И тогда Аршо засомневался в умственных способностях Тины, которая выбрала себе такого неинтересного друга (боже, неужели мужа?!).
Аристакес учился на истфаке не ахти как, но твердо решил стать хорошим и честным историком, а потом – если бог даст и если у него все же окажется талант – стать писателем. Он продолжал писать. Он уже думал о романе. Он подражал Эрнесту Хемингуэю, портрет которого висел у него в комнате. Когда Аристакес заходил в свою комнату, он почти всегда подмигивал портрету, говоря в уме: «Привет, Хем!» Аристакес говорил Тине, что старик Эрнесто был неплохим парнем, правда, слишком много пил. Сам же Аристакес придерживался насчет спиртного иного мнения, что и неслыханно радовало Тину, у которой отец любил подвыпить.
Что до родителей братьев, Ашхен и Вардана, то их огорчало то, что Аршо любил Аристакеса больше, чем Аристакес любил Аршо. Они огорчились и тогда, когда заметили, что установилось равновесие, ибо дело было совсем не в том, что старший брат стал любить младшего больше, а совсем наоборот.
Был теплый августовский вечер. Аршо сидел во дворе с двумя-тремя соседскими парнями приблизительно одного с ним возраста и говорил о разных разностях. Когда стемнело, они разожгли костер, и от огня им стало жарко. Несмотря на это, они подбрасывали в огонь больше веток и обрадовались, когда наконец огонь, взвившись высоко-высоко, почти коснулся листьев тутового дерева. Аршо с друзьями долго сидел так вокруг костра, и всем было хорошо от того, что никого не зовут домой.
– Наверное, всем виден наш костер, – сказал Аршо.
– Да. Такой костер всем будет виден, – сказал один из его друзей.
– Послушайте, а если подумают, что пожар? – спросил самый маленький среди них и бросил в огонь ветку.
– Вряд ли. Им видно, что это просто костер и что мы сидим вокруг него, и, значит, пожара нет. Послушай, Сако, – сказал Аршо самому маленькому, – пошел бы ты домой, уже поздно.
– Нет. Не хочу. Что я буду делать дома? А здесь – костер. – Маленький Сако улыбнулся. – И вы все.
– Ладно, – сказал Аршо, – пойдем домой вместе. Вот немного посидим и пойдем.
– А жаль, что старшие все куда-то ушли, правда? Мы пригласили бы их к костру, – сказал Рафо, близкий друг Аршо.
– Да. Старшие все куда-то ушли.
– А я знаю, куда они ушли!
– Вот и молчи, – строго сказал Аршо, – потому что Сако с нами.
Из-за деревьев послышался какой-то шум. Аршо повернулся. Из темноты вышли несколько взрослых парней. Аршо знал их: они были с соседнего двора. Аршо также знал, что, согласно соглашению, установленному между старшими обоих дворов и улиц, никто не имел права соваться на территорию другого, а значит, прийти вот так в чужой двор было верхом наглости. Аршо знал все это и почувствовал пустоту где-то в животе.
– Одна мелкотня, – со смехом сказал один из подошедших чужаков. – А где старшие?
– Они куда-то ушли, – ответил Аршо.
– К шлюхам, что ли?
– Язык попридержи, у нас здесь ребенок.
– Ничего, не помрет. Ему это полезно. Знаете что? Уходите-ка вы отсюда, а мы посидим у костра и подождем старших, у нас с ними дела.
– Идите, ждите в своем дворе.
– А нам здесь больше нравится.
– Как же соглашение?
– О нем забудь, мальчик. Его не существует.
– Почему?
– Потому что наш двор теперь сильнее вашего. А в этом случае никакие соглашения нам не нужны. Сам посуди.
Пустота поднималась все выше и выше и уже дошла до горла и крепко сдавила его. Аршо нагнулся и шепнул:
– Сако, иди домой. Тебе лучше пойти домой.
Но Сако лишь помотал головой.
– Эй, я вам говорю! – крикнул один из чужаков. – Идите домой. Малышам надо рано ложиться спать.
– Это наш двор, – сказал Аршо, – и мы не уйдем.
Чужак выругался.
– Я тебе, кажется, уже говорил, что у нас здесь ребенок и не надо при нем ругаться? – сказал Аршо.
Чужак опять ругнулся, и Аршо врезал ему в челюсть. Пошла свалка. Во время драки Аршо облегченно заметил, что Сако нет с ними, он убежал. «Наверное, пошел звать кого-то на помощь…» Аршо с удивлением подумал еще, что никто до сих пор не угодил в костер, и тут почувствовал страшный удар по голове, потом его стали куда-то тащить, причем тащили не друзья. Прежде чем потерять сознание, Аршо посмотрел на освещенные окна четвертого этажа и ясно увидел, как в окне брата мелькнула тень и занавеска зашевелилась. И тогда он отключился. Его тащили в соседний двор…
Аристакес в то время сидел за своим письменным столом, пил холодный чай и читал книгу. Сквозь тонкие, выжженные солнцем занавески он видел свет от костра, и знал, что Аршо там, внизу, во дворе. Аристакес находился в отличнейшем настроении. Поговорив полчаса назад с Тиной по телефону, он теперь наслаждался ледяным напитком. Кроме того, он читал очень хорошую книгу и часто поднимал глаза на портрет писателя Эрнеста Хемингуэя и говорил в уме: «Эрнесто, а книга действительно очень хорошая. Ты читал?» Хемингуэй, конечно же, не мог ответить с портрета, но Аристакес знал, что Хемингуэй читал «Великий Гетсби».
