Я пожал плечами:
— Для начала отволоку чемодан домой.
— Мне еще надо отлучиться на часик. Зайдешь потом в бар?
— Само собой, — сказал я. — Куда я денусь?
Я съездил на вокзал за чемоданом и отвез его домой. Дверь я постарался открыть без малейшего шума — очень уж не хотелось ни с кем говорить. Мне удалось прошмыгнуть к себе, не попав на глаза фрау Залевски. Какое-то время я посидел, разглядывая свою комнату.
На столе лежали письма и газеты. В конвертах были одни только рекламные проспекты. Мне ведь никто не писал. «Теперь это изменится», — подумал я.
Потом я встал, умылся, переоделся. Чемодан я не стал распаковывать — хотелось иметь хоть какое-то дело, когда вернусь. Не заглянул я и в комнату Пат, хотя знал, что в ней никто не живет. Я тихонько прокрался по коридору и вздохнул с облегчением, когда оказался на улице.
Я пошел перекусить в кафе «Интернациональ». В дверях со мной поздоровался кельнер Алоис.
— Никак вспомнили о нас?
— Да, — сказал я. — В конце концов все ведь возвращается на круги своя.
Роза с девицами сидела за большим столом. Сбор был почти полный — у них был как раз перерыв между первым и вторым обходами.
— Бог мой, да это Роберт, — сказала Роза. — Редкий гость.
— Только не спрашивай меня ни о чем, — сказал я. — Главное, что я опять здесь.
— То есть как? Ты опять будешь заглядывать сюда часто?
— Вероятно.
— Ничего, не расстраивайся, — сказала она, посмотрев на меня. — Все проходит.
— Что верно, то верно, — сказал я. — Самая надежная истина на свете.
— Ясное дело, что так, — сказала Роза. — Вон Лили тоже может немало порассказать на этот счет.
— Лили? — Только теперь я заметил ее рядом с Розой. — А ты что тут делаешь? Ты ведь замужем и должна сидеть дома при своей мастерской бытового оборудования. Так?
Лили ничего не ответила.
— Мастерская, как же, — насмешливо сказала Роза. — Пока у нее еще были денежки, все шло как по маслу. Лили- сокровище, Лили — прелесть, а на прошлое нам наплевать! Да только вся эта благодать длилась ровно полгода! А как выскреб муженек все до последнего пфеннига да расцвел на ее деньги, так и заявил вдруг, что не потерпит жену-проститутку. — Роза задыхалась от негодования. — Он, видите ли, ничего об этом не знал! И был крайне шокирован ее прошлым! Настолько, что это явилось причиной развода. А денежки, конечно, уплыли.
— Сколько же было денег? — спросил я.
— Да уж немало, целых четыре тысячи! Можешь себе представить, со сколькими свиньями ей пришлось переспать, чтобы их собрать!
— Опять четыре тысячи, — сказал я. — Эта цифра сегодня прямо-таки висит в воздухе.
Роза посмотрела на меня с недоумением.
— Сыграй лучше что-нибудь, — сказала она, — глядишь, поднимется настроение.
— Ладно, раз уж мы все снова сошлись…
Я сел за пианино и сыграл несколько модных мелодий. Играя, я думал о том, что денег у Пат, чтобы заплатить за санаторий, хватит только до конца января и что теперь мне нужно зарабатывать больше, чем раньше. Я механически бил по клавишам и косил глазом на Розу и Лили. Роза слушала самозабвенно, а окаменевшее от непосильного разочарования лицо Лили было более холодным и безжизненным, чем посмертная маска.
Кто-то вдруг вскрикнул, и я очнулся от своих мыслей. Роза вскочила, от мечтательности на ее лице не осталось и следа — шляпа съехала набекрень, глаза округлились, а из опрокинутой чашки, чего она не замечала, кофе медленной струйкой стекал к ней прямо в раскрытую сумочку.
— Артур! — выдохнула наконец она. — Неужели это ты, Артур?
Я перестал играть. Посреди кафе стоял тощий вертлявый тип в котелке, заломленном на затылок. У него было лицо нездорового желтого цвета, большой нос и слишком маленькая яйцевидная голова.
— Артур! — продолжала восклицать Роза. — Это ты?
— Ну да, а кто ж еще? — буркнул Артур.
— Боже мой, но откуда?
— С улицы, вестимо. Откуда и все.
Артур, хоть и явился после долгого отсутствия, не утруждал себя излишней любезностью. Я разглядывал его с любопытством. Так вот он каков, сказочный принц Розы, отец ее ребенка. Он производил впечатление человека, только что вышедшего из тюрьмы. И ничего такого, что могло бы хоть как-то объяснить, почему Роза пылала к нему такой животной страстью, я заметить не смог. Но может, в этом-то и была загадка. Никогда не угадаешь, на что могут польститься женщины, прошедшие огонь, воду и медные трубы.
Ни слова не говоря, Артур взял стакан с пивом, стоявший около Розы, и выпил его. Пока он пил, кадык его тощей, жилистой шеи ездил вверх и вниз, как лифт. Роза смотрела на него сияющими глазами.
— Хочешь еще? — спросила она.
— Отчего ж нет? — бросил он. — Но только большую!
— Алоис! — крикнула Роза кельнеру вне себя от счастья. — Он хочет еще пива!
— Вижу, — вяло откликнулся Алоис и нехотя повернул кран.
— А малышка! Артур, ты ведь еще даже не видел маленькую Эльвиру!
