Немного растрепанная и чересчур румяная, она делалась краше обычного, и вскоре к ней уже была установлена запись, и цены на ее услуги перевалили все мыслимые пределы.
Однако, получая вознаграждение за свои труды, Ирка опешила. «Не кипятись, – в глазах Жорика впервые за время их знакомства сверкнул злой огонек, – не за тебя платили. За сервис, за безопасность, за комфорт. Хочешь попробовать на улице? Никто не держит».
Деньги моментально потеряли для нее всякую прелесть. Она шла домой чуть не плача, размышляя о том, обманули ее или так принято в этом бизнесе. Спросить у матери, какой процент выделяли ей?
Дома царил полный хаос. Из кухни клубами валил дым, значит, компания только начала пьянствовать…
Утром Ирка проснулась выспавшаяся и повеселела. Ладно, сколько бы там ни было, все равно ее товарка Надюха в своем ларьке столько не зарабатывает. Даже на подпольной водке в праздники. Нужно было во что бы то ни стало почувствовать прелесть полученных денег, а значит – купить себе что-нибудь такое, к чему душа особенно лежит. Ирка приподнялась на кушетке и порылась в сумочке. Рука ощупала пустые матерчатые стенки и замерла внутри. Сразу вспомнились и ласковый взгляд матери вчера, и пьяная компания. Сперла, стерва! Вот дура-то! Ведь пропьют!
Ирка выскочила на кухню и обмерла. На пустом столе стояла батарея бутылок дорогой водки. Точно сперла! Целый день она просидела дома в ожидании матери, но та так и не объявилась…
В бассейне мирно плескалась вода о бортики. Этот плеск успокаивал. Народу не было, и Ирка отправилась вниз, на поиски Жорика.
– Дай денег в долг. Отработаю – вычтешь.
Не вынимая сигареты изо рта, Жорик внимательно осмотрел Ирку с головы до ног.
– Поправь вот здесь, – показал он на сморщившийся купальник. – Во, то что надо!
– Денег дашь? – Ирка смотрела исподлобья.
– Ты чего, мать, шубу, что ли, купила? Так ведь не сезон еще!
– Украли. Мать стырила. Все, до копейки.
– Так забери у нее.
– Пропили уже, гады.
– Живы хоть?
– Живы, – Ирка звучно щелкнула зубами, – два дня квасили.
– Во дают! Я бы неделю пил на такие деньги, честное слово.
Они помолчали.
– Значит, говоришь, денег дать?
Ирка уже поняла, куда он клонит, но упорно молчала.
– Так ведь задаром ничего не бывает, знаешь об этом? Вот и замечательно. Здесь у меня парочка крутых была. Просили девочку прислать домой. За город. Поедешь?
– Сколько?
– Нет, Ириш, ты золото. Не спрашиваешь: кто такие, надолго ли? Сразу – о главном. На руки – пол твоей зарплаты, и все, что сверху дадут там, твое.
– Куда ехать?
– Да отвезу я, не волнуйся. И подожду, если нужно. Если захочешь, конечно. Хоть до завтра.
Ирка скорчила ему козью морду, показала язык и, гордо виляя задом, поднялась наверх.
9(Стася – Слава)
После знакомства с Мари, после своей бесплодной попытки помочь этой девушке Стася внимательно наблюдала за отцом. Однажды он вернулся из командировки, и ему позвонили. Как только раздался телефонный звонок, Стася поняла – все. Это – все. Мари погибла. Стася заперлась в ванной, включила душ и вволю наплакалась под журчание воды.
Через два дня в их доме появилась женщина, которую отец называл своей коллегой. Смешно было представить эту утонченную интеллектуалку и домоседку в компании с теми «сотрудниками», которые порой приходили к ним домой, чтобы уничтожить все запасы продуктов и спиртного. Стася была уверена, что отец по уши влюблен в Раису. Козе было ясно, что он тает от одного ее взгляда. И еще Стася нафантазировала, что мама с папой скоро разбегутся. Стася даже поплакала тихонечко в подушку, но потом успокоилась.
Это все опять ее фантазии. Ведь мама ничего не замечала, ей это было неинтересно. Ее в последнее время занимало что-то другое. Что-то совсем другое, как-то нехорошо связанное с папой. Мама сказала про Раису «клуша» и презрительно скривила губы. Мама сказала – странно, что у нее нет детей, такой клуше только и нужно, что опекать кого-то. Ее красивой маме не пришло в голову, что отцу, может быть, именно это и надо. Мама не понимала, что их ультрасовременный папочка на самом деле – редчайший вид допотопного мамонта. Пусть он одевается по последней моде и слушает современную музыку, пусть он идет в ногу со временем в своем научно-исследовательском институте, Стася-то все равно знает, какой он мамонт. В старости он будет сидеть в кресле-качалке напротив жены, вяжущей ему шерстяные носки, и смотреть мультфильмы с внуками. И это будут самые счастливые дни его жизни.
Все эти фантазии пришли ей в голову неожиданно, за ужином. Она замечталась и долго смотрела, как отец разделывается с огромным куском курицы. Стася выпала из общего разговора, а когда очнулась, с легкой грустью посмотрела на Раису и спросила невпопад: «А вы носки-то вязать умеете?» – «Умею», – ответила Рая машинально и тут же принялась мысленно проклинать себя на чем свет стоит, вспомнив, как эти дурацкие носки раздражали когда-то ее дружка. Отец поперхнулся, мама покраснела, Стася захлопала глазами. Вечер был испорчен.
