Ленц засмеялся.
— За тебя, разлюбезный ты мой старикашка Альфонс!
Глаза Альфонса увлажнились.
— Еще по одной! — сказал он с чувством.
— Всегда готов! — Ленц подставил ему свою рюмку. — От коньяка я отказываюсь только в том случае, когда голову не могу оторвать от половицы!
— Вот это по-нашему! — Альфонс налил по третьей.
Отдуваясь, Ленц вернулся к столу. Он вынул свои часы.
— Без десяти восемь «ситроен» был уже в мастерской. Что вы на это скажете?
— Рекорд, — ответила Пат. — Да здравствует Юпп! Я тоже жертвую ему пачку сигарет.
— А ты получишь лишнюю порцию раков! — заявил Альфонс, не отступавший ни на шаг от Готфрида. Потом он вручил нам салфетки величиной со скатерть. — Снимите свои пиджаки и повяжите себе вот это вокруг шеи. Ведь дама позволит, не правда ли?
— Считаю это даже необходимым, — сказала Пат.
Альфонс обрадованно кивнул головой:
— Вы разумная женщина, я так и знал. Раков нужно вкушать со всеми удобствами. Не опасаясь испачкаться. — Он расплылся в улыбке. — А вы получите, конечно, кое-что поэлегантнее.
Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его и помог Пат облачиться.
— Вам идет! — с похвалой отозвался он.
— Крепко, — засмеялась она в ответ.
— Рад, что вы это помните, — благодушно заметил Альфонс. — Просто согревает сердце.
— Альфонс! — Готфрид повязал салфетку так, что концы ее торчали далеко в стороны. — Пока что это напоминает парикмахерскую.
— Сейчас все пойдет как надо. Но сначала немного искусства.
Альфонс подошел к патефону. Вскоре грянул хор пилигримов из «Тангейзера». Мы слушали в тишине.
Едва отзвучали последние звуки, как отворилась дверь из кухни и кельнер Ганс внес дымящуюся миску величиной с детскую ванну. Она была полна раков. Он, пыхтя, поставил ее на стол.
— Принеси-ка и мне салфетку, — сказал Альфонс.
— Ты будешь есть с нами, голубчик? — воскликнул Ленц. — Какая честь!
— Если дама ничего не имеет против.
— Напротив, Альфонс!
Пат отодвинула свой стул, и он занял место рядом с ней.
— Вам же хорошо, что я с вами, — сказал он, слегка смущаясь. — Дело в том, что я приноровился довольно ловко разделывать раков, а для дам это скучное занятие.
Он запустил руку в миску и стал с необычайной скоростью разделывать для нее рака. Он управлялся своими огромными ручищами элегантно и ловко, а Пат оставалось только брать с вилки протянутые ей аппетитные куски.
— Вкусно? — спросил он.
— Изумительно! — Она подняла свой бокал. — Ваше здоровье, Альфонс!
Альфонс торжественно чокнулся с ней и медленно выпил свой бокал. Я посмотрел на нее. Я бы предпочел, чтобы она пила что-нибудь безалкогольное. Она почувствовала мой взгляд.
— Салют, Робби! — сказала она.
Она была на редкость красива и вся светилась радостью.
— Салют, Пат! — сказал я и выпил свой бокал.
— Разве здесь не прекрасно? — спросила она, все еще глядя на меня.
— Здесь чудесно! — Я снова наполнил свой бокал. — Твое здоровье, Пат!
Лицо ее осветилось еще больше.
— Твое здоровье, Робби! Ваше здоровье, Готфрид!
Мы выпили.
— Хорошее винцо, — сказал Ленц.
— «Атсберг» урожая прошлого года, — объяснил Альфонс. — Рад, что ты его оценил!
Он взял из миски второго рака и протянул Пат вскрытую им клешню. Она запротестовала.
— Этого вы должны съесть сами, Альфонс. Иначе вам ничего не достанется.
— Еще успею. Я ведь управляюсь быстрее других.
— Ну хорошо. — Она взяла клешню. Альфонс таял от удовольствия, продолжая угощать ее. Это выглядело так, будто огромный старый сыч кормил в гнезде маленького белого птенчика.
Напоследок мы все выпили по рюмке «Наполеона» и стали прощаться с Альфонсом. Пат была счастлива.
— Все было чудесно! — сказала она. — Я вам так благодарна, Альфонс. Все было замечательно! Правда!
Она протянула ему руку. Альфонс, что-то мыча, руку поцеловал. У опешившего Ленца глаза полезли на лоб.
— Заглядывайте! — сказал Альфонс. — И ты, Готфрид!
На улице под фонарем стоял наш маленький, всеми брошенный «ситроен».
— О! — невольно вырвалось у Пат, и она остановилась. По лицу ее пробежала тень.
— После сегодняшнего достижения я окрестил его «Геркулесом»! — сказал Ленц и распахнул дверцу. — Отвезти вас домой?
— Нет, — сказала Пат.
— Так я и думал. Куда же?
— В бар. Или ты не хочешь, Робби? — обернулась она ко мне.
— Конечно, — сказал я. — Конечно, зайдем еще в бар.
Мы не спеша поехали по улицам. Было тепло и ясно.
За столиками у кафе сидели люди. Слышалась музыка. Пат сидела рядом со мной. Мне вдруг показалось непостижимым, что она может быть больна, и хотя меня бросало в жар от одной этой мысли, я отказывался в это верить…
В баре мы застали Фердинанда и Валентина. Фердинанд был в ударе. Он вскочил и бросился Пат навстречу.
