Когда доктор Арман вернется с озера Севан в Ереван, у него будет еще более подавленное настроение, которое у него уже не пройдет никогда, и вскоре он сделается окончательно равнодушным ко всему окружающему миру, его мало что будет интересовать. Пока он не встретит во второй раз Татев. Спустя четыре года, летом 1997 года, он сделается заведующим отделением в больнице № 4 и будет употреблять кофе втрое больше, чем в 1993-м. Доктор Арман умрет в декабре 2000 года от разрыва сердца, не дожив до назначенной свадьбы дочери всего три дня…
А пока, в августе 1993 года доктор Арман в отличнейшем настроении сидел на складном стуле на берегу озера Севан и пил кофе. Костер, предоставленный сам себе, начал гаснуть. Низко над водой летали чайки, при каждом повороте кончиками крыльев, как бритвой, рассекая гладь озера. Увидев с воздуха рыбу, они пикировали в воду и взлетали уже с добычей в клюве. Но иногда рыба срывалась, и чайка, разочарованно вскрикнув, делала несколько кругов над тем местом, где потеряла ее. Другие чайки при этом начинали истерично хихикать, подобно старым девам, злорадствующим над очередной неудачей подруги, у которой вот-вот должно было что-то получиться.
Из-за того, что солнце взошло совсем недавно, воздух был чист и прозрачен, и с берега можно было видеть далекие Гегамские горы по ту сторону озера, а также горы, которые были еще дальше. Доктору Арману был виден еще и полуостров, глубоко вдающийся в воду и соединяющийся с берегом узким перешейком; виден был и реставрирующийся монастырь на этом самом полуострове, который когда-то был островом. Доктор подумал вдруг, что то место, где он сидит сейчас, было дном озера, и мысли вдруг с пугающей стремительностью помчались на тысячелетия назад, когда озеро Севан, которое тогда никак не называлось, покрывало вершины этих холмов, с которых теперь слетал ветер…
– Арман? Опять встал ни свет ни заря? – услышал он позади себя. Это была жена, Клара. От неожиданности он даже вздрогнул. – И что тебе не спится?
– Не знаю, – ответил Арман. – Куда собралась?
– В кусты. Куда ж еще? Потом еще лягу спать.
– Так можно проспать всю жизнь, дорогая, – иронично сказал доктор, но Клара нетерпеливо отмахнулась.
– Перестань! Если ты думаешь, что я в восторге от этого дикого отдыха, то сильно ошибаешься!
Доктор Арман промолчал. Клара, проваливаясь в песок и спотыкаясь о камни, пошла вдоль берега; муж смотрел ей вслед и думал, какой она стала толстой, некрасивой.
– Не хочешь поспать немного? – спросила Клара, вернувшись.
Муж покачал головой:
– Нет. Я уже выпил кофе.
– Кофе, кофе… – пробурчала Клара. – От тебя только и слышишь, что кофе! Ничего, кроме кофе и сигарет. – Она опустилась на четвереньки и влезла в палатку, а доктор почувствовал, что от его хорошего настроения почему-то ничего не осталось.
Солнце грело все сильнее и сильнее, и чайки уже летали высоко, и далекие горы уже не были видны из-за дымки. Арман, проснувшийся раньше всех, просидел в одиночестве на берегу еще пару часов. А потом стали просыпаться его две дочери, жена, стал просыпаться ото сна весь палаточный городок. Для доктора Армана и его семьи начинался третий день отдыха на берегу озера Севан.
Старшая дочь Армана, Лора – домашние называли ее просто Ло – вышла из палатки и сразу же пошла к воде умываться. Умывалась она недолго – вода была еще холодная, – а когда возвращалась обратно к палатке, увидела отца, сидящего перед погасшим костром. Когда она спускалась к воде, она его не заметила; теперь же Лора подошла к Арману, обвила его шею руками и поцеловала.
– Бари луйс[13], папа, – сказала она. – А я тебя и не заметила.
– Ты меня часто не замечаешь в последнее время. – Доктор Арман улыбнулся.
– Неправда! – запротестовала Лора, хотя и знала, что отец прав: все больше отдаляясь от отца, в последнее время она, наоборот, больше сближалась с матерью. Поцеловав его еще раз, Лора пошла в палатку «привести себя в порядок».
Лора, как и Клара, была шатенкой; у нее были голубые глаза и очень белая кожа, под которой были видны синие прожилки, особенно под глазами. В августе 1993 года ей уже исполнилось двадцать лет, и она училась в меде. Лора, которой нравилось распускать свои удивительно длинные волосы, любила много читать, любила и знала музыку и вообще была человеком возвышенным и, как говорят, «не от мира сего». Здесь, на озере Севан, она мало купалась, предпочитая больше лежать в гамаке и читать какую-нибудь книгу. Она время от времени отрывалась от чтения, бросала мечтательный взгляд на лазурные воды озера, на полуостров вдали и снова принималась читать. Ей нравился такой вид отдыха, однако ей бывало холодно по ночам, и она не могла уснуть из-за воющего ветра.
Лора в свои двадцать лет плохо представляла, откуда берутся деньги – все, что ей необходимо было, ей покупали, – она не умела готовить, штопать, пришивать пуговицы, не мыла посуду, не стирала, не убирала квартиру, даже свою собственную комнату. Ее общественно-полезная роль в доме ограничивалась тем, что она время от времени вытирала пыль с пианино, на котором, кстати, неплохо играла, причем это делала с таким отрешенно-рассеянным видом, что все покатывались со смеху: «Лора работает!» Младшая же сестра ехидно предостерегала ее:
– Ло, смотри, не переутомись!
