Ленц расхохотался:
— Очень уж всё это глупо!
— Что же теперь делать, Отто? — спросил я.
— Я заявил претензию распорядителю аукциона. Но боюсь, что из этого ничего не выйдет.
— Придется нам прикрыть лавочку. Вот что из этого выйдет, — сказал Ленц. — Финансовое управление и без того имеет на нас зуб из-за налогов.
— Возможно, — согласился Кестер.
Ленц встал:
— Спокойствие и выдержка в грудных ситуациях — вот что украшает солдата. — Он подошел к шкафу и достал коньяк.
— С таким коньяком можно вести себя даже геройски, — сказал я. — Если не ошибаюсь, это у нас последняя хорошая бутылка.
— Героизм, мой мальчик, нужен для тяжелых времен, — поучительно заметил Ленц. — Но мы живем в эпоху отчаяния. Тут приличествует только чувство юмора.
— Он выпил свою рюмку. — Вот, а теперь я сяду на нашего старого Росинанта и попробую наездить немного мелочи.
Он прошел по темному двору, сел в такси и уехал. Кестер и я посидели еще немного вдвоем.
— Неудача, Отто, — сказал я. — Что-то в последнее время у нас чертовски много неудач.
— Я приучил себя думать не больше, чем это строго необходимо, — ответил Кестер. — Этого вполне достаточно. Как там в горах?
— Если бы не туберкулез, там был бы сущий рай. Снег и солнце.
Он поднял голову:
— Снег и солнце. Звучит довольно неправдоподобно, верно?
— Да. Очень даже неправдоподобно. Там, наверху, всё неправдоподобно.
Он посмотрел на меня:
— Что ты делаешь сегодня вечером?
Я пожал плечами:
— Надо сперва отнести домой чемодан.
— Мне надо уйти на час. Придешь потом в бар?
— Приду, конечно, — сказал я. — А что мне еще делать?
Я съездил на вокзал за чемоданом и привез его домой. Я постарался проникнуть в квартиру без всякого шума — не хотелось ни с кем разговаривать. Мне удалось пробраться к себе, не попавшись на глаза фрау Залевски. Немного посидел в комнате. На столе лежали письма и газеты. В конвертах были одни только проспекты. Да и от кого мне было ждать писем? "А вот теперь Пат будет мне писать", — подумал я.
Вскоре я встал, умылся и переоделся. Чемодан я не распаковал, — хотелось, чтобы было чем заняться, когда вернусь. Я не зашел в комнату Пат, хотя знал, что там никто не живет. Тихо, прошмыгнув по коридору, я очутился на улице и только тогда вздохнул свободно.
Я пошел в кафе «Интернациональ», чтобы поесть. У входа меня встретил кельнер Алоис. Он поклонился мне: — Что, опять вспомнили нас?
— Да, — ответил я. — В конце концов люди всегда возвращаются обратно.
Роза и остальные девицы сидели вокруг большого стола. Собрались почти все: был перерыв между первым и вторым патрульным обходом.
— Мой бог, Роберт! — сказала Роза. — Вот редкий гость!
— Только не расспрашивай меня, — ответил я. — Главное, что я опять здесь.
— То есть как? Ты собираешься приходить сюда часто?
— Вероятно.
— Не расстраивайся, — сказала она и посмотрела на меня. — Всё проходит.
— Правильно, — подтвердил я. — Это самая верная истина на свете.
— Ясно, — подтвердила Роза. — Лилли тоже могла бы порассказать кое-что на этот счет.
— Лилли? — Я только теперь заметил, что она сидит рядом с Розой. — Ты что здесь делаешь? Ведь ты замужем и должна сидеть дома в своем магазине водопроводной арматуры.
Лилли не ответила.
— Магазин! — насмешливо сказала Роза. — Пока у нее еще были деньги, всё шло как по маслу. Лилли была прекрасна. Лилли была мила, и ее прошлое не имело значения. Всё это счастье продолжалось ровно полгода! Когда же муж выудил у нее всё до последнего пфеннига и стал благородным господином на ее деньги, он вдруг решил, что проститутка не может быть его женой. — Роза задыхалась от негодования. — Вдруг, видите ли, выясняется: он ничего не подозревал и был потрясен, узнав о ее прошлом. Так потрясен, что потребовал развода. Но денежки, конечно, пропали.
— Сколько? — спросил я.
— Четыре тысячи марок! Не пустяк! Как ты думаешь, со сколькими свиньями ей пришлось переспать, чтобы их заработать?
— Четыре тысячи марок, — сказал я. — Опять четыре тысячи марок. Сегодня они словно висят в воздухе.
Роза посмотрела на меня непонимающим взглядом. — Сыграй лучше что-нибудь,
— сказала она, — это поднимет настроение.
— Ладно, уж коль скоро мы все снова встретились.
Я сел за пианино и сыграл несколько модных танцев. Я играл и думал, что денег на санаторий у Пат хватит только до конца января и что мне нужно зарабатывать больше, чем до сих пор. Пальцы механически ударяли по клавишам, у пианино на диване сидела Роза и с восторгом слушала. Я смотрел на нее и на окаменевшую от страшного разочарования Лилли. Ее лицо было более холодным и безжизненным, чем у мертвеца.
Раздался крик, и я очнулся от своих раздумий. Роза вскочила. От ее мечтательного настроения не осталось и следа. Она стояла у столика, вытаращив глаза, шляпка съехала набок, в раскрытую сумочку со стола стекал кофе, вылившийся из опрокинутой чашки, но она этого не замечала.
