– И что мне там делать?
– К тебе подойдут, объяснят.
– А как они меня…
– Узнают, не волнуйся.
И Сева дал отбой.
Ровно в восемь вечера я, одетый в строгий черный костюм, вошел в пивной ресторан. И тут же пожалел, что так вырядился. Публика здесь была шумная, веселая и беззаботная. Молодежь кучковалась за столиками большими компаниями. Я занял позицию у стойки, заказал себе сок и с интересом принялся смотреть телевизор. Как раз в это время начался футбольный матч.
Через полчаса я выпил уже два стакана сока и заволновался. Ко мне никто не подходил. Неужели Севка надул меня? Память перетасовала карты нашего совместного прошлого и одну за другой стала подсовывать мне истории розыгрышей, которые Севка устраивал в институте. «Надо же было так купиться!» – вздохнул я и сразу же почувствовал огромное облегчение. Стащил потихонечку галстук, сунул его в карман, расстегнул верхнюю пуговицу и заказал себе стаканчик пива. Теперь можно было расслабиться. И уж посидеть немного здесь, коли я сюда заглянул.
Через несколько минут в ресторанчик вошли две интересные девицы. Таких даже на обложках журналов не бывает. Одна высокая, с распущенными длинными каштановыми волосами. Другая – совсем молоденькая, моего примерно роста, с короткой стрижкой и встревоженным взглядом. В белокурых коротких волосах ее смело вились две ярко-синие пряди.
Они подошли к стойке и сели возле меня, обдав с двух сторон заморским благоуханием. Через минуту брюнетка спросила у меня «огоньку», через пятнадцать минут мы с ними были уже на «ты» и сидели за маленьким столиком в центре зала. Разговор у нас завязался оживленный, но совершенно непередаваемый. Намеки, поэтические иносказания, двусмысленные недомолвки. Потеха, одним словом. Мне даже показалось, что девицы эти были почти незнакомы. Высокая красавица была одета с иголочки, загадочно улыбалась и все время подшучивала над другой. В частности, когда они представились, то высокая назвалась Мари, а другую представила как Настю. И все время спрашивала, не пора ли той домой. На что Настя отвечала, тоже лукаво улыбаясь, что Мари прекрасно знает, пора ей или нет, и даже что-то сказала, что, мол, зависит это только от нее. Насте было лет восемнадцать, и все ее достоинства сводились к какому-то странному внутреннему свечению. Так, наверно, светится изнутри умопомрачительная юность. Одета она была необычайно просто, только за этой простотой угадывались колоссальные капиталовложения родителей. Пила только минеральную воду, в отличие от Мари, участвовавшей со мной в поглощении пива.
Около половины двенадцатого, когда народу в зале значительно поубавилось, девушки о чем-то заспорили. Они не называли вещи своими именами, но я вдруг со сладким ужасом осознал, что спорят они из-за меня. Они резво обменивались изящными шпильками. Настя утверждала, что ни в коем случае не отстанет от Мари, а Мари, улыбаясь, напоминала ей о том, что хорошо бы подумать о родителях, которые, вероятно, не находят себе места.
Захмелев, я радостно переводил взгляд с одной на другую, опасаясь, что затянувшийся спор может привести к тому, что они предпочтут вовсе на меня плюнуть. Мне бы этого не хотелось. В глубине души я предпочел бы, чтобы в споре победила Настя.
И дело даже не в том, что она подходила мне по росту, совсем нет. Что-то в ней было такое милое и родное, будто я давно и хорошо ее знал. Ну конечно, ни о каком романе с ней не могло быть и речи. Я бы проводил ее домой. А потом сводил бы как-нибудь в кафе-мороженое. Мари была потрясающе красива, уверена в себе, умна… Но все это ее от меня скорее отдаляло, чем способствовало порождению каких-то глупых надежд.
Машина подкатила сразу же, как только Настя подняла руку. Мы собирались поехать ко мне. Все вместе. Поначалу я упирался, решив, что этакие дивы, завидев мои хоромы, тотчас смоются и больше я их никогда не увижу. Я упирался, а они настаивали. Тогда я признался, что живу в коммуналке. Девицы завизжали от восторга. Все это было похоже на сон. Я открыл дверцу машины, пропустил Настю, затем Мари и, подумав немножко, решил и сам устроиться на заднем сиденье. Как говорил тот индеец – теплее будет. И потом, почему бы не потереться рядом с Мари, тогда как Настю я впоследствии собирался водить на утренние сеансы в кино…
Машина лихо тронулась с места, я повернулся к Мари, и улыбка тут же сползла с моего лица. Мари улыбалась, а вот Насти в машине не было вовсе. Вот это номер!
– А где?.. – начал было я.
– Не знаю. – Мари явно была не из тех девушек, которые дают хоть какие-то объяснения.
Я даже не ожидал, что так расстроюсь. Вечер уже не казался мне таким упоительным. И Мари пришлось приложить немало усилий, чтобы целиком завладеть моим вниманием и заставить позабыть о нашей малолетней спутнице.
Но она сделала это профессионально. В ней угадывалась опытная, зрелая женщина, легко относящаяся к жизни, и я не мог долго оставаться равнодушным к такому удивительному сочетанию качеств.
