Бухта Антиба разворачивалась перед ними всей своей ширью. Светало на глазах. В голубоватую дымку наступающего дня четырьмя грозными серо-стальными тенями врезались четыре военных корабля — три эсминца и крейсер. Очевидно, они пришли ночью. Низкие, угрюмые, безмолвные, они тяжело застыли под отпрянувшим небом. Равич посмотрел на Жоан. Она заснула у него на плече.
17
Равич шел в клинику. Он уже неделю как вернулся с Ривьеры. Шел — и вдруг замер на месте. Происходящее напоминало детскую игру. Стальные леса новостройки поблескивали на солнце, словно только что собранные из детского конструктора; на фоне светлого неба строящееся здание в паутине стояков и труб походило на чертеж из учебника — как вдруг прямо у него на глазах одна из вертикалей с уцепившейся за нее черной фигуркой пошатнулась, отошла от ажурного каркаса, накренилась и стала медленно падать — со стороны это напоминало падение спички с сидящей на ней мухой. Она все падала, падала, и казалось, никогда не упадет, но тут фигурка отделилась, обернувшись тряпичной куклой, что, беспомощно размахивая ватными руками, кувыркалась в воздухе. На секунду показалось, будто мир онемел — такая мертвая воцарилась тишина. Ни шороха, ни ветерка, ни вздоха, ни вскрика — только эта нелепая фигурка и огромная балка все падали, падали вниз… И только потом обрушился шум, и все разом задвигалось. Лишь теперь Равич понял, что у него перехватило дыхание. Но он уже бежал.
Пострадавший распластался на мостовой. Еще секунду назад улица была пуста. Теперь она кишела людьми. Сбегались со всех сторон, словно на звон набата. Равич протиснулся сквозь толпу. Увидел, как двое работяг пытаются поднять упавшего.
— Не трогать! Оставьте его! — крикнул он.
Люди вокруг расступились, давая ему дорогу. Работяги все еще держали жертву на весу.
— Положите! Только тихо! Осторожно!
— Вы кто? — спросил один из работяг. — Врач?
— Да.
— Тогда ладно.
Они положили пострадавшего обратно на мостовую. Равич опустился на колени послушать, есть ли дыхание. Осторожно расстегнул мокрую от пота рубаху и приложил ладонь к груди.
— Ну, что он? — спросил работяга, поинтересовавшийся у Равича, врач ли он. — Без сознания?
Равич покачал головой.
— Тогда что? — все еще не понимал работяга.
— Умер, — сказал Равич.
— Умер?
— Да.
— Как же так? — растерянно проговорил работяга. — Ведь только что обедали вместе…
— Где тут врач? — послышалось вдруг из задних рядов окружившей их толпы.
— В чем дело? — отозвался Равич.
— Где тут врач? Скорее!
— Да что случилось?
— Женщина… Там…
— Какая еще женщина?
— Ее балкой задело! Там кровищи…
Равич уже снова проталкивался сквозь толпу. Маленькая, тщедушного вида женщина в синем рабочем фартуке — фартук казался на ней огромным — лежала на песке возле ямы с известью. Морщинистое, страшно бледное лицо, на котором двумя черными угольками застыли глаза. Из-под шеи фонтанчиком хлестала кровь. Она выплескивалась косой пульсирующей струйкой, словно плевками, и выглядело все это ужасно неопрятно. Под головой женщины, въедаясь в песок, расползалась черная лужица.
Равич зажал артерию. Из небольшой походной аптечки, которую на всякий случай всегда таскал с собой, выхватил бинт.
— Подержите кто-нибудь, — сказал он стоящим рядом.
Четыре руки потянулись к аптечке одновременно. Аптечка упала на песок и раскрылась. Он схватил ножницы, тампон, вскрыл бинт.
Женщина лежала молча. Немигающий взгляд устремлен в одну точку, все тело сведено судорогой страха.
— Все в порядке, мамаша, — ободрил ее Равич. — Все в порядке.
Удар пришелся на плечо и шею. Плечо размозжено, ключица сломана, сустав раздроблен. Сгибаться не будет.
— Так, рука левая, — автоматически приговаривал Равич, а сам уже осторожно прощупывал затылок. Кожа содрана, но все остальное вроде цело. Ступня вывихнута, он проверил, цела ли кость ноги. Серые чулки, штопаные-перештопаные, но без дыр, перехваченные черной повязкой ниже колен — до чего отчетливо это всякий раз запоминается! Черные ботинки на шнурках, шнурки завязаны двойным узлом, мыски у ботинок залатаны.
— «Скорую» кто-нибудь вызвал? — спросил он.
Никто не ответил.
— Полицейский, кажись, звонил, — откликнулся наконец кто-то.
Равич вскинул голову.
— Полицейский? Где?
— Да там. Около второго.
Равич поднялся.
— Ну, тогда все в порядке.
Он хотел смыться. Но в ту же секунду полицейский раздвинул кольцо зевак. Это был молодой парень с блокнотиком в руке. Он нервно слюнявил огрызок карандаша.
— Минутку, — проговорил он и принялся что-то записывать.
— Да тут все в порядке, — бросил Равич.
— Минутку, месье.
— Но я очень спешу. У меня срочный вызов.
— Минутку, месье. Вы врач?
— Я остановил кровотечение, только и всего. Вам остается дождаться «скорую».