— Диана, — воскликнул он, — возвращающаяся с охоты!
Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи.
— Смуглая храбрая амазонка с серебряным луком! Что же мы будем пить?
Готфрид отстранил руку Фердинанда.
— Люди патетические всегда не в ладах с тактом, — произнес он. — Дама прибыла в сопровождении двух кавалеров. Ты этого, кажется, не заметил, старый бизон?
— Романтики всю жизнь составляют не сопровождение, а свиту, — непоколебимо парировал Грау.
Ленц ухмыльнулся и обратился к Пат:
— Предлагаю вашему вниманию нечто особенное. Коктейль «Колибри», бразильский рецепт.
Он прошел к стойке бара, намешал там всякой всячины и затем вернулся с коктейлем к столу.
— Ну, каков он на вкус? — спросил он.
— Что-то жидковат для Бразилии, — ответила Пат.
Готфрид засмеялся.
— А ведь крепкий! На роме и водке.
Я сразу понял, что там нет ни рома, ни водки — фруктовый сок, лимонный, томатный и, может быть, несколько капель «Ангостуры». Коктейль совершенно безалкогольный. Но Пат, к счастью, этого не заметила.
Ей дали подряд три «Колибри», и я видел, насколько ей приятно, что с ней не обращаются как с больной. Через час все мы вышли, в баре остался один Валентин. И об этом позаботился Ленц. Он затащил Фердинанда в «ситроен» и уехал с ним. Так что у Пат не могло возникнуть чувства, будто мы уходим раньше других. Все это было очень трогательно, и все-таки на какое-то время у меня стало так тяжело на душе, хоть вой.
Пат взяла меня под руку. Она шла рядом со мной грациозно и плавно, как всегда, я ощущал тепло ее руки, видел, как по оживленному лицу скользят блики от фонарей, — и, убей Бог, не мог себе реально представить, что она больна, днем я это мог еще допустить, но вечерами, когда жизнь становится более нежной и теплой, исполненной обещаний…
— Зайдем еще ко мне? — предложил я.
Она кивнула.
В коридоре нашего пансиона горел свет.
— Черт побери! — сказал я. — Что там еще случилось? Подожди-ка минутку.
Я открыл дверь и заглянул в коридор. Он был пуст, но освещен, как узкая улочка ночью в предместье. Дверь в комнату фрау Бендер была распахнута настежь, и там тоже горел свет. Переднюю, как маленький черный муравей, пересек Хассе, сгибаясь под тяжестью торшера с абажуром из розового шелка. Он переезжал.
— Добрый вечер, — произнес я. — Переезд затянулся?
Он приподнял свое бледное личико с жиденькой щеточкой усов.
— Я всего час как вернулся из конторы. А другого времени на это у меня нет.
— А что, вашей жены нет дома?
Он покачал головой:
— Она у подруги. Слава Богу, у нее теперь есть подруга, с которой она проводит много времени.
Он простодушно улыбнулся и, довольный, потопал дальше. Я впустил Пат.
— Свет не будем зажигать, ладно? — спросил я, когда мы достигли моей комнаты.
— Нет, милый, зажги. На короткое время, а потом снова выключишь.
— Ты ненасытный человек, — сказал я, включив свет. Яркая лампа озарила все багрово-плюшевое великолепие моей комнаты. Я поторопился снова выключить свет.
От деревьев за открытым окном тянуло свежим ночным воздухом, как из леса.
— Хорошо-то как! — сказала Пат, забираясь на подоконник.
— Тебе здесь правда нравится?
— Да, Робби. Здесь летом как в большом парке. Великолепно.
— А ты никогда не обращала внимания на эту комнату, что рядом с моей?
— Нет, а с какой стати?
— Вот этот большой роскошный балкон слева относится к ней. Он со всех сторон закрыт, а напротив нет дома. Если бы ты жила в этой комнате, то могла бы даже без купальника принимать свои солнечные ванны.
— Ну да, если бы я здесь жила…
— Ты можешь здесь поселиться, — просто сказал я. — Как ты видела, комната освобождается.
Она посмотрела на меня и улыбнулась:
— Думаешь, это было бы хорошо для нас? Постоянно быть вместе? На виду друг у друга весь день?
— Мы вовсе не были бы на виду друг у друга весь день, — возразил я. — Ведь днем меня здесь не бывает. Да и вечером часто тоже. Но если бы мы наконец соединились, нам не нужно было бы вечно торчать в кафе и каждый раз так быстро расставаться друг с другом, как будто мы в гостях.
Пат устроилась поудобнее.
— Милый, ты говоришь так, как будто ты все уже обдумал.
— Так и есть, — сказал я. — Я думаю об этом весь вечер.
Она выпрямилась.
— Ты это серьезно, Робби?
— Да, черт побери, — сказал я. — А ты все еще сомневаешься?
Она немного помолчала.
— Робби, — сказала она потом, голос ее прозвучал заметно глуше, чем прежде, — а почему ты заговорил об этом именно сейчас?
— Я заговорил об этом сейчас, — сказал я, замечая, что не могу скрыть волнение, а волновался я потому, что чувствовал: речь у нас идет о гораздо большем, чем комната, — я заговорил потому, что за последние недели мог убедиться, какое это чудо — быть вместе. Я не могу их больше выносить, эти почасовые встречи! Я хочу больше получать от тебя! Я хочу, чтобы ты постоянно была со мной, мне надоели эти хитроумные прятки любви, они мне противны, они мне не нужны, мне нужна ты, ты и только ты, мне никогда не хватит тебя, и я не хочу обходиться без тебя и минуты.