Она всплеснула руками.
— Вот, например, в прошлое воскресенье мы представляли в гавани. Я играла вальс на абрикосовых косточках…
— Как на абрикосовых косточках?
— Ах, ты не знаешь! Разве ты не видел свистка, сделанного из абрикосовой косточки. Это очень просто. Я собрала двенадцать косточек и сделала из них свистки… Ну, терла-терла о камень, пока не получилась дырочка…
— Как интересно!..
— Это все равно. Можно свистеть вальс и не только на двенадцати косточках… Я умею свистеть и ключиком…
— Ключиком. Как? Покажи. У меня есть чудный ключик…
С этими словами наследник Тутти расстегнул ворот своей куртки и снял с шеи тонкую цепочку, на которой болтался небольшой белый ключ.
— Вот!
— Почему ты прячешь его на груди? — спросила Суок.
— Мне дал этот ключ канцлер. Это ключ от одной из клеток моего зверинца.
— Разве ты прячешь у себя ключи от всех клеток?
— Нет. Но мне сказали, что это самый важный ключ. Я должен его хранить…
Суок показала наследнику свое искусство. Она просвистела чудную песенку, держа ключ кверху дырочкой возле губ, сложенных в трубку.
Наследник пришел в такой восторг, что даже забыл о ключе, который ему поручили хранить. Ключ остался у Суок. Она машинально сунула его в свой кружевной розовый карман.
Наступил вечер.
Для куклы приготовили особую комнату, рядом со спальней наследника Тутти.
Наследник Тутти спал и видел во сне удивительные вещи: смешные носатые маски, человека, несшего на голой желтой спине огромный гладко обтесанный камень, и Толстяка, ударявшего этого человека черной плеткой, оборванного мальчика, который ел картошку, и знатную старуху в кружевах, которая ехала верхом на белой лошади и высвистывала какой-то противный вальс при помощи двенадцати абрикосовых косточек.
А в это время, совсем в другом месте, далеко от этой маленькой спальни, в одном из концов дворцового парка, происходило следующее. Вы не думайте, ничего особенного не происходило. Не только наследнику Тутти в эту ночь снились удивительные сны. Сон, заслуживающий удивления, приснился также гвардейцу, заснувшему на карауле у входа в зверинец наследника Тутти.
Он сидел на каменном столбике, прислонившись спиной к решетке, и сладко дремал. Сабля его в широких блестящих ножнах лежала между его коленями. Пистолет очень мирно торчал из-за шелкового черного шарфа на его боку. Рядом, на гравии, стоял решетчатый фонарь, освещавший сапоги гвардейца и длинную гусеницу, которая упала с листьев над его головой прямо на его рукав.
Картина казалась совершенно мирной.
Итак, караульный спал и видел необыкновенный сон. Ему снилось, что подошла к нему кукла наследника Тутти. Была она точь в точь как сегодня утром, когда ее привез доктор Гаспар Арнери: это же розовое платье, банты,
…Гвардеец храпел, а ему, спящему, казалось, что это в зверинце ревут тигры…
кружева, блестки. Только теперь, во сне, она оказалась живой девочкой. Она свободно двигалась, оглядывалась по сторонам, кралась, вздрагивала и прижимала палец к губам. Фонарь освещал всю ее маленькую фигурку.
Гвардеец даже улыбался во сне.
Потом он вздохнул и сел более удобно, прислонившись к решетке плечом и уткнув нос в железную розу в узоре решетки.
Тогда Суок, видя, что караульный спит, взяла фонарь и на цыпочках, осторожно вошла за ограду.
Гвардеец храпел, а ему, спящему, казалось, что это в зверинце ревут тигры.
На самом деле в зверинце было тихо. Звери спали.
Фонарь освещал небольшое пространство. Суок медленно подвигалась, вглядываясь в темноту. К счастью, ночь не была темной. Ее освещали звезды и свет развешанных в парке фонарей, долетавший до этого отдаленного места через верхушки деревьев и строений.
От ограды девочка прошла по короткой аллее, между низкими кустарниками, покрытыми какими-то белыми цветами.
Затем она сразу почувствовала запах зверей. Он был знаком ей. Однажды вместе с балаганчиком ездил укротитель; тремя львами и одним ульмским догом.
Суок вышла на открытую площадку. Вокруг что-то чернело. Как будто стояли маленькие домики.
— Клетки, — прошептала Суок.
Сердце ее сильно билось.
Она не боялась зверей, потому что люди, представляющие в цирке, вообще не трусливы. Она опасалась только, что какой-нибудь зверь проснется от ее шагов и света фонаря, зарычит и разбудит караульного.
Она подошла к клеткам.
«Где же Просперо?» — волновалась она.
Она поднимала выше фонарь и заглядывала в клетки. Все было неподвижно и тихо. Свет фонаря разбивался о прутья клеток и слетал неровными кусками на туши спящих за этими прутьями.
Она видела мохнатые толстые уши, иногда вытянутую лапу, иногда полосатую спину. Орлы спали, раскрыв крылья, и походили на старинные гербы. В глубине некоторых клеток чернели какие-то непонятные громады.
В клетке, за топкой серебряной решеткой, сидели на жердочках, на разной высоте, попугаи. И когда Суок остановилась у этой клетки, ей показалось, что один из них, который сидел ближе всех к решетке, старый, с длинной красной Породой, открыл один глаз и посмотрел на нее. А глаз его был похож на слепое лимонное зерно.