— Не торопитесь, месье! Я должен записать ваши данные. Это важно. Вы свидетель. Вдруг она умрет, что тогда?
— Да не умрет она!
— Это еще не факт. И с возмещением ущерба наверняка будет морока.
— Вы «скорую» вызвали?
— Напарник мой вызывает. А теперь не мешайте, иначе еще дольше провозимся.
— Человек, вон, помирает, а вам лишь бы уйти, — попрекнул Равича один из работяг.
— Если б не я, она бы уже умерла.
— Вот именно, — вопреки всякой логике запальчиво подтвердил рабочий. — Тем более вам надо остаться.
Рядом щелкнул затвор фотоаппарата. Мужчина в модной шляпе, тулья пирожком, широко ему улыбался.
— Вы не присядете, как будто повязку накладываете?
— Нет.
— Но это же для прессы, — пояснил мужчина. — И вас тоже упомянут, адрес, фамилия, ну и текст, что вы эту женщину спасли. Лучше всякой рекламы. Попрошу вас, вот сюда, здесь освещение лучше.
— Идите к черту! — разозлился Равич. — Ей срочно нужна «скорая». Повязка временная, долго не продержится. «Скорую» вызывайте, срочно!
— Всему свой черед, месье, — заявил полицейский. — Первым делом я протокол должен оформить.
— Покойник тебе уже сказал, как его зовут? — язвительно поинтересовался какой-то юнец из толпы.
— Ta gueule! [29] — цыкнул полицейский и сплюнул пареньку под ноги.
— Сфотографируйте, пожалуйста, еще разок, вот отсюда, — обратился кто-то к фотографу.
— Это еще зачем?
— Чтобы видно было, что тут огорожено. Улица перекрыта была. Видите, вон там. — И он показал на криво прибитую фанерку с надписью «Осторожно! Опасно для жизни! Проход закрыт!». — Снимите так, чтобы было видно. Нам это нужно. О возмещении ущерба не может быть и речи.
— Я фотокорреспондент, — надменно заявил человек в шляпе. — И фотографирую только то, что сам сочту интересным.
— Так это же и есть самое интересное! Что может быть интереснее? Объявление на заднем плане…
— Объявление никому не интересно. Интересно само событие.
— Тогда занесите в протокол. — Неугомонный мужчина деликатно, двумя пальцами, постучал полицейского по плечу.
— А вы кто такой? — досадливо спросил тот.
— Представитель строительной фирмы.
— Отлично, — буркнул полицейский. — Оставайтесь на месте. Как вас зовут? — снова обратился он к пострадавшей. — Хоть это вы, надеюсь, помните?
Женщина шевельнула губами. Веки ее затрепетали. «Словно крылья бабочки, серой бабочки на последнем издыхании, — подумал Равич. И в ту же секунду: — Идиот несчастный! Тебе же смываться надо!»
— Вот черт! — крякнул полицейский. — Может, она вообще рехнулась. Возись тут с ней! А у меня в три дежурство кончается.
— Марсель, — вымолвила вдруг женщина.
— Что? Секундочку! Как? — Полицейский ждал ответа. — Еще раз! Повторите еще раз!
Женщина молчала.
— Все вы с вашей дурацкой болтовней! — набросился он на представителя фирмы. — Ну как тут прикажете протокол составлять!
В эту секунду снова щелкнул затвор фотокамеры.
— Благодарю, — сказал фотограф. — Очень живенько.
— Вывеску нашу засняли? — спросил представитель фирмы, нисколько не испугавшись полицейского. — Закажу сразу полдюжины!
— Нет! — отрезал фотограф. — Я социалист. Лучше бы рабочим страховку платили, прихвостень несчастный, шавка миллионерская!
Взвыла сирена. «Скорая». Сейчас или никогда, мелькнуло у Равича. Он потихоньку шагнул в сторону. Но полицейский уже держал его за рукав.
— Месье, вам придется пройти в отделение. Сожалею, но так положено, все надо запротоколировать.
Дежурный по отделению молча выслушал доклад обоих полицейских. После чего обратился к Равичу.
— Вы не француз, — изрек он. Это был не столько вопрос, сколько утверждение.
— Нет, — ответил Равич.
— Тогда кто вы?
— Чех.
— Как в таком случае вы оказались здесь врачом? Вы же иностранец и не имеете права работать практикующим врачом, если только не получили французское гражданство.
Равич улыбнулся:
— А я и не работаю врачом. Я здесь как турист. Путешествую для собственного удовольствия.
— Паспорт при вас?
— Тебе это нужно, Фернан? — спросил его напарник. — Господин оказал помощь пострадавшей, адрес его у нас есть. Этого вполне достаточно. Есть и другие свидетели.
— А мне интересно. Так паспорт у вас при себе? Или другое удостоверение личности?
— Разумеется, нет, — ответил Равич. — Кому охота таскать с собой паспорт?
— И где же он?
— В консульстве. На прошлой неделе туда отнес. На продление.
Равич знал: если он скажет, что паспорт в отеле, его пошлют туда в сопровождении полицейского и все его нехитрые плутни немедленно раскроются.
Кроме того, он из предосторожности указал, конечно же, адрес совсем другого отеля. С консульством шансы выкрутиться были получше.
— В каком консульстве? — не унимался Фернан.
— В чешском. В каком же еще?
— Мы ведь можем позвонить и проверить. — Фернан не сводил с него глаз.