олив, выходящий в Тихий океан. Все это выглядело бы куда красивее, если бы она могла лучше сосредоточиться.
В воздухе витал аромат морской соли. Она сделала несколько глубоких вдохов, надеясь, что в голове прояснится, и продолжила путь.
«Может, я поторопилась в отношении мужчин, – подумала Энди. – Возможно, единственный неудачный опыт не должен заставлять принимать решение, которое повлияет на всю оставшуюся жизнь». Конечно, истории с Мэттом было достаточно, чтобы отвадить кого угодно. И не похоже, чтобы у нее были какие-то перспективы. Она только что переехала в туристический рай. Туристы не годились для свиданий. Ей очень понравились Бетти и Фред, но она не хотела больше с ними встречаться. Что касается жителей острова, то, судя по всему, все они были по парам. Люди с Ковчега, подумала она со смешком, завернула за угол и увидела свой дом.
– О, прелесть, – пробормотала она.
Такой высокий и да, красивый.
Солнечный свет искрился в немногих оставшихся стеклах, и неухоженный двор выглядел не так страшно, как прежде. Вместо сорняков следует сконцентрироваться на потенциале, сказала она себе.
– Потенциал, – произнесла Энди вслух, а затем рассмеялась, потому что это прозвучало забавно. О да, она была пьяна.
По крайней мере, покупка дома была правильным выбором. Что касается свиданий и мужчин, то…
Стоило подумать о противоположном поле, и один из представителей оного вышел из парадной двери. Высокий и мускулистый, в футболке и шортах-карго. Он наклонился, поднял несколько досок, закинул их на плечо, будто они ничего не весили, и вернулся в дом.
Он скрылся внутри, а Энди слегка повело влево. Милый, подумала она, узнав Уэйда. Очень милый.
– Как думаешь, он мог бы пойти со мной на свидание? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Или заняться сексом?
Последние несколько месяцев они с Мэттом сексом не занимались, и, хотя проводить с ним время в постели было не так уж интересно, она скучала по оргазмам.
Уэйд такой высокий и сильный, и у него такие большие руки. Как медик, Энди знала, что слухи насчет крупных рук и ног – это миф, но почему бы девушке не помечтать. Только если она мечтает о горячем, потном сексе с собственным подрядчиком, не означает ли это, что она не такая уж самодостаточная, как считала? И если она не готова остаться старой девой до конца своих дней, разве переезд на остров не кажется очень, очень глупой идеей? Зрение слегка затуманилось, и Энди поняла, что ей нужно укрыться от солнца. Может быть, выпить немного воды. Верно. Гидратация. Она глотнет воды, а потом решит, что ей делать с…
Энди моргнула, и мысль исчезла.
Ей удалось добраться до своего дома, и она, пошатываясь, поднялась по лестнице и вошла в темное помещение. Пришлось прислониться к дверному косяку, пока глаза не привыкли к изменению освещения. Энди взглянула на бутылку воды в руке и задумалась, откуда та взялась.
– Эй, ты вернулась. Как прошел винный тур?
Она подняла глаза, увидела приближающегося Уэйда и улыбнулась ему.
– Я была на дегустационном туре.
– Я в курсе.
– Там было много вина.
Его темные брови сдвинулись.
– Да ты пьяна.
Энди подняла руку и попыталась сдвинуть большой и указательный пальцы, чтобы показать, что пьяна совсем чуть-чуть. Но ей помешала бутылка. Хм. Откуда она взялась?
– Энди?
Она снова посмотрела ему в глаза. «Прелесть, – подумала она, слегка покачиваясь. – Как дом, только немного иначе».
– Сколько ты выпила?
– Понятия не имею. Я была с Фредом и Бетти.
– Кто такие Фред и Бетти?
– Друзья. Старые друзья. – Энди хихикнула. Конечно, Уэйд подумает, что она имеет в виду людей, которых знает давно, тогда как на самом деле речь о стариках в прямом смысле слова. Но объяснение шутки показалось слишком уж сложным.
– Окей, но завтра утром ты будешь себя ненавидеть, – сказал он ей. – Давай снимем это с тебя.
– Что?
Уэйд подошел ближе и снял с нее рюкзак, о котором она совершенно забыла. Как гора с плеч свалилась.
– Ого. Сколько вина ты накупила?
Энди уставилась на рюкзак. Откуда все это взялось?
– Там что, вино?
Он взвесил рюкзак в руке.
– Я бы сказал, целый ящик вина. Хочешь, отнесу на кухню?
– У меня есть кухня? Ты построил мне кухню? Это так мило.
Сегодня утром никакой кухни у нее не было. Просто пустое место.
Уэйд покачал головой.
– Тебе хуже, чем я думал. Ну же. Я отведу тебя наверх. Посидишь спокойно, пока тебя не начнет тошнить.
– Не будет меня тошнить, – сообщила она, шмыгнув носом.
– Лучше бы ты ошибалась, поверь. Избавься от лишнего поскорее, и утром будешь чувствовать себя сносно. Иначе… я бы точно не захотел оказаться завтра в твоей шкуре.
Энди понятия не имела, о чем он говорит, но это не имело значения, потому что они двигались. Уэйд наполовину подталкивал, наполовину нес ее вверх по лестнице. В один момент ей показалось, что она на пустом этаже, а в следующий она уже оказалась в своей гостиной на чердаке и Уэйд усаживал ее в кресло.