Через пятнадцать минут мы поднимались ко мне. Мари шла впереди, а я чуть сзади, раздумывая, с чего начать наш будущий, скорее всего короткий, роман. У нее были красивые, стройные ноги, и я никак не мог оторвать от них взгляда, чтобы сосредоточиться на том, что должно было произойти между нами в ближайшее время. Собственно, я понятия не имел, о чем предпочитают беседовать такие девушки в половине второго ночи.
– Прошу! – сказал я довольно тихо, распахивая перед ней дверь своей комнаты и опасливо поглядывая в сторону кухни.
Слава богу, соседи давно разошлись по своим комнатам. Мари бросила сумку, вздохнула и сказала весело:
– Хочу в душ!
– Пожалуйста, сколько угодно, – в тон ей ответил я, искренне недоумевая, какой сегодня праздник и почему все события разворачиваются в таком сумасшедшем темпе.
– А потом ужинать! – потребовала она. – Я голодна как волк, а волки не питаются одними солеными орешками.
– Будет исполнено.
Я подал ей новое полотенце. Мама дала мне их целую стопку перед отъездом. Мари попросила рубашку.
– Мою?
– А здесь есть кто-то еще?
– Ага…
Наши переговоры и мои метания по комнате от шкафа к плите и обратно заняли всего несколько секунд. Разогревая на своей плитке ужин – зажаренную специальным образом щуку, – я с досадой смотрел на стол, где стояла бутылка красного вина. К рыбе полагалось белое. Я оказался не готов к сегодняшней удаче. Хорошо еще, что рыба осталась…
Мари вернулась из душа. Похоже, она и не думала вытираться. Ее ноги были покрыты мелкими капельками воды, и я уже не мог оторвать от них глаз. В этот момент у меня впервые мелькнуло что-то вроде радости относительно своего роста. Рубашка, в которую нарядилась Мари, была настолько коротка, что это вызвало необычайный восторг не только в моей душе, но и во всем организме. Не в силах больше смотреть, как она расчесывает свои блестящие волосы, отливающие медью, я подкрался сзади и осторожно провел дрожащим пальцем по капелькам на ее ноге. Мари замерла и посмотрела на меня так, словно раньше не видела.
– Ты совсем мокрая… – прохрипел я.
– Разве мы не будем ужинать? – Она подняла брови так высоко, что они исчезли под короткой челкой.
– Да, да, конечно, – встрепенулся я, и вдруг меня как громом поразила безумная мысль: «А что, если?..»
– Ты ведь, кажется, должен быть сногсшибательным кулинаром. – Мари посмотрела мне прямо в глаза и добавила на всякий случай, чтобы развеять мои последние сомнения: – По крайней мере, мне так говорили…
Вот это проверочка! Да, мне бы и в голову не пришло! А я-то думал. Идиот! Смешно, конечно же, теперь смешно. Такие умопомрачительные девицы, ясное дело, давно уже все пристроены в каких-нибудь мафиозных структурах. Они же как орхидеи – их нужно регулярно поливать, подкармливать, возиться с ними. Иначе – что? Иначе они будут хлопать задниками стоптанных тапочек в пятиметровых кухнях, и что, скажите на милость, тогда останется от их изысканного вида? Ну ладно, решил я, пусть остается орхидеей. Раз нет у меня никаких садово-огороднических талантов по уходу за такими штучками, остается только любоваться ими в чужом саду. Одна только мысль тревожила меня и все никак не хотела выметаться из головы. Понятно, что кто-то стрижет им ногти, кормит диетическим кормом, подстригает время от времени, регулярно причесывает, одевает, делает массаж, купает в бассейнах. Но все-таки кто-то же с ними и спит, с этими орхидеями. Кто-то, потратившийся на всех этих садоводов. И как это бывает, хотелось бы мне знать? Есть ли в этом что-нибудь необычное? Или все это великолепие только так – напоказ, как в музее, с табличкой «руками не трогать».
Я так увлекся своими рассуждениями, что чуть не спалил рыбу. Орхидея тем временем расположилась в моем единственном кресле и, лукаво улыбаясь мне в спину, потягивала красное Севкино вино. Подкатив к ней маленький раздвижной столик, я с напускным равнодушием поставил на него тарелку для гостьи, злорадствуя, положил рядом вилку для рыбы – пусть помучается, и присел на кровать со стаканчиком вина. Мари внимательно посмотрела на меня, усмехнулась и принялась ловко разделывать рыбу, отправляя в рот маленькими кусочками.
– У-у-у, – мурлыкала она. – Ничего.
Ничего? Даже мои соседки не могли подобрать слов, достойных моей стряпни. А ей, видите ли, ничего, как будто яичницу приготовили. Поскольку я перестал смотреть на ее ноги, то теперь переводил взгляд с потолка на свой бокал и обратно.
– Что ты, все дуешься? – в конце концов не выдержала Мари.
– Нет, нет. Никаких обид. Тебя прислали, и ты пришла, правильно? Тебе зачем-то нужно было разыграть все таким образом, правильно? Я, собственно, не возражаю. Хозяин – барин, а ты его представитель. Все нормально, какие обиды?
– Ну, – Мари усмехнулась. – Не сердись. Я выдам тебе самые лучшие рекомендации.
– Заодно можешь упомянуть о моей непритязательности в отношении хорошеньких девушек. Расскажи хозяину, что никакой серьезной угрозы я для него не представляю. Мой будущий босс сможет спать спокойно, пока я буду находиться в его доме!