Энди сжала ее руку.
– Мне так жаль. Потеря ребенка – это неописуемая боль.
«Наверное, она это знает», – подумала Бостон, оценив доброту. Работая педиатром, Энди страдала из-за смерти пациентов и боли их родителей.
– Я рисую его, – прошептала Бостон. – Снова и снова. Я рисую его, и это меня успокаивает.
– Уверена, что так он как будто с тобой. Ты создала его в своем теле, а теперь воссоздаешь в своем сердце.
Бостон уставилась на нее.
– Да. Так и есть. Вот что я делаю.
То, чего Зик не может или не хочет понять.
– Не могла рисовать ничего другого с тех пор, как он умер, так что это… – Она указала на рисунок. – Это что-то вроде прорыва.
– Я так рада. – Энди сжала ее пальцы, затем отпустила их.
Бостон знала, что еще далека от выздоровления, но чувствовала себя так, словно сделала первый шаг. После нескольких месяцев топтания на месте движение вперед казалось чудом.
– Может быть, теперь я смогу заняться фреской для тебя.
– Не торопись. К тому же ты всегда можешь отказаться от работы. У меня такое чувство, будто я попросила Пикассо помочь мне покрасить ванную.
Бостон рассмеялась. Вышло немного хрипло, но это было приятно.
– Я была бы рада помочь тебе с ванной.
– Я собираюсь позволить Уэйду и его работникам с этим разобраться. – Энди сделала паузу. – Уэйд кажется хорошим парнем.
– Так и есть. Ты уже познакомилась с его дочерью?
– Нет.
– Она классная. Ей двенадцать, это считается трудным возрастом. Но она по-прежнему все та же милая девочка, какой была всегда. Уверена, вы скоро познакомитесь. Она лучшая подруга старшей дочери Дины. – Ее взгляд упал на оставшиеся мини-кексы. – Мне лучше отнести их домой, а то Дина увидит и набросится на меня с граблями. – Бостон усмехнулась. – Она не разрешает детям есть сахар.
– Серьезно?
– Никакого сахара, никаких переработанных продуктов. Только то, что готовит она сама.
– Вот это самоотверженность.
– Никто не может отрицать, что она преданная мать.
«Мать, у которой пятеро детей», – подумала Бостон, чувствуя, как возвращается серость. Разве это справедливо?
Она с трудом поднялась на ноги.
– Спасибо, что позволила испортить твою вечеринку.
– Мы тебе очень рады, – отозвалась Энди. – В следующий раз я буду готова к компании. Припасу печенье и лимонад.
– Девочкам понравится. Только убедись, что Дина не видит.
– Она слегка пугает меня, – призналась Энди.
– Меня тоже.
Бостон собрала вещи и направилась домой. Ее взгляд упал на рисунок. На лица и цвета. То, что всего несколько минут назад казалось таким исцеляющим, внезапно обернулось предательством. Она ворвалась в дом, вывалила все на стол, вырвала лист бумаги из блокнота и аккуратно разорвала на две части. Потом на четыре, потом на шестнадцать. Когда от него остались кусочки не больше конфетти, она выбросила обрывки в мусорное ведро.
Пять минут спустя Бостон сидела в мастерской с карандашом в руке. Она рисовала не задумываясь: спящий ребенок быстро обретал очертания.
Глава 10
Злости оказалось гораздо больше, чем ожидала Дина. Колин большую часть последних двух недель был в разъездах, а в прошлые выходные они почти не разговаривали. Она говорила себе, что начинает привыкать к тому, какой станет жизнь после развода, но знала, что это ложь. Муж отдавал ей зарплату, обеспечивал материальную стабильность. Если они расстанутся, она будет по-настоящему предоставлена самой себе, черт бы его побрал.
Так что Дина продолжала злиться. Это оказалось легко, и она на самом деле начала чувствовать себя лучше. Позволив вскипеть внутренней ярости, она поняла, что злилась уже давно. Годы. Не только на Колина, но он был удобной мишенью и к тому же заслужил это.
– Мне нравятся ее волосы, – сказала Люси, накрывая на стол. – Она говорит, что родилась с вьющимися волосами. Я бы тоже хотела иметь кудряшки.
Дина понятия не имела, о чем говорит дочь.
Или о ком. Скорее всего, о какой-нибудь школьной подружке. По крайней мере, у Люси появились подруги. Это уже кое-что. С Люси всегда было трудно. Тихоня, да еще эти очки. Как бы то ни было, она слишком мала для контактных линз, а когда Дина спросила о лазерной коррекции, врач Люси уставился на нее так, будто она предложила поставить ей пиявок.
«Никому не понять», – подумала Дина, проверяя, как жарятся в духовке две курицы. Пятеро детей. О чем она только думала? У кого сейчас пятеро детей? Конечно, она хотела только двоих. Мальчика и девочку. Но каждый раз, родив дочь, преисполнялась решимости родить сына. Потому что так делали все. Когда появились близнецы, она сдалась.
Она любила своих девочек. Всех. Но пятеро… С каждым новым днем она чувствовала себя все более подавленной.
Дина потянулась за бокалом шардоне. Она открыла бутылку несколько дней назад. Допьет ее до того, как вернется Колин, а затем откроет новую на ужин.