– Я в порядке, – сообщила она ему.
– Да уж, вижу, – усмехнулся Уэйд.
Он положил ее рюкзак на стол, достал из крошечного морозильника лед и бросил в стакан, налил воды и протянул ей.
– Пей, – велел он. – Я вернусь позже, чтобы проведать тебя.
Прежде чем Энди успела сказать, что в этом нет необходимости, Уэйд уже ушел. Как только его шаги стихли на лестнице, она поставила стакан на стол и схватилась за живот. Тридцать секунд спустя Энди кинулась в ванную, чтобы проверить теорию Уэйда о том, что если ее вырвет сейчас, то утром она почувствует себя лучше.
Глава 9
Бостон уставилась на лежащий перед ней большой лист бумаги. Мысленно она уже видела готовую фреску. Лоснящийся ягуар с горящими глазами, улыбающаяся озорная обезьяна в зарослях ярко-зеленых деревьев, подмигивающая гусеница. Обычно ей нужно было только представить: как только картинка складывалась в голове, рука начинала двигаться. Но не сегодня.
Это была уже третья попытка начать делать эскизы для приемной Энди. Выход из зоны комфорта, зато без необходимости придумывать дизайн для ткани по четыреста долларов за ярд[14]. Это казалось идеальным противоядием от недавнего творческого застоя. Бостон представляла фреску, закрыв глаза, и отчаянно хотела, чтобы ее работа наконец ожила. Несмотря на это, она будто застыла. Пальцы онемели и не слушались.
– Привет, детка.
Родной голос и знакомые слова освободили ее из тюрьмы художника. Она вскочила на ноги и поспешила из мастерской.
– Ты рано, – заметила Бостон, проходя на кухню.
Зик стоял в прихожей, расстегивая пояс с инструментами.
– Пришлось вернуться домой к моей лучшей в мире девушке, – сказал он, подмигнув. Бостон подошла к нему. Пояс с инструментами упал на пол, руки Зика обхватили ее. Она шагнула в его объятия.
Все было так знакомо. Уютно и вместе с тем сексуально. Она в точности знала, как губы Зика коснутся ее губ и что именно она почувствует. Предвкушение, смешанное с уверенностью, породило желание.
До того, что случилось полгода назад, секс не был проблемой, подумала Бостон, прижимаясь к нему и наслаждаясь ощущением рук, скользящих по ее телу. После рождения Лиама она была готова к интимным отношениям задолго до того, как ей разрешил врач. Однако в последнее время Зика секс не интересовал.
Он углубил поцелуй, провел языком по ее губам. Обхватил и сжал ее зад своими большими руками. Бостон выгнулась, прижимаясь к нему, потерлась бедрами, желая почувствовать знакомый холмик его эрекции. Желая ощутить эту твердость. Положила ладони на запястья Зика, готовая притянуть его пальцы к своей груди, и тут поняла, что ничего не чувствует. Никаких физических доказательств того, что он вообще хочет ее. Зик прервал поцелуй и в последний раз похлопал ее по заднице, а затем обнял за плечи.
– Ну, покажи, как продвигается работа над фреской, – сказал он и повел ее в мастерскую.
– Не на что там смотреть. У меня возникли небольшие проблемы с тем, чтобы начать.
– Все в порядке. Я не жду совершенства. Мне просто любопытно. – В его голосе звучала решимость, и Бостон поняла, что его не остановить. Поэтому она смирилась с неизбежным и позволила ему провести себя по коридору.
Мастерская была пристроена к дому вскоре после того, как они с Зиком поженились. Огромные окна, выходящие на юг, давали много света. Там были удобные шкафчики и полки для художественных принадлежностей, держатели для кистей и карандашей, а также специально сконструированные раздвижные столы для ручной росписи тканей.
Зик отпустил ее и вошел в мастерскую. Бостон осталась в коридоре. Сейчас он увидит то, что она не успела скрыть. Вот чем она занималась последние несколько недель – сокрытием улик.
На мольберте стояла чистая бумага для набросков. Все остальные поверхности и каждый дюйм стен были покрыты портретами их умершего сына. Карандашные наброски, картины маслом, акварели, пастели. Черно-белые, цветные, реалистичные, сюрреалистичные. Каждый образ, каждая поза, каждый ракурс. Она находила эти образы успокаивающими, но знала, что Зик иного мнения.
Он медленно повернулся кругом, вбирая все это в себя. Наконец развернулся к ней лицом, плотно сжав губы. Его тело напряглось.
– Какого черта, Бостон? Ты все еще этим занимаешься? Где ты?
Она вошла в студию, встала с ним лицом к лицу.
– Я здесь.
– Нет, ты не здесь. Ты должна справиться со своим горем.
– Да.
– Это не дело. Ты прячешься. Думаешь, своими рисунками ты сможешь вернуть его к жизни?
– Не все хотят топить свои печали в бутылке, Зик.
– По крайней мере, я хоть что-то чувствую. По крайней мере, я оплакиваю нашего ребенка. А ты? Ты плакала хоть раз?
Бостон видела его гнев. Он был ярким и красным – клише, но так оно и было. Мерцающим. И скорбь тоже – более тусклую, приглушенную. «Индийский зеленый, или цвет богомола», – подумала она, представляя эту клубящуюся смесь и понимая, что ей гораздо легче думать об этом, чем о словах мужа.