И, мало того, он быстро закрыл этот глаз, точно притворился спящим. При этом Суок показалось, что он улыбнулся в свою красную бороду.
«Я просто дура», — успокоила себя Суок. Однако, ей стало страшно.
То и дело, то тут, то там, среди тишины, что-то пощелкивало, похрустывало, пищало.
Попробуйте ночью зайти в конюшню или прислушайтесь к курятнику. Вас поразит тишина, и, вместе с тем, вы будете слышать очень много маленьких звуков: то движение крыла, то чавканье, то треск насеста, то тоненький голос, выскочивший, точно капелька, из горла спящей птицы.
«Где же Просперо? — снова подумала Суок, но уже с большей тревогой. — А вдруг его казнили сегодня и в его клетку посадили орла?»
И тут из темноты чей-то хриплый голос сказал:
— Суок!
И тут же она услышала тяжкое и частое дыхание и еще какие-то звуки, точно скулила большая больная собака.
— Ах! — вскрикнула Суок.
Она метнула фонарь в ту сторону, откуда ее позвали. Там горели два красноватых огонька. Большое черное существо стояло в клетке, подобно медведю, держась за прутья и прижав к ним голову.
— Просперо! — тихо сказала Суок.
И в одну секунду передумала целую кучу мыслей:
«Почему он такой страшный? Он оброс шерстью, как медведь. В глазах у него красные искры. У него длинные загнутые когти. Он без одежды. Это не человек, а горилла».
Суок готова была заплакать.
— Наконец-то пришла, Суок, — сказало стираное существо. — Я знал, что я тебя увижу.
— Здравствуй. Я пришла тебя освободить, — промолвила Суок дрогнувшим голосом.
— Я не выйду из клетки. Я сегодня околею.
И опять послышались жуткие, скулящие звуки. Существо упало, потом приподнялось и снова прижалось к прутьям.
— Подойди, Суок.
Суок подошла. Страшное лицо смотрело на нее. Конечно, это было не человеческое лицо. Больше всего оно походило на волчью морду. И самое страшное было то, что уши этого волка имели форму человеческих ушей, хотя и покрыты были короткой, твердой шерстью.
Суок хотела закрыть глаза ладонью. Фонарь прыгал в ее руке. Желтые пятна света летали по воздуху.
— Ты боишься меня, Суок… Я потерял человеческий облик. Не бойся. Подойди… Ты выросла, похудела. У тебя печальное личико…
Он говорил с трудом. Он опускался все ниже и наконец лег на деревянный пол своей клетки. Он дышал все чаще и чаще, широко раскрывая рот, полный длинных желтых зубов.
— Сейчас я умру. Я знал, что я увижу тебя перед смертью…
Он протянул свою косматую обезьянью руку. Он чего-то искал в темноте. Раздался звук, как будто выдернули гвоздь, и потом страшная рука протянулась сквозь прутья.
В руке была небольшая дощечка.
— Возьми это. Там записано все.
Суок спрятала дощечку.
— Просперо, — сказала она тихо.
Ответа не последовало.
Суок приблизила фонарь. Зубы оскалились навсегда. Мутные, остановившиеся глаза смотрели сквозь нее.
— Просперо! — закричала Суок, роняя фонарь. — Он умер! Он умер! Просперо!
Фонарь потух.
Часть четвертая. Оружейник Просперо
Глава XI. Гибель кондитерской
ГВАРДЕЕЦ, с которым мы познакомились у входа в зверинец как раз в тот момент, когда Суок стянула у него решетчатый фонарь, проснулся от шума, поднявшегося в зверинце.
Звери рычали, выли, пищали; хлопали крылья; ударяли хвосты по железным прутьям.
Гвардеец зевнул со страшным треском, потянулся, больно ударившись об решетку кулаком, и, наконец, окончательно пришел в себя.
Тогда он вскочил. Фонаря не было. Мирно блестели звезды. Благоухал жасмин.
— Черт возьми! — гвардеец плюнул с такой злобой, что плевок полетел как пуля и сбил чашечку жасмина.
Звериный концерт гремел с нарастающей силой.
Гвардеец поднял треногу. Через минуту сбежались люди с факелами. Факелы трещали. Гвардейцы бранились. Кто-то запутался в сабле, и упал, разбив нос о чью-то шпору.
— У меня украли фонарь!
— Кто-то прошел в зверинец!
— Воры!
— Мятежники!
Гвардеец с, разбитым носом и другой гвардеец, с разбитой шпорой, а также остальные, раздирая темноту факелами, двинулись против неизвестного врага.
Но ничего подозрительного в зверинце не обнаружилось.
Тигры ревели, разевая красные вонючие пасти. Львы бегали по клеткам в большой тревоге. Попугаи устроили целый кавардак. Они вертелись, создавая впечатление разноцветной карусели. Обезьяны раскачивались на трапециях. А медведи пели низким, красивым басом.
Появление огня и людей еще больше растревожило эту компанию.
Гвардейцы осмотрели все клетки.
Все было в порядке.
Даже фонаря, оброненного Суок, они не нашли.
И вдруг гвардеец с разбитым носом сказал:
— Стой! — и поднял высоко факел.