– Что вы читаете?
– Ерунда какая-то, взяла вон с той полки. Чушь собачья.
Раиса осторожно взглянула на обложку. Гессе «Игра в бисер». «Да, – подумала она, – интересные теперь люди учатся на филфаке».
– Вы утверждаете, что встретились в баре?
– Да.
– Шел футбольный матч?
– Да.
– Она назвалась Мари?
– Да.
– Подруга вышла из машины незаметно?
– Да.
Слава отвечал автоматически.
– Лариса – вам знакомо такое имя?
Слава моментально выплыл из дремы.
– А кто это, Лариса?
– Лариса Юрская.
– Нет, не знаю. А Мари должна была упомянуть о ней?
Двое мужчин в штатском пристально наблюдали за ним.
– Не знаю, что там должна была упомянуть Мари, – раздраженно сказал один. – Лариса Юрская! Вспомнили?
– Да ничего я не вспомнил! – ответил ему Слава. – Может быть, она и упоминала какую-нибудь Ларису, когда говорила с Настей. Я не помню.
Его промурыжили целый час. Одни и те же вопросы задавали то так, то этак. Наконец отпустили. Слава закрыл за собой дверь и прижался к ней всем телом: мимо двое милиционеров вели упирающегося громилу в наручниках. «Да я вас всех! – орал тот. – Урою я вас!» Орал громко, но Слава все же услышал, как за дверью один мужчина сказал другому: «Да лопух этот Грох. Случайный. Не знал он убитую Юрскую…»
Слава шагнул прямо под ноги упирающемуся громиле и тут же отлетел к противоположной стене и осел. «Убитую Юрскую…» – крутилось у него в голове.
Раиса рылась в своих вещах. Приближалось время ее отъезда, вот-вот должен был подъехать Дмитрий. Слава еще не вернулся из милиции, но она не особенно волновалась. Мало ли что там – очереди или, скажем, попал в обеденный перерыв, у нас, известное дело, – повсюду бюрократия.
Она достала из чемодана свой самый нарядный халат и розовые шлепанцы. Постояла над этими вещами и снова убрала в чемодан. Но через минуту, передумав, опять вытащила их. Пусть! Пусть видит, какая она на самом деле. Да, в розовых шлепанцах. Да, в махровом халате. Потому что он теплый и мягкий. В нем приятно лежать на диване и читать книжки. И даже не важно, что от этого полнеешь. Зато и умнеешь одновременно. Кому что. Но на всякий случай она все же достала из чемодана и синие джинсы, те самые, которые купила сто лет назад, после разрыва со своим дружком, и которые так и пролежали у нее все эти годы в шкафу практически новыми. Даже моль их не тронула. Раиса примерила брюки. Тесноваты. Но немного можно походить и так. Не убудет от нее.
– Вы как на свидание собираетесь, – неожиданно зло сказала Лариса из своего угла.
Раиса вспыхнула, на мгновение потеряла контроль над собой, чуть было не наговорила девочке глупостей, но здравый смысл, как всегда быстро, взял верх, и она, повернувшись, гордо ответила:
– Да!
– Да? – Девочка смотрела на Раису точно так же, как и она на нее. – Зря стараетесь.
– Это почему же?
– Кажется, он предпочитает молоденьких. – Девочка дерзко смотрела в глаза Раисе. – И потом, неужели вы на что-то рассчитываете в тот момент, когда он еще оплакивает свою любовь?
Если бы не вчерашний вечер, она ничего бы ей не ответила. Отшутилась бы как-нибудь – и все. Но со вчерашнего вечера ее сердце лишилось брони и было доступно любому неосторожному прикосновению, а уж тем более болезненно реагировало на такие шпильки, которые отпускала Лариса. На секунду Раиса вдруг стала неуклюжим подростком, которому сделали больно и он наотмашь бьет словами противника, слабо заботясь о том, куда попадут его слова.
– Я бы не стала называть его отношения с вашей Мари любовью.
– Как вы смеете?!
– Милая, ваша подруга много фантазировала. Любовь не всегда сопутствует близким отношениям.
Произнеся последнюю фразу, Раиса готова была уже задуматься о ее глубоком подтексте, но не успела. Лариса побледнела как полотно, сжала кулаки и крикнула:
– Да вы ничего не знаете!
И в этот момент Раиса своим чувствительным сердцем вдруг поняла, что творится с девушкой. Она подошла к ней и мягко, почти ласково спросила:
– Ведь вы не Лариса. Вы Мари. Правда?
И девушка залилась горькими слезами.
– Боже мой, Боже мой, – шептала Раиса. – А мы ведь все думали… Как же это получилось?
– Я не знала, честное слово, – она вскинула горящий взгляд на Раю, – честное слово, если бы я знала!
– Конечно, конечно…
– Только не говорите ему, пожалуйста, не говорите.
– Вы думаете, это он убил?
– Нет, теперь я думаю, что не он. Но все равно, если узнает он, узнает и она…
– О ком вы? Думаете, Нора…
– Не знаю. Но та, другая, та могла бы.
– Кто она – эта другая?
– Не спрашивайте, я ничего не знаю, ничегошеньки. Я запуталась. Мне страшно. Живу здесь как мышь вот уже месяц, боюсь нос высунуть на улицу. И все время жду, что с минуты на минуту откроется дверь…
– Но почему вы не уехали сразу?
– Домой? Там они меня найдут наверняка. И зачем я только все это затеяла? Интриганкой себя возомнила! Дура!
