оклассниц чувство, очень похожее на зависть, потому что им тоже хотелось дружить с парнями, но нельзя было, так как в то время (шестой-седьмой классы) у девочек считалось, что с мальчиками дружить стыдно. Зависть приняла более определенные формы, когда, повзрослев, парни стали вверять Эве свои сердечные тайны. Эва была хорошо осведомлена, кто в кого был влюблен, и это бесило одноклассниц, потому что Эва не раскрывала им эти тайны. Что до Эвы, то она в свои шестнадцать лет еще не была влюблена, и никто из парней ее класса тоже не был влюблен в нее, хотя Эва была очень красива. Просто парни еще не могли оценить ее строгую красоту и потом: никому и в голову не приходило влюбиться в Эву; она была просто другом. Кстати, то, что в нее могут влюбиться, не приходило в голову и самой Эве. Она только знала, что однажды она выйдет замуж, и у нее будут дети, для которых она будет очень хорошей матерью. Так и будет. Замуж Эва выйдет за человека старше лет на десять, Левона Саргсяна. В отличие от сестры Эва будет счастлива, и ей будет лишь жаль, что отец не видит ее счастья…
Теперь же пока она окончила школу и собиралась на следующий год поступить в медицинскую академию, как и сестра. Будучи натурой цельной, Эва в свои шестнадцать лет все же разрывалась между двумя определяющими чертами своего характера: чрезмерной импульсивностью и четкой холодной рассудительностью.
Арман и Клара обожали своих дочерей, и никого из них нельзя было упрекнуть в каком-либо предпочтении. Однако Армана чисто бессознательно тянуло к младшей дочери, Клару же – к старшей. Происходило это, может быть, оттого, что Эва своим характером больше была похожа на мать, а Лора – на отца: он тоже все осложнял и не давал сам себе покоя. И именно поэтому доктору Арману всегда было легче с Эвой, они друг с другом очень хорошо ладили, у них все было понятно и просто, и она понимала отца с полуслова. С Лорой же очень часто бывало действительно очень тяжело…
Дойдя до каменной стены, за которой начиналась фешенебельная часть пляжа с коттеджами, гостиницами, прогулочными яхтами и катерами, Эва остановилась. Но ей не хотелось возвращаться той же дорогой, и она поднялась по крутому склону, вышла на шоссе и вдоль шоссе пошла обратно. Мимо проезжали автомобили, все с отдыхающими, которые почему-то махали ей рукой, а потом, громко просигналив, проехал бензовоз. Сверху, с шоссе, озеро Севан было очень красивое. Оно было «лазурнее» и, казалось, светилось внутренним светом. Оттого что отсюда не слышно было шума прибоя, казалось, что озеро сделано из лазурного стекла, однако, когда дул ветер, оно морщилось и как бы оживало.
Эва шла вдоль шоссе, а потом, увидев сверху родную палатку – ею кончался палаточный городок, – стала спускаться по склону, прыгая с камня на камень. Последние метры спуска она пробежала как угорелая и остановилась только у самой воды. Она тяжело дышала и вдруг рассмеялась, ощутив себя очень счастливой почему-то, даже подпрыгнула на месте несколько раз. По мере того как она приближалась к костру, который опять разжег отец и над которым колдовала мать, Эва почувствовала, что очень проголодалась.
– Где ты пропадала? – спросила ее Лора. – Мы тебя давно ждем.
– Гуляла, – хитро улыбаясь, ответила Эва.
На завтрак ели тушенку с макаронами и сгущенное молоко, которое запивали чаем. Они сидели и лежали на одеяле, разостланном на песке, в тени сосен; одеяло служило им одновременно и скатертью. Все, кроме доктора Армана, ели с аппетитом: Лора, старшая дочь, – потому что перед завтраком съела два яблока, а яблоки, как известно, возбуждают аппетит; Эва, дочь младшая, – потому что плавала и гуляла; Клара – потому что у нее всегда был хороший аппетит. Что же до доктора Армана, то у него аппетита не было вовсе из-за кофе и сигарет.
После завтрака решили поплавать. Солнце припекало вовсю, вода в озере была очень теплая. Плавала даже Лора, правда немного. Потом улеглись на песке позагорать. До них долетали восторженные крики и визг других пляжников, плескавшихся в воде.
– Господи, хорошо-то как! – вздохнула Эва.
– Это точно, – согласился доктор Арман, зная, что дочь, сдавшая трудные выпускные экзамены, полнее ощущает отдых и свободу.
Эва продолжала:
– Здесь, на Севане, все проблемы кажутся далекими, словно их нет вовсе. Проблемы все остались в Ереване.
– Когда ты вернешься, эти проблемы вновь тебя поглотят, – сказала Лора. – Если ты о них не думаешь, это еще не означает, что их нет. – Ло перевернулась на спину. У нее был голубой купальник под цвет глаз.
Эва ничего не сказала. Ей не хотелось портить настроение из-за Лориного упрямства. А настроение у нее было очень хорошее, и ощущение счастья ее все еще не покидало. Так бывает, когда чего-то ждешь и знаешь, что это нечто обязательно случится; бывают радостные ожидания… Лору же молчание сестры насторожило, она усмотрела в этом какой-то стратегический ход:
– Молчишь? Значит, тебе нечего возразить?
