину и взлетел в воздух в ту же минуту. Босс – тот вышел случайно, на минутку… Один раз обстреляли, один раз в больницу попал. И это все за три года. Много ли мне еще осталось – не знаю? Денег не коплю, жениться не собираюсь, о детишках не думаю. Что дальше? – Он задумчиво смотрел в свой стакан. То ли грусть сквозила в его словах, то ли страх, я так и не понял. – В общем – живу одним днем. Нелегко это. Давай-ка я еще за бутылочкой сбегаю…
У меня было время прочувствовать Севкину обреченность, пока он бегал к машине. Ну, одним днем-то он всегда жил и о детишках, насколько я помню, всегда помышлял мало. Но в ту минуту я порадовался за свою непоколебимую безопасность. Но вот как только бархатные басовые нотки голоса Катиной мамы улеглись в моей голове, я вдруг решил: «Да пропади она пропадом, моя безопасность!» Действительно, что мне ловить? Что терять? С чем будет грустно расставаться? С этой замшелой жизнью? Да разве это жизнь?
Но как только я позвонил Севе и сдался, мною снова овладел страх за свою никому доселе не нужную шкуру. Я всегда относился к робкому десятку. Не то, что Севка. Хотя…
– Эй, уснул, что ли, у телефона? – спросил Сева, когда я поднял трубку на десятый звонок. – Не спи. Я, кажется, уладил твои дела. Сегодня в двадцать ноль-ноль будь на Рубинштейна в «Молли паб».
– А что это такое?
– Да ничего страшного. Пивной ресторанчик.