— Слушай, ты! — Маска впервые сошла с лица Артура, и он поднял руку к груди, словно обороняясь. — Насчет этого ты мне голову не морочь! Меня это не касается! Я тебе предлагал избавиться от ублюдка. И я бы на своем настоял, если б меня не… — Тут он помрачнел. — А теперь, знамо дело, нужны деньги и деньги.
— Ну, не так уж и много денег на нее идет, Артур. Она же девочка.
— Девочки тоже обходятся недешево, — сказал Артур, опрокидывая второй стакан пива. — Сбыть бы ее какой-нибудь богатой бабе за известную сумму. Есть такие вывихнутые, что могут удочерить. Единственный выход. — Он оторвался от своих размышлений. — Как у тебя насчет рупий?
Роза с готовностью раскрыла свою залитую кофе сумочку.
— Всего пять марок, Артур, я ведь не могла знать, что ты придешь. Дома-то у меня больше.
Артур с видом паши ссыпал мелочь в карман жилета.
— Сидя задницей на софе, много и не заработаешь, — недовольно процедил он сквозь зубы.
— Сейчас пойду. Да только рано еще. Самый ужин.
— Всякая мелочь может сгодиться, — заявил Артур.
— Иду, иду.
— Что ж… — Артур слегка прикоснулся к котелку, — загляну тогда часиков в двенадцать.
И он развинченной походкой двинулся к выходу. Роза как зачарованная смотрела ему вслед. Он вышел, не оглянувшись и оставив открытой дверь.
— Вот верблюд! — выругался Алоис и закрыл за ним дверь.
Роза с гордостью оглядела нас.
— Ну разве он не чудо? И все как с гуся вода. Где он только пропадал столько времени?
— Да разве не видно по цвету лица? — сказала Валли. — В казенном доме. Ясное дело. Тоже мне разбойник с большой дороги!
— Ты не знаешь его…
— А то я их мало знаю, — сказала Валли.
— Тебе этого не понять. — Роза встала. — Он настоящий мужчина, не какой-нибудь хлюпик. Ну, так я пошла. Приветик!
И она, покачивая бедрами, вышла. Помолодевшая, окрыленная. Он вернулся — человек, который позволял ей отдавать свои деньги, который пропивал их и потом колотил ее. Она была счастлива.
Через полчаса ушли и все остальные. Только Лили с каменным лицом не трогалась с места. Я еще немного побренчал на пианино, потом съел бутерброд и тоже ретировался. Оставаться наедине с Лили было невыносимо.
Я побрел по мокрым темным улицам. У кладбища выстроился отряд Армии спасения. Под звуки тромбонов и труб они пели о небесном Иерусалиме. Я остановился. Внезапно я почувствовал, что один, без Пат, я не выдержу. Уставившись на бледные могильные плиты, я говорил себе, что год назад я был гораздо более одинок, что я тогда даже не был знаком с Пат, а теперь она у меня есть, хотя она временно не со мной, — но все было напрасно, я был удручен, подавлен и ничего не мог с этим поделать. Наконец я решил заглянуть домой, чтобы узнать, нет ли от нее письма. Это было совсем уж нелепо, потому что никакого письма еще быть не могло, — и его действительно не было, но я все-таки решил подняться к себе.
Снова уходя, я столкнулся в дверях с Орловым. Под его распахнутым пальто виднелся смокинг; он, видно, шел в отель на свою танцевальную службу. Я спросил его, не слыхал ли он что-нибудь о фрау Хассе.
— Нет, — сказал он. — Она так и не приходила больше. И в полиции ее не было. Да и будет лучше, если она совсем не придет.
Мы пошли вместе по улице. На углу стоял грузовик с мешками угля. Подняв капот, шофер возился в моторе. Потом он снова залез на сиденье. Как раз когда мы поравнялись с машиной, он запустил мотор и дал сильный газ на холостых оборотах. Орлов вздрогнул. Я взглянул на него. Он побелел как полотно.
— Вы больны? — спросил я.
Он покачал головой, улыбаясь побелевшими губами.
— Нет, но я иногда сильно пугаюсь, когда неожиданно слышу такой шум. Когда в России расстреливали моего отца, тоже запустили мотор грузовика, чтобы не было слышно выстрелов. И все же мы их слышали. — Он снова улыбнулся, как будто извиняясь. — С матерью уже так не церемонились. Ее расстреляли на рассвете в подвале. Нам с братом удалось ночью бежать. У нас еще были бриллианты. Но мой брат замерз по дороге.
— А почему расстреляли ваших родителей? — спросил я.
— До войны мой отец командовал казачьим полком, принимавшим участие в подавлении восстания. Он знал, что этим кончится. И считал, как это говорится, в порядке вещей. Но мать так не считала.
— А вы?
Он устало махнул рукой, словно стирая воспоминания.
— С тех пор столько всего произошло…
— Да, — сказал я, — в этом все дело. Произошло больше, чем может вместить в себя человеческая голова.
Мы подошли к отелю, в котором он работал. В это время из подкатившего «бьюика» выпорхнула дама и с радостным криком бросилась к Орлову. Это была довольно полная, элегантная блондинка лет сорока с одутловатым лицом, не обремененным какими-либо мыслями или заботами.
— Прошу прощения, — сказал Орлов, перебросившись со мной едва заметным взглядом, — дела…
Он отвесил блондинке поклон и поцеловал ей руку.
В баре были Валентин, Кестер и Фердинанд Грау. Ленц пришел чуть позднее. Я подсел к ним и заказал себе полбутылки рома. Чувствовал я себя по-прежнему ни к черту.