— Огурчики хочешь, дитя? — откликнулась сбоку вторая бабушка, тоже сутулая и тоже в черном платке, но совсем не страшная. И голос хороший. — А денежки у тебя есть?
— Нету… Я сирота, — вырвалось у Оксаны против воли. — И два дня ничего не ела, — для полной уверенности добавила она.
— Мое ты дитятко… На, ешь на здоровье, — бабка выбрала из ведра самый лучший огурец, отерла его фартуком и подала девочке.
Молодой человек в белой рубашке, с короткой прической, как у завуча Андрея Адамовича, покупал рядом вишни. При словах Оксаны, что она «сирота», он с каким-то недобрым интересом посмотрел на нее.
Хрустя сладким огурцом, девочка выбралась из базара, подошла к газетному киоску, который стоял в конце перрона, начала рассматривать журналы. Вдруг спиной она почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась — в трех шагах от нее стоит незнакомый «завуч» с бумажным пакетиком в руке, ест вишни, выплевывает косточки себе под ноги и молча смотрит на нее. Ей не понравился этот взгляд. Она отвернулась к киоску.
— Девочка, хочешь вишен? — шагнув ближе, сказал человек неприятным, хриплым голосом. Неприятным этот голос был уже только потому, что принадлежал чужому взрослому дяде, несимпатичному Оксане. Не только голос, но и прическа, и одежда — все в нем казалось ей неприятным.
— Не хочу, — ответила она. Вблизи, как назло, никого не было.
— Так ты сирота? — не отступал человек. — А где ты живешь?
Оксана промолчала, показывая, что не имеет никакого желания вступать с этим человеком в дружеские беседы.
— А хочешь на машине с нами прокатиться? В Минск?
— Не хочу.
— А может, хочешь? Подумай. Прокатишься вот на этой машине, иностранной, красивой, — человек показал на темно-синюю «Ауди», что приткнулась вблизи базарчика.
Оксана хмыкнул. За кого он ее принимает? Да она еще с первого класса знает, что от таких, как этот, надо держаться подальше: не отвечать на вопросы, никогда не спрашивать о чем самой, не заходить с такими вместе в лифт, даже в подъезд… Да она, может, больше его знает разных историй, когда девочек заманивали, или просто похищали, увозили куда-то… В школе даже специальные занятия есть, где им, девочкам, рассказывают об этом и учат осторожности с незнакомыми.
Оксана доела огурец, выбросила хвостик в урну возле киоска. Потом, искоса поглядывая на незнакомца, достала из кармана талер и, чтобы показать, что она нисколько никого не боится и поэтому может делать то, что делала бы, если была бы одна, начала царапать рубцом талера по деревянному, окрашенном в красный цвет прилавке киоска. На прилавке кто-то успел уже оставить след — славянскими буквами было нацарапан «ай лав ю».
— Девочка, ты что хулиганить? — прикрикнул на нее киоскер. — А ну, отойди!
Оксана неохотно повиновалась, отступила, зажала монету в кулак.
В машине между тем опустилась боковое стекло, высунулась лысая голова в темных очках, и голос крикнул, обращаясь к незнакомцу:
— Сева, сколько тебя можно ждать!
Но Сева, увидев монету, застыл как окаменевший. Он не обернулся на оклик и даже забыл выплюнуть вишневую косточку, а когда собрался наконец заговорить, подавился и начал отплевываться.
— Откуда… это у тебя? — как-то испуганно спросил он, когда откашлялся, подступая к девочке.
— Оттуда, — дерзко ответила Оксана. Сева облизал губы.
— Продай мне эту штуку… Или хотя бы покажи. Я тебе вот… пять долларов дам! — и он начал шастать по карманам, не сводя с девочки глаз. — Хочешь пять долларов?
— Не хочу.
— А десять? — и действительно, в его руке появилась десятидолларовая купюра.
— Не хочу.
— А двадцать? Двадцать настоящих американских «баксов»!
— Не хочу.
Сева промолчал, тогда прищурился, выдавил через зубы:
— Ты, я смотрю, хочешь очень много…
— Сева!
Лысый, не дождавшись друга, вылез из машины и подошел к киоску. Был он низкий, толстый, в темных круглых очках и лысый, как бубен.
— Ну, что такое здесь?
Сева молча отвел его в сторону, за киоск. Оксане удалось расслышать:
— Клянусь… она с собой… талер!..
— Быть не может! — громко сказал лысый. — Откуда? И как ты мог рассмотреть? Ты держал его в руках?
— … На зрение не жалуюсь…
Оксана, в свою очередь, не жаловалась ни на слух, ни на зрение, но Сева говорил так тихо, чуть ли не шептал. Затем перешел на шепот и лысый. Но и того, что девочка услышала и поняла, было достаточно.
Вот так история!.. Ясно, это непростая монета… Как они поднялись в цене! Давать двадцать долларов… Да если бы она потребовала больше, дали бы, видимо, и более… Зачем им эта монета? Коллекционеры? Но папа сказал, что это подделка… А если он ошибся? И талер этот настоящий, один из тех восьми, что сохранились на Беларуси?
Взволнованная загадкой, Оксана теперь пожалела, что не захотела дослушать отца. Ничего, еще целый час ехать, и теперь она расспросит обо всем.
