м с ней стояла фройляйн Мюллер с полотенцами и тазом с водой.
— Что случилось? — крикнул я, отодвигая ее в сторону.
Она что-то сказала.
— Принесите бинт и вату! — потребовал я. — Где рана?
Она посмотрела на меня.
— Это не рана, — проговорила она дрожащим голосом.
Я выпрямился.
— Кровотечение, — сказала она.
Меня словно обухом ударило по голове.
— Кровотечение? — Я подскочил к ней и вырвал из ее рук тазик с водой. — Принесите же льда, принесите поскорее немного льда.
Я намочил полотенце в тазу с водой и положил его на грудь Пат.
— У нас в доме нет льда, — сказала фройляйн Мюллер.
Я резко повернулся к ней. Она отпрянула.
— Ради Бога, добудьте льда, пошлите в ближайший трактир и немедленно позвоните врачу!
— Но у нас нет телефона…
— Проклятие! А где ближайший телефон?
— У Масманна.
— Бегите к нему. Побыстрее. И немедленно позвоните ближайшему врачу. Как его зовут? Где он живет?
Она еще не успела ответить, как я вытолкал ее за дверь.
— Быстрее, да быстрее же! Бегом! Далеко это?
— В трех минутах! — крикнула женщина, убегая.
— И не забудьте про лед! — крикнул я ей вслед.
Она кивнула на бегу.
Я принес еще воды и снова намочил полотенце. Я не решался трогать Пат. Я не знал, так ли она лежит, как надо, и был в отчаянии из-за того, что не знаю этого, не знаю даже, надо ли ей лежать повыше или лучше вынуть подушку из-под головы.
Она захрипела, потом резко изогнулась дугой, и изо рта у нее снова хлынула кровь. Она часто и ужасно дышала, в глазах застыл нечеловеческий ужас, она давилась и кашляла, и снова хлестала кровь. Я поддерживал ее сзади, время от времени давая ей опуститься на подушки, вместе с ней ощущал все содрогания ее несчастного, измученного нескончаемыми страданиями тела… Наконец, совершенно обессиленная, она откинулась назад.
Вошла фройляйн Мюллер. Она посмотрела на меня как на привидение.
— Что же нам делать?! — выкрикнул я.
— Врач сейчас придет, — прошептала она. — Лед — на грудь, и если она в состоянии, то и в рот…
— А лежать лучше высоко или низко? Да отвечайте же быстрее, черт вас подери…
— Оставьте так — он сейчас придет…
Я стал выкладывать куски льда Пат на грудь с чувством облегчения оттого, что могу что-то делать; я раздробил лед для компресса, наложил его, неотрывно глядя на эти прелестные, любимые, искривленные губы, на эти единственные, окровавленные…
Подъехал велосипед. Я вскочил. Врач.
— Я могу вам помочь? — спросил я.
Он покачал головой и стал раскладывать свой саквояж. Я стоял рядом с ним, вцепившись руками в спинку кровати. Он поднял на меня глаза. Я отошел на шаг, пристально глядя на него. Он простукивал ребра Пат. Она стонала.
— Это опасно? — спросил я.
— Где лечилась ваша жена? — ответил он вопросом на вопрос.
— Где — что? — пробормотал я.
— У какого врача? — нетерпеливо спросил он.
— Не знаю… — ответил я. — Нет, ничего не знаю… Я не знал…
Он посмотрел на меня.
— Это вы должны были бы знать…
— Но я не знаю. Она мне никогда об этом не говорила.
Он склонился к Пат и спросил ее. Она хотела ответить, но опять стала кашлять кровью. Врач подхватил ее. Она хватала воздух ртом и дышала с присвистом.
— Жаффе! — проклокотало наконец у нее в горле.
— Феликс Жаффе? Профессор Феликс Жаффе? — спросил врач. Она кивнула одними глазами. Он обернулся ко мне. — Вы можете ему позвонить? Было бы лучше всего спросить у него.
— Да, конечно, — ответил я. — Я сделаю это сейчас же. А потом заеду за вами! Жаффе?