– Просто не хочу ввязываться, – улыбнулась Эва. Иногда ей казалось, что именно она старшая сестра, а не Лора.
Арман и Клара посмотрели друг на друга, потом Арман сказал:
– Знаешь, Ло, не всегда нужно воевать и бороться.
– Я никогда не буду отступать и уступать! – заупрямилась Лора.
– Даже своему мужу? – усмехнулась Клара.
– Да! Если я буду уверена в своей правоте, я буду воевать до конца.
Доктор рассмеялся:
– Мужа нужно любить, а не воевать с ним.
Лора на этот раз промолчала.
Они лежали на берегу, и мимо них проплыла яхта с отдыхающими, которые платили большие деньги, чтобы покататься по озеру. Яхта была очень красивая, вся белая; когда ветер вдруг менял направление, паруса начинали громко хлопать.
– Куда она везет этих богачей? – спросила Эва.
Арман ответил:
– Проплывет пролив между полуостровом и нашим берегом, выйдет на Большой Севан, доплывет до середины и вернется обратно мимо полуострова.
– Мне бы тоже хотелось поехать на полуостров, – сказала Клара.
– На обратном пути обязательно заедем.
– Когда это будет, Арман?
– Тебе не терпится вернуться в Ереван?
– Да, – ответила Клара. – Если честно, я устала.
– Завтра и поедем, – сказал доктор. – Завтра ведь у нас воскресенье?
– Да.
– Вот завтра днем и поедем. Хочу в понедельник пойти на работу.
– Зачем? У тебя ведь еще целая неделя отпуска!
– Не знаю. Захотелось на работу…
– А на полуострове хорошо? – спросила Лора. – Я тоже хочу там побывать. Интересно, наверное, стоять на нем и знать, что он когда-то был островом.
– Тебе будет намного интереснее, если ты узнаешь историю острова, – сказала Клара.
– А ты знаешь его историю? – удивилась Эва.
– Да, знаю. Но папа знает лучше.
– Расскажи, папа, – попросила Лора.
Арман закурил сигарету:
– Севанский полуостров когда-то был маленьким островом посреди озера. В 301 году, после того как была крещена Армения, святой Григорий Просветитель основал здесь два храма: Сурб[14] Арутюн и Сурб Карапет. В девятом веке был построен храм Сурб Аствацацин[15] и храм Сурб Аракелоц[16], которую строили монахи. Вся постройка же была инициирована Мариам, дочерью царя Ашота Первого и женой сюникского царя Васака. Храмы были построены в качестве обета после смерти этого Васака. В честь этой Мариам монастырь иногда называют Мариамашен. В десятом веке на острове или около произошло крупное сражение с арабской армией, известное, как Севанская битва. В этом бою царь Ашот Второй Железный разгромил арабов. Монастырь можно считать свидетелем и памятником этому историческому событию. В последующие эпохи монастырь несколько раз разрушался. К разрушению приложили руку и сельджуки, и войско Тимура. В советское время монастырь закрыли, а потом храм Сурб Аствацацин разобрали на камни и построили из них санаторий. В восьмидесятые годы начали строить водоотводный туннель, и в результате уровень озера упал почти на двадцать метров, и остров превратился в полуостров.
– А как назывался тогда остров? – спросила Эва потом.
– Сначала, – ответил доктор Арман, – он просто назывался островом озера Севан, потому что других островов у озера нет. А потом его стали называть Монашеским островом, или островом Монахов, потому что на острове монахи построили монастырь, как я уже говорил.
– А кто такой был Аристакес? – спросила Ло. – Наш Арис что-то такое говорил о своем имени. Кстати, любопытно, какая из себя его подруга? Он сказал, что ее зовут Тина.
– Жалко, что вас в школе этому не учили, – сказал доктор Арман. – И кто только был вашим учителем истории?! Святой Аристакес Первый, который родился в Каппадокии, был вторым армянским католикосом, младшим сыном Григория Просветителя. В триста двадцать пятом году он в качестве представителя Армянской церкви отправился на Первый Вселенский собор в Никею, и его имя было записано в деяниях Собора рядом с именами других великих Отцов Церкви как представителя Великой Армении. Он привез в Армению Никейский Символ веры, который был одобрен святым Григором. Через год Аристакес стал Католикосом Армянской церкви. А потом его убили…
Послышался гул подъезжающего автомобиля. Стараясь не задавить загорающих, машина ехала по кромке воды. Автомобиль был такой же, как у Армана, только другого цвета, кремового. Поравнявшись с Арманом, Лорой и Эвой, машина остановилась. Из нее вышел молодой человек и спросил Армана, не будет ли тот против, если он разобьет палатку рядом с палаткой его семьи. Арман ответил: ничуть, наоборот, он будет рад соседям, и вообще, пляж общий, слава богу, его еще никто не приватизировал, так что он не мог бы быть против даже при желании.
Пока шли переговоры и обмен любезностями, из машины вышла жена молодого человека и, подойдя к разговаривающим, улыбнулась:
– Добрый день.
– Добрый день, – ответили дочери Армана, оценивающе посмотрев на молодую женщину.