Собственно, Раиса тоже была редким видом мамонта. Она явилась из глубинки, из какой-то тихой провинции, где провела подо льдами свое детство, отрочество, молодость и большую часть зрелых лет. Стася вдруг подумала: откуда она все это знает? Из снов? А может быть, она сумасшедшая? В голове у Стаси был полный сумбур. Так уже было однажды зимой, когда она никак не могла добраться домой. Стася шла по парку, и вдруг ее скрутила такая боль, что она чуть не закричала. Способ снять боль был один – делать все наоборот. Раз она шла домой, то, стало быть, нужно идти обратно в школу. Стася повернулась и пошла назад. Боль исчезла в то же мгновение. В следующий раз боль заставила ее дать большой крюк по парку, потом расстроила ее воскресные планы и заставила целый день провести дома.
Сейчас Стасе захотелось съездить куда-нибудь в центр. «Просто так, проветриться», – говорила она себе, не желая признаваться в том, что ее что-то гонит из дома. Напевая, она вышла и столкнулась с отцом. В машине сидела Раиса. Девочка загляделась на нее, та покраснела, и Стася присвистнула про себя: «Вот это да!» Она еще толком не знала, к чему отнести свое «вот это да», а в голову ей пришла еще более странная мысль: «Так ей и надо!»
Стася поцеловала отца, помахала Раисе и пошла по парку, втянув голову в плечи. Про кого это она сейчас подумала? Неужели про маму? Про маму. А почему? Что ей такого сделала мама? Что-то сделала. Что-то непростительное, обидное до слез. Только все-таки непонятно – что же. И потом, пусть отец наконец будет счастлив. «Да что же это такое! – возмутилась Стася в ответ на собственные мысли. – С чего я взяла?..» Правда, ведь это же все так и будет. Внутри вдруг воцарилось глубокое спокойствие. Стася почувствовала себя взрослой и глубоко несчастной. И еще ей показалось, что тот человек из сна… Он вот-вот ее схватит. Но сопротивление бесполезно. Чувство обреченности было новым, но она никак не могла от него избавиться.
Ноги все несли и несли ее куда-то к остановке, потом в метро, снова к остановке… И все под музыку: ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла… Она мурлыкала эту мелодию от самого дома. И вот когда остановилась, глазам своим не поверила: маленькое кафе, перед которым она теперь стояла, называлось «Моцарт». А всю дорогу она распевала «Волшебную флейту». «Нет», – простонала про себя Стася и собралась уйти. Но тут пересилило детское любопытство. Любопытство, возведенное в квадрат, нет, в куб.
Четыре столика. Три пусты. А за четвертым мужчина. Сидит спиной, лица не видно. Чувство обреченности поколебалось немного и слегка отпустило. Стася сделала еще один шаг, и ей стало чуть-чуть легче дышать. Тогда она быстро направилась к столику, чувствуя, как ее душу охватывает нечто вроде триумфа победителя…
При одной мысли о том, чтобы вернуться домой, у Славы начинали мелко подрагивать пальцы. Если его распрекрасная Мари была «убитой Юрской», то кто, спрашивается, та, другая, с которой он коротал последние дни? Та, которая выдает себя за Ларису? Та, перед которой он разыгрывает роль героя вот уже около месяца?
Господи, какой же он дурак! Мог бы и сразу догадаться, что к чему. Его Мари, то есть, конечно, Лариса Юрская, конечно – Лариса, говорила как пела, с ней можно было разговаривать часами о чем угодно. Эрудиция, интеллект, честолюбие. Все это хорошо вписывается в образ студентки филфака. А Лариса, которая сидит у него дома, рассказывает свои страшные истории, пользуясь набором из двадцати слов. Да она никогда бы и не поступила на филологический.
Мимо Славы, зазывно звеня, пронесся трамвай и остановился на остановке. Почему-то ему захотелось в этот трамвай, захотелось непременно. Пятнадцать минут он блаженствовал, бездумно глядя в окно на проплывающих мимо пешеходов, скачущих по лужам, но на одной из остановок вдруг ввалились толпой люди, ему пришлось уступить место и захотелось тут же выйти.
На улице Слава вновь почувствовал себя обманутым и одиноким. Захотелось пожаловаться кому-нибудь. Кафе, в которое он забрел, было безлюдным. Потоптавшись на пороге, Слава собрался уйти, когда томная длинная девица появилась за стойкой и призывно вытянула шею.
– Открыто? – поинтересовался Слава на всякий случай.
– Конечно, разумеется, естественно.
Ходячий словарь синонимов. Слава заказал кофе и два пирожка с повидлом.
Он углубился в свои мысли и не услышал, как открылась дверь, как появилась девочка с сумкой через плечо. Ему страшно не понравилось, что кто-то садится за его столик, в то время как еще три стоят абсолютно пустыми. Он поднял глаза.
– Ты?! – Кофе выплеснулся на стол.
Девочка нервно рассмеялась.
– Если я тебе скажу, как тебя нашла, ты не поверишь.
– Да нет, ошибаешься, я теперь готов верить всему.
– Ну, для начала, я – Настя.
– А в конце концов кто? – зло спросил Слава и тут же отметил, что смахивает со стороны на параноика.