Девочка повернулась и пошла к автобусу. На полпути оглянулась — незнакомцы молча, с решительными лицами догоняли ее. Она даже немного испугалась. Но до автобуса было совсем близко. Около автобуса топтался отец бутылку «Пепси-колы» и с каким-то свертком в руках. Он растерянно вертел головой, высматривая дочь.
В то время, когда Сева собирался схватить девочку за плечо, отец заметил ее:
— Где ты бродишь? Автобус отъезжает!
Сева с лысым застыли. Девочка, оказывается, вовсе не бездомная… И не местная.
Оксана примостилась на своем месте у окна. Запивая горячий пирожок с капустой холодной, вкусной «Пепси-колой», чувствуя здесь себя в полной безопасности, девочка незаметно от отца показала своим удивительным «знакомым» язык. Они стояли у окна, что-то возбужденно друг другу доказывали и на ее детское проявление презрения к ним не обратили внимания.
Когда автобус тронулся, Оксана увидела, как Сева с лысым бегом бросились к своей темно-синей «Ауди».
Глава 6. Немного истории
Вновь поплыли за окном автобуса зеленые изображения весенней природы. Солнце то пряталось в редких светло-серых тучах, то весело выглядывало из-за них, будто играло в прятки. Монотонно гудел мотор. И снова отец, который и не догадывался об истории с Оксаной на вокзале, собрался вздремнуть.
Но теперь Оксана твердо решила узнать от него о монете все, что можно.
«Рассказать ему о тех, на вокзале? — подумала она. — Нет, лучше позже… Ведь начнутся расспросы-что, да как, да почему… Тогда придется рассказать и о «сироту», и про огурец, и о том нехорошем интересе к ней Севы после слова «сирота»…
— Папа, не спи, — Оксана дернула его за рукав. — Ты не договорил!
— А, про монету? Ну, дай ее.
Девочка протянула ему талер. Отец положил монету на ладонь, словно взвешивая.
— Что ж, мне приятно, что ты так внезапно начала интересоваться историей, — сказал он. — Может, меньше времени останется на разные глупости.
Оксана опустила глаза. На этот раз она и не подумала оправдываться или обижаться.
— Ты же знаешь, — сказал отец, — что мое дело прежде всего — старинная архитектура, в монетах я небольшой знаток. Но эта история почти хрестоматийная, ее знает каждый, кто интересуется стариной. Кстати, — вспомнил отец, — ты же можешь обратиться к Катиному отцу, Игорю Валентиновичу! Спроси его, когда вернемся в Минск.
— Он давно не интересуется монетами, — сказала Оксана. — Отдал Кате всю коллекцию.
— Тогда спроси вашего историка, Бориса Григорьевича. Вот кто расскажет тебе и интереснее, и более подробно, чем я. Помню, когда-то в молодости, еще студентами, они с другом до того увлеклись этой легендой, что днями не вылезали из архива…
— Ты сказал легендой?
— Ну, да. История с монетами старинная и довольно таинственная. Пока она дошла до наших дней, то правды в ней осталось разве что с половину. А вторая половина — разные предположения, додумки, маловероятные случайности… Так вот, Борис Григорьевич с другом все выискивали в архиве, в библиотеках и краеведческих музеях различные документы, перерисовывали из книг по нумизматике различные монеты, писали запросы в архивы и музеи других городов, в том числе даже в Париж!..
— И что они хотели найти?
— Ни много ни мало — сокровище со времен наполеоновского нашествия. Но самое интересное, искали в этих местах, куда мы сейчас едем, в Поплавы.
— В наших местах? Где живет бабушка?
— Представь себе. История с талерами заканчивается именно здесь. Хотя чему удивляться? — Французская армия, отступая из Москвы, оказалась зажатой русскими именно в этом треугольнике, где и наши места — между Толочин, Холопенич и Борисовом. И переправлялись французы через Березино. Конечно же, не все в одном месте, а где можно и где удобнее было… Но давай я лучше расскажу по порядку, Оксана, чтобы самому не запутаться. Ты не перебивай, пожалуйста…
Заинтересованная, возбужденная Оксана, однако, не смогла не перебить:
— Разве и сейчас еще есть сокровища?
— Были, есть и будут, — равнодушно, словно о чем-то будничном, сказал отец. — Мы не нашли и одной сотой от тех богатств, что скрыты в земле, в воде, в болотах одной только нашей Беларуси. Ты знаешь, у нас почти каждый год находят до десятка крупных кладов и бесчисленное множество отдельных монет.
— Правда? — не поверила даже Оксана. — А я думала, сокровища эти давно повыкапывали, и они остались только в книгах и фильмах.
— Дело в том, что земле чужого не надо. Она выталкивает, выпирает из себя все, что ей вредит: камни, металл — соответственно, и сокровища… Другое, сокровища эти не каждому даются в руки. Мне вот ни разу не попались, хотя я и археолог, столько земли перекопал!.. Даже зная место, где приблизительно спрятан клад, можно годами его искать — и все впустую; а можно чисто случайно, копая свой огород, наткнуться на какую-нибудь крынку с золотом. Чаще всего так и бывает. Согласно статистике, сокровища находят или люди случайные, или дети.
Отец взглянул на дочь и улыбнулся.