— Феликс Жаффе, — сказал врач. — Номер узнайте в справочной.
— Ничего страшного не случится? — спросил я.
— Кровотечение должно прекратиться, — ответил врач.
Я схватил служанку за руку, и мы побежали с ней по дороге. Она показала мне дом, в котором был телефон. Я нажал кнопку звонка. В доме сидело небольшое общество за пивом и кофе. Я окинул их взглядом, не понимая, как могут они пить, когда Пат истекает кровью. Я заказал срочный разговор и стал ждать у аппарата. Прислушиваясь к далекому гулу в трубке, я то смутно, то с предельной отчетливостью видел сквозь просвет между портьерами часть смежной комнаты. Видел покачивающуюся, в желтых бликах лысину, видел брошку на черном бархате платья, перетянутого шнурами, и двойной подбородок, и пенсне, и пышную прическу над ним; видел костистую старую руку с набухшими венами, барабанившую по столу… Я не хотел ничего этого видеть, но был беззащитен против этих видений, все это застило мне глаза, как слишком яркий свет.
Наконец меня соединили с нужным номером. Я попросил профессора.
— Сожалею, — сказала сестра. — Профессор Жаффе уже ушел.
На минуту сердце мое перестало биться, а потом вдруг застучало, как молот под рукой кузнеца.
— А где он? Мне срочно нужно поговорить с ним.
— Я не знаю, куда он пошел. Может быть, снова в клинику.
— Пожалуйста, позвоните туда. Я подожду. У вас ведь есть другой аппарат.
— Минутку.
Снова врубился гул в беспросветной тьме, прорезаемой тонким металлическим звуком. Я вздрогнул: совсем рядом, в накрытой клетке, вдруг защелкала канарейка. Снова послышался голос сестры:
— Профессор Жаффе уже ушел из клиники.
— Куда?
— Сударь, этого я не знаю.
Это конец. Я прислонился к стене.
— Алло! — произнесла сестра. — Вы еще здесь?
— Да. Послушайте, сестра, вы не знаете, когда он вернется?
— Этого не знает никто.
— Разве он этого не сообщает? А должен бы. Ведь если что случится и он срочно понадобится…
— В его клинике всегда есть дежурный врач.
— А вы не могли бы позвать… — Нет, это не имело смысла, ведь он ничего не знает. — Ладно, сестра, — сказал я, чувствуя смертельную усталость, — если придет профессор Жаффе, попросите его немедленно позвонить сюда. — Я назвал номер. — Только прошу вас, сестра, пусть позвонит сразу же!
— Сударь, можете на меня положиться. — Она повторила номер и повесила трубку.
Я остался один. Покачивающиеся головы, лысина, брошка, вся комната рядом превратилась в блестящий резиновый шар, который раскачивался, как маятник. Я сбросил оцепенение. Делать здесь больше нечего. Надо только сказать этим людям, чтобы меня позвали, когда позвонят. Но я все не решался выпустить из рук телефон. Он был для меня теперь как спасательный круг. И вдруг меня осенило. Я снова поднял трубку и назвал номер Кестера. Он должен быть дома. Ведь иного выхода не было.
И вот из густого варева ночи выплыл спокойный голос Кестера. Я и сам сразу успокоился и рассказал ему все. Я чувствовал, что, слушая, он записывает.
— Хорошо, — сказал он, — я немедленно выезжаю на поиски. Я позвоню. Не волнуйся. Я найду его.
Пронесло. Пронесло ли? Но мир успокоился. Призрак исчез. Я побежал обратно.
— Ну как? — спросил врач. — Дозвонились?
— Нет, — ответил я, — но я дозвонился до Кестера.
— Кестер? Его я не знаю. Что он сказал? Как он ее лечил?
— Лечил? Нет, он ее не лечил. Кестер его ищет.
— Кого?
— Жаффе.
— Мой Бог. А кто этот Кестер?
— Ах да, простите. Кестер — мой друг. Он ищет профессора Жаффе. До которого я не дозвонился.