Клара сначала сердилась Лориной инертности, она жаловалась, что она одна уже не может содержать дом в чистоте, обстирывать всех, для всех готовить есть, но потом махнула рукой на старшую дочь, найдя некоторую поддержку у младшей дочери, Эвы. Доктор Арман, смотря на Лору, лишь качал головой, приговаривая, что «Ло будет трудно в жизни», а когда бывал пьян, говорил, что будущий муж Лоры заставит-таки ее работать.
Лора выйдет замуж в феврале 2001 года за Мартина Арамяна, с которым всю жизнь будет воевать, отравляя и себе и мужу жизнь. Мартин Арамян окажется богатым человеком, со связями, и деспотичным. Лора никогда не разведется с мужем, чтоб не оставить без отца двух сыновей, которых она ему родит, а может, и из-за страха самой лишиться сыновей, которые, несмотря ни на что, будут обожать Мартина Арамяна, своего отца. Лора Арамян будет работать в одной из ереванских поликлиник, куда устроится работать после окончания медицинской академии, благодаря связям доктора Армана.
Но это все будет потом. Теперь же, в то августовское утро 1993 года, Лора, старательно причесав свои удивительно длинные волосы и связав их в хвостик сзади, вышла на свет божий. В одной руке у нее был Альфред де Мюссе («Исповедь сына века»), в другой – пара яблок. Яблоки были второй после книг страстью Лоры. Она села в гамак, поправила панамку на голове, чихнула пару раз – под тенью сосен все еще было холодновато – и открыла книгу. И ничто ее больше не интересовало.
К тому времени из палатки вышла младшая дочь доктора Армана – Эва. Она была в купальнике. Подбежав к отцу, поцеловав его и сказав: «Доброе утро, па!» – она вошла в озеро.
– Вода ведь холодная! – крикнул ей с берега отец, но Эва ответила, что «ничуть». Проплавав минут пять, Эва подплыла к берегу и, не выходя из воды, попросила у отца «большое полотенце». Доктор Арман вскочил со своего складного стула, побежал в палатку за полотенцем. Когда Эва вышла из воды, он завернул ее в полотенце и стал растирать ее тело. Он чувствовал, как Эва дрожит.
– Заболеешь, – сказал он.
– Не заболею, па, не беспокойся, я ведь не Лора, – ответила дочь.
Она вошла в палатку снять купальник. Когда она, одетая в шорты, сандалии и красную майку, вышла опять из палатки, она объявила, что собирается прогуляться перед завтраком.
– Через полчаса завтрак будет готов, – предупредила Клара, но Эва заверила, что не опоздает.
– Не уходи далеко! – сказал ей отец.
Эва ответила:
– Я не маленькая!
Она пошла вдоль берега, у самой воды, разглядывая отдыхающих, разбивших свои палатки по всему пляжу, недавно проснувшихся, готовящихся завтракать. Эва не знала, зачем вдруг ей вздумалось пойти погулять. Но что-то ее подтолкнуло – и вот она уже идет по пляжу. Эва подумала, что очень часто не понимает, зачем совершает тот или иной поступок, предпринимает тот или иной шаг. «Это плохо!» – сознавала Эва, но ничего с собой поделать не могла, такой уж она уродилась: чрезвычайно импульсивной.
У Эвы (ей было 16 лет в 93-м), младшей в семье, как и у отца, были черные волосы, большие, как блюдца, глаза, всегда широко раскрытые, тонкий, идеально отточенный нос. Она была смуглее своей сестры и вообще представляла собой ее полную противоположность. В отличие от Лоры Эва была очень подвижной и энергичной, и если Лора могла часами сидеть и читать, то Эва не могла этого вынести и двух минут. Она не любила читать книги и воспринимала только танцевальную музыку (она неплохо танцевала). У Эвы, несмотря на всю ее импульсивность, были трезвый ум и практичный взгляд на вещи. Ее было трудно в каком-либо вопросе обвести вокруг пальца, да она никому и не позволяла делать это, как и вообще потешаться над собой. Эва была общительнее сестры, быстро сходилась с людьми, однако, несмотря на всю свою открытость, она никого не пускала в потайные уголки своего сердца. Туда вход был запрещен даже сестре, матери и отцу, которых Эва любила до беспамятства. Арман и Клара, хорошо осознавая это, не могли поручиться за то, что до конца знают свою младшую дочь.
Коротко остриженные волосы делали Эву похожей на мальчика, и вообще в ней было что-то мальчишеское, озорное, хулиганское. В детстве, во дворе и в детском садике Эва играла исключительно с мальчиками, считая девочек «нюнями», которые по любому поводу готовы расплакаться. Она любила носить брюки и каждый раз, когда по «особым» случаям ее одевали в платье или юбку, поднимала рев, утверждая, что она не «девчонка». В школе все-таки до нее дошло, что она, как и мама и Ло, «девчонка», но от этого она не сблизилась с одноклассницами. Она продолжала дружить с парнями, и те очень гордились ее дружбой, говоря, что Эва – настоящий друг. Это вызывало, естественно, у одн