– Расскажите мне все. Попробуем вместе что-нибудь придумать.
Мари молчала. Как она могла рассказать? Она даже вспоминать об этом не хотела…
В тот день солнца не было, дул холодный ветер и собирался дождь. Несколько раз он уже весело бомбил маленькими капельками палубу минуты две, но, словно передумав, сворачивал свое оружие, и тучка растворялась в клубах беспросветной облачности.
Мари в тот день встала раньше обычного. Она вышла на палубу, накинув легкий непромокаемый плащ. Погода не смогла испортить ее настроение. Тело еще горело от вчерашних объятий любимого.
– Привет!
От неожиданности она резко отпрянула. Это был гость Димы. Мари выпрямилась и приняла неприступный вид.
– Ой-ой-ой! – пьяно проговорил он, похоже, пил всю ночь и до сих пор не ложился. – Какие мы гордые! С такими папиками все гордые. Пока не бросит. Не одна ты такая. Кстати, ты в курсе, что у него жена есть, или ждешь, когда он тебе обручальное кольцо подарит? Ты с ним как: по любви или за бабки? Со мной за бабки пойдешь? У меня есть! – Он вытащил из внутреннего кармана пиджака толстую пачку купюр.
Мари была разгневана и уже собиралась уходить, когда разглядела уголок дискеты, тянущейся за купюрами. Парень был похож на полного идиота. А Мари так хотелось помочь Дмитрию.
– А я вовсе даже не с ним! – сказала она развязным тоном. – Приставили к старикану.
И они дружно рассмеялись.
– С удовольствием бы выпила с тобой что-нибудь, – сказала она, оглядываясь и давая понять, что их не должны видеть вместе.
– Пойдем, – коротко бросил он и пошел пошатываясь вниз.
В каюте он тут же облапал Мари, но ей удалось пресечь его домогательства и усадить за стол.
– Как насчет шампанского?
– А может, быстренько трахнемся и разбежимся? – спросил он. – А то я что-то спать хочу. Сколько берешь за разок?
– Э, нет. Сначала шампанского.
– Ну, как скажешь. Я, правда, от этого шампанского опух уже.
– Так нельзя же его ведрами…
– Ой, и не говори.
Он откупорил бутылку.
– Тебе, мне, – разливая, констатировал он. – Чокнулись, поехали.
Он выпил залпом, а Мари только пригубила из фужера.
– А теперь дай поцелую. Или потрогаю.
Он подсел к Мари на кровать и снова стал приставать, пытаясь протиснуть свои вспотевшие ладони ей под одежду. Она что-то говорила, смеялась, отталкивала его, пытаясь рассчитать, успеет ли выхватить дискету, если он снимет пиджак.
Он снова пересел на свой стул и налил себе шампанского. Похоже, выпивка интересовала его куда больше, чем женщины. По крайней мере, сегодня. Смеясь, он рассказал ей, что работает в самой сексуальной газете – «в спиде-инфоре, ха-ха», куда люди присылают такую корреспонденцию – закачаешься.
– И кто, спрашивается, их за язык тянет? Вот и на папика твоего я вышел по одному глупейшему письму. Прислал один мудак рассказ о своей бурной молодости…
Мари вежливо хихикала, пока он, утрируя детали, рассказывал о двух сестрах, одна из которых трахается с парнем, а другая вздыхает за стенкой. Причем так громко вздыхает, что парень этот все слышит и все понимает. А вот кончается эта история жутко: он остается без ног, она попадает в психушку.
– А знаешь, кто она? Ну сестра та, что за стенкой… О! Жена твоего папика.
Мари поперхнулась шампанским и закашлялась. На глазах выступили слезы. Чтобы журналист не догадался, как она взволнована, Мари весело рассмеялась:
– Да что ты?
– Все это у меня здесь. – Он хлопнул себя по карману, и у Мари перед глазами снова мелькнул краешек дискеты.
– Расскажи еще какую-нибудь гадость, – потребовала она, притворившись захмелевшей.
Он рассказал ей о калеке. «Безногий» – так он его называл. Сначала Мари никак не могла понять – почему так заныло сердце. Почему так знакомы ей фразы из письма, над которыми журналист особенно потешался. Эти неправильно построенные, корявые фразочки она слышала часто. А потом – слишком много совпадений. Слишком много… Она еще только раскрыла рот, чтобы задать вопрос, как звали безногого чудака, но уже приложила все усилия, чтобы никоим образом не выдать себя, потому что знала ответ.
Ее обожаемый папочка, ее наивный старик с культяпками вместо ног, ее гордость – отец, и ее боль – калека, ее папочка на старости лет пустился в излишние откровения, да еще не в пьяной беседе с друзьями, а с отвратительнейшей газетой – монстром, охотившимся за такими наивными дурачками, чтобы выставить их на всеобщее осмеяние.
Как только он назвал ей имя, зубы ее сомкнулись и она не могла уже нормально произнести ни единого слова. Процедив быстро что-то вроде: «Ах, мне ведь давно пора…» – Мари бросилась к двери. «А как же наш маленький секс?» – спросил он вдогонку разочарованно. «После двенадцати, на палубе…» – ей-богу, когда она говорила это, то вовсе не знала еще, чем все кончится, ей-богу, не знала.
Дима заметил, как стучат ее зубы, и тут же потянулся за аспирином. В эту минуту он показался ей бездушным врачом муниципальной больницы. Он растворил таблетку и настоял, чтобы она выпила все разом, не оставляя на потом. Она выпила и через несколько минут уснула как убитая.