— Артур! — с трудом вымолвила она. — Артур, неужели это ты?
Я перестал играть. В кафе вошел тощий вертлявый тип в котелке, сдвинутом на затылок. У него был желтый, нездоровый цвет лица, крупный нос и очень маленькая яйцевидная голова.
— Артур, — снова пролепетала Роза. — Ты?
— Ну да, а кто же еще? — буркнул Артур.
— Боже мой, откуда ты взялся?
— Откуда мне взяться? Пришел с улицы через дверь.
Хотя Артур вернулся после долгой разлуки, он был не особенно любезен. Я с любопытством разглядывал его. Вот, значит, каков легендарный кумир Розы, отец ее ребенка. Он выглядел так, будто только что вышел из тюрьмы. Я не мог обнаружить в нем. ничего, что объясняло бы дикую обезьянью страсть Розы. А может быть, именно в этом и был секрет. Удивительно, на что только могут польститься эти женщины, твердые как алмаз, знающие мужчин вдоль и поперек.
Не спрашивая разрешения, Артур взял полный стакан пива, стоявший возле Розы, и выпил его. Кадык на его тонкой, жилистой шее скользил вверх и вниз, как лифт. Роза смотрела на него и сияла. — Хочешь еще? — спросила она.
— Конечно, — бросил он. — Но побольше.
— Алоис! — Роза радостно обратилась к кельнеру. — Он хочет еще пива!
— Вижу, — равнодушно сказал Алоис и наполнил стакан.
— А малышка! Артур, ты еще не видел маленькую Эльвиру!
— Послушай, ты! — Артур впервые оживился. Он поднял руку к груди, словно обороняясь. — Насчет этого ты мне голову не морочь! Это меня не касается! Ведь я же хотел, чтобы ты избавилась от этого ублюдка. Так бы оно и случилось, если бы меня не… — Он помрачнел. — А теперь, конечно, нужны деньги и деньги.
— Не так уж много, Артур. К тому же, это девочка.
— Тоже стоит денег, — сказал Артур и выпил второй стакан пива. — Может быть, нам удастся найти какую-нибудь сумасшедшую богатую бабу, которая ее удочерит. Конечно, за приличное вознаграждение. Другого выхода не вижу.
Потом он прервал свои размышления:
— Есть у тебя при себе наличные?
Роза услужливо достала сумочку, залитую кофе:
— Только пять марок, Артур, ведь я не знала, что ты придешь, но дома есть больше.
Жестом паши Артур небрежно опустил серебро в жилетный карман.
— Ничего и не заработаешь, если будешь тут продавливать диван задницей, — пробурчал он недовольно.
— Сейчас пойду, Артур. Но теперь какая же работа? Время ужина.
— Мелкий скот тоже дает навоз, — заявил Артур.
— Иду, иду.
— Что ж… — Артур прикоснулся к котелку. — Часов в двенадцать загляну снова.
Развинченной походкой он направился к выходу. Роза блаженно смотрела ему вслед. Он вышел, не закрыв за собою дверь.
— Вот верблюд! — выругался Алоис.
Роза с гордостью посмотрела на нас:
— Разве он не великолепен? Его ничем не проймешь. И где это он проторчал столько времени? — Разве ты не заметила по цвету лица? — сказала Валли. — В надежном местечке. Тоже мне! Герой!
— Ты не знаешь его…
— Я его достаточно знаю, — сказала Валли.
— Тебе этого не понять. — Роза встала. — Настоящий мужчина, вот он кто! Не какая-нибудь слезливая размазня. Ну, я пошла. Привет, детки!
Помолодевшая и окрыленная, она вышла, покачивая бедрами. Снова появился кто-то, кому она сможет отдавать свои деньги, чтобы он их пропивал, а потом еще и бил ее в придачу. Роза была счастлива.
Через полчаса ушли и остальные. Только Лилли не трогалась с места. Ее лицо было по-прежнему каменным.
Я еще побренчал немного на пианино, затем съел бутерброд и тоже ушел. Было невозможно оставаться долго наедине с Лилли.
Я брел по мокрым темным улицам. У кладбища выстроился отряд Армии спасения. В сопровождении тромбонов и труб они пели о небесном Иерусалиме. Я остановился. Вдруг я почувствовал, что мне не выдержать одному, без Пат. Уставившись на бледные могильные плиты, я говорил себе, что год назад я был гораздо более одинок, что тогда я еще не был знаком с Пат, что теперь она есть у меня, пусть не рядом… Но всё это не помогало, — я вдруг совсем расстроился и не знал, что делать. Наконец я решил заглянуть домой, — узнать, нет ли от нее письма. Это было совершенно бессмысленно: письма еще не было, да и не могло быть, но всё-таки я поднялся к себе.
Уходя, я столкнулся с Орловым. Под его распахнутым пальто был виден смокинг. Он шел в отель, где служил наемным танцором. Я спросил Орлова, не слыхал ли он что-нибудь о фрау Хассе.
— Нет, — сказал он. — Здесь она не была. И в полиции не показывалась. Да так оно и лучше. Пусть не приходит больше…
Мы пошли вместе по улице. На углу стоял грузовик с углем. Подняв капот, шофёр копался в моторе. Потом он сел в кабину. Когда мы поравнялись с машиной, он запустил мотор и дал сильный газ на холостых оборотах. Орлов вздрогнул. Я посмотрел на него. Он побледнел как снег.
— Вы больны? — спросил я.