— Жаль, — сказал врач и снова повернулся к Пат.
— Он его найдет, — сказал я. — Если только он жив, он его найдет.
Врач посмотрел на меня так, как будто я спятил. И пожал плечами.
Тусклый свет лампы рассеивался по комнате. Я спросил, не могу ли помочь. Врач покачал головой. Я выглянул в окно. Пат захрипела. Я закрыл окно и стал в дверях. Я наблюдал за дорогой.
Вдруг раздались крики:
— Телефон! Телефон!
Я повернулся к врачу.
— Телефон. Пойти мне?
Врач вскочил.
— Нет, я пойду сам. Я расспрошу его лучше. Останьтесь здесь. Ничего не предпринимайте. Я сразу вернусь.
Я сел к Пат на постель.
— Пат, — тихо сказал я. — Мы с тобой. Мы сделаем все. С тобой ничего не случится. Не может ничего случиться. Профессор уже позвонил. Сейчас он нам все скажет. А завтра наверняка приедет и сам. Он тебе поможет. И ты выздоровеешь. Почему же ты никогда не говорила мне о том, что еще больна? А кровь — это не страшно, Пат. Мы дадим тебе новую. Кестер разыскал профессора. Теперь все в порядке, Пат.
Врач вернулся.
— Это был не профессор…
Я встал.
— Это был ваш друг. Ленц.
— Кестер его не нашел?
— Нашел. Жаффе дал ему указания. Ленц продиктовал мне их по телефону. Совершенно чисто, без единой ошибки. Он что, врач, ваш друг Ленц?
— Нет. Но хотел стать врачом. А что же Кестер?
Врач посмотрел на меня.
— Ленц сказал, что Кестер несколько минут назад выехал сюда. Вместе с профессором.
Я прислонился к стене.
— Отто! — только и смог я сказать.
— Да, — добавил врач, — это единственное, в чем ваш друг ошибся. Он сказал, что через два часа они будут здесь. Я знаю эту трассу. При самой быстрой езде им понадобится не меньше трех часов. Никак не меньше…
— Доктор, — ответил я. — В этом вы можете не сомневаться. Если он сказал два часа, то через два часа он будет здесь.
— Это невозможно. Дорога часто петляет, а сейчас ночь.
— Вот увидите, — сказал я.
— Как бы там ни было… если он все-таки будет здесь… это самое лучшее.
Изнемогая от нетерпения, я вышел на улицу. Стлался туман. Вдали шумело море. С деревьев капало. Я огляделся. И вдруг почувствовал, что я больше не одинок. Где-то на юге, за горизонтом, гудел мотор. За туманами по бледно мерцающим дорогам мчалась помощь, фары выбрасывали снопы света, шины свистели, а две руки железной хваткой держали баранку, два глаза буравили темноту, то были холодные, уверенные глаза, глаза моего друга…
Потом Жаффе рассказал мне, как все было.
Сразу после разговора со мной Кестер позвонил Ленцу и сказал, чтобы тот был наготове. Потом он слетал в мастерскую за «Карлом» и помчался с Ленцем в клинику. Дежурная сестра высказала предположение, что профессор отправился ужинать. Она назвала Кестеру несколько ресторанов, в которых он мог быть. Кестер отправился на поиски. Он носился по городу, не обращая внимания на дорожные знаки, а также на трели полицейских. «Карл» метался в потоке машин, как норовистый конь. В четвертом по счету ресторане Кестер отыскал профессора. Жаффе сразу все понял. Оставив ужин, он вышел с Кестером. Они поехали к нему на квартиру, чтобы взять нужные вещи. Это был единственный участок пути, который Кестер преодолел хотя и быстро, но не в сумасшедшем темпе. Он не хотел пугать врача прежде времени. По дороге профессор спросил, где Пат находится. Кестер назвал местечко километрах в сорока. Важно было не выпустить профессора из машины. Остальное уж как-нибудь уладится. Собирая свой саквояж, Жаффе объяснял Ленцу, что нужно передать по телефону. Затем он сел с Кестером в машину.