Она сделала глоток и поставила бокал, посмотрела на раковину. Ей отчаянно захотелось вымыть руки, почувствовать гладкое мыло, теплую воду. Чтобы смыть всю боль и неуверенность, с которыми ей приходилось сталкиваться. Только кожу на руках уже покрывали язвочки, а костяшки пальцев потрескались. «Слишком явно, все заметят», – подумала она. Нужно быть сильной. Она не могла дать Колину повод забрать больше, чем он уже забрал.
На лестнице послышались шаги.
– Папа вернулся! – закричала Мэдисон, бросаясь к входной двери. Ее спальня выходила окнами на передний двор, так что она всегда узнавала об этом первой.
Люси бросила столовые приборы и побежала за сестрой. Примчались остальные девочки, каждая хотела первой оказаться на подъездной дорожке.
Дина осталась на кухне одна и потянулась за вином. Желудок скрутило в узел, но она все равно выпила. Она пила, потому что не могла делать то, что действительно хотела, – не могла мыть руки. И еще потому, что ее дочери никогда не бежали встретить ее.
– Я очень рад за тебя, Одри, – сказал Колин. – Ты так усердно учишься. Горжусь тобой.
Ее средняя дочь вспыхнула от похвалы, и Дина сильнее сжала бокал. «Так типично», – подумала она, оглядывая сидящих за столом. Одно слово отца – и они буквально расцветают. Дина тоже сказала Одри, что та хорошо сдала тест по правописанию, но не получила почти никакой реакции. К тому же восьмилетняя девочка не каждое слово написала правильно – ошиблась в двух из двадцати. Дина заставила Одри по пять раз переписать слова, в которых та ошиблась, чтобы запомнить их к следующему тесту. Но, без сомнения, они восприняли это как какую-то форму жестокого обращения с детьми.
– Какие еще новости? – спросил Колин и посмотрел на Дину. – Ты уже познакомилась с нашей новой соседкой?
– Да, несколько недель назад.
Хорошо, только пару недель назад, но это почти одно и то же.
– Она врач?
– Педиатр, – сказала Мэдисон. – Мне Кэрри рассказывала. Ее отец занимается ремонтом. У нашей соседки кабинет будет на первом этаже.
– Она милая, – объявила Люси, поправляя очки. – Сидни, Саванна и я пили с ней чай в прошлое воскресенье.
– Это был чай понарошку, – уточнила Сидни. – Но потом пришла Бостон, и… – Она дернулась, будто кто-то пнул ее под столом.
Люси бросила на сестру предупреждающий взгляд.
– Она и вправду милая, – быстро повторила девочка. – У нее такие красивые волосы. Длинные и кудрявые.
– Это о ней ты рассказывала раньше? Об этой женщине по соседству? – Дина нахмурилась, глядя на дочь. – Ты проводишь с ней слишком много времени. Зачем это взрослая женщина будет общаться с детьми?
– Если она педиатр, то в этом нет ничего странного, – заметил Колин.
– А почему она не замужем? Почему у нее нет собственной семьи? Она, наверное, из лесбиянок.
Брови Колина сошлись на переносице.
Четыре младшие девочки выглядели смущенными, а лицо Мэдисон стало сердитым.
– Вечно ты так, – сказала Дине старшая. – Всегда говоришь о людях гадости, а не знаешь, правда ли это. Зачем постоянно думать о плохом?
– Что значит «из лесбиянок»? – поинтересовалась Сидни.
– Не бери в голову, – сказал ей Колин и повернулся к Дине. – Я согласен с Мэдисон. Тебе действительно нравится предполагать худшее. Уверен, что наша соседка – очень хороший человек. Она, безусловно, украсит наше сообщество. Разве ты не говорила, как хочешь, чтобы на острове появился педиатр? Теперь у нас есть врач по соседству, но тебя опять что-то не устраивает.
Уязвленная, Дина открыла рот, но не смогла придумать, что сказать.
– Я пошутила, – наконец выдавила она.
– Конечно. Мы все знаем, что ты та еще шутница, – сказал Колин. – Девочки, а давайте сходим за мороженым.
Все пять дочерей уставились на него с одинаковым выражением, в котором смешались две трети волнения и треть опасения.
Дина схватилась за бокал с вином.
– Этим вечером им не положен десерт, – пробормотала она.
– И не говори! – Он оттолкнулся от стола и встал. – Потому что все знают, что десерт раз в неделю укрепляет характер, верно? Я поведу своих прекрасных дочерей покупать мороженое, а потом мы прогуляемся по набережной, чтобы весь мир видел, что я счастливый человек и у меня такие замечательные дети. Ну, идем же.
Девочки встали из-за стола. Люси и Одри взяли свои тарелки и быстро отнесли их в раковину, но остальные трое бросили грязную посуду и поспешили за отцом.
Из коридора донеслись взрывы смеха. Входная дверь открылась и закрылась, после чего наступила тишина. Дина осталась сидеть за столом посреди бардака, который устроили на ее кухне. Одна.
Она была в разгаре войны, но не понимала правил ведения боя и того, как ей победить. Даже не до конца понимала, почему это началось и когда она стала врагом. Дина знала лишь одно: нет на свете человека, которому она могла бы позвонить. Никого, кто обнял бы ее и сказал, что все будет хорошо. Ни одного человека, который был бы ей настоящим другом.
– Я пришла на занятие в пять часов, – радостно сказала Энди.