Аристакес читал и параллельно думал, что хорошо бы написать такую вещь, и обещал себе и портрету на стене, что напишет когда-нибудь очень хороший рассказ – о романе он и не мечтал теперь.
Потом Аристакес услышал какой-то шум, доносящийся со двора. Сначала он решил, что это его не касается, потом, прочитав еще один абзац, вспомнил, что Аршо во дворе, а именно оттуда доносились шум и крики. Аристакес очень медленно закрыл книгу, так же медленно подошел к окну и осторожно отодвинул край занавески. Он увидел, как пятеро незнакомых ему парней волокут Аршо, и вдруг ему показалось, что Аршо поворачивает голову и смотрит прямо на него. Аристакес отскочил в сторону. Первое, что пронеслось в голове, было: «Я ничего не видел. Это был не Аршо». Через полчаса он уже поверил своей лжи и стал ждать, когда вернется домой Аршо. Каждый день, каждый вечер, когда Аршо возвращался со двора домой, он первым делом заходил в комнату Аристакеса, просто так смотрел на брата, словно желая удостовериться, что брат дома и с ним ничего не случилось, и уходил. Когда заходил Аршо, Аристакес никогда не поворачивался к нему, даже очень часто довольно грубо приказывал Аршо закрыть дверь с обратной стороны и не мешать. Аристакеса раздражало, что Аршо каждый раз без толку сует свою дурацкую голову в дверь и смотрит на него. Но в тот день все было по-другому. Аристакес ждал, что вот сейчас откроется дверь и к нему войдет Аршо, пусть даже для того, чтобы врезать ему. Но Аристакес так и не дождался этого. Он услышал, как пришел Аршо, услышал испуганные крики матери, но Аршо так и не зашел к нему в комнату и никогда больше этого не делал. А когда Аристакес сам вышел из своей комнаты, Аршо не повернулся к нему.
Аршо на «Скорой помощи» отвезли в больницу, и Аристакес всю ночь и весь следующий день остался там, в больнице. Вечером же, придя домой, он подошел к портрету Хемингуэя.
– Я вчера свалял дурака, я струсил, – сказал он.
Хемингуэй ничего не ответил, но Аристакес знал, что тот с радостью бы пристрелил его. Аристакес лег в постель и хотел, чтоб Хемингуэй пришел и пристрелил его. Он хотел этого до самого утра, когда, так и не уснув ни на минуту, сел за письменный стол и одним духом написал свой первый в жизни настоящий рассказ. Отпечатав рассказ на машинке, Аристакес понес рассказ Аршо в больницу. Тот прочел, улыбнулся и сказал, что это настоящий рассказ. А Аристакес понял, что Аршо уже никогда его не будет любить так, как прежде. Наверное, внутри Аршо какая-то часть мира потухла или разрушилась. Ведь миры периодически рушатся!
Аристакес и Тина поженились в августе 1995 года. Еще тогда, в 1995-м и до 1999 года Тина верила, что ее Арис – гений.
«Ох уж эти гении!» – думала она часто.
Глава 10
«Ох, уж эти гении!» – подумала Тина, когда Арис сказал, что закончил рассказ, и спросила:
– Мы идем к тебе?
– Нет, – ответил он. – Мои предки сегодня дома. Да и Аршо… тоже.
– Жаль.
– Да. Но у меня есть ключи от одной квартиры.
– От какой?
– Не важно.
– От чьей квартиры ключи?
– Зачем тебе знать?
– Просто интересно.
– Ну, ключи мне дал Хорен.
Тина ничего не сказала, и Аристакес был рад этому. Они шли к станции метро. Жара была нестерпимой, и отовсюду пахло разлагающимся мусором. Вонь стояла ужасная. Сухой ветер сушил легкие. У прохожих лица были изможденные, было совершенно очевидно, что они мечтали о том, чтобы поскорее прийти домой и облиться холодной водой. К запаху мусора примешивался запах человеческого пота. Город, казалось, гнил заживо. Люди стояли в очередях за мороженым.
Когда Тина заговорила снова, Аристакес понял, что рано радовался.
– Противно, боже, как это противно, – сказала она.
– О чем ты? – спросил он.
– О том, что мне противно быть похожей на шлюху.
– С чего ты взяла? С ума сошла, что ли?
– Нет, дорогой. Это ты сошел с ума. В эту квартиру Хорен приводит своих шлюх, а теперь туда иду я.
Аристакес постарался взять себя в руки и сказал спокойным, ровным голосом:
– Не вижу никакой связи между шлюхами Хора и тобой.
– Какой ты благородный!
– Перестань!
– Не перестану! Небось, Хорену сказал, что приведешь «девочку»?
– Нет. Я сказал, что нам с тобой некуда сегодня пойти, и он дал мне ключи.
– Ты сказал, что приведешь туда именно меня?
– Да.
– Идиот! Ты понимаешь, что ты наделал?
– Послушай, я тебя никак не пойму. То ты говоришь одно, то другое…
– И не поймешь!
– Пожалуйста, не кричи так на улице, на нас смотрят.
– Противно. Боже мой, как это противно! – шептала Тина. – Значит, Хорен знает, что мы с тобой спим. Ты ему все рассказал. Ты подонок, Арис!..
– Заткнись! – Аристакесу очень захотелось ударить ее, к тому же он не понимал, в чем его обвиняют. – Заткнись! Не надо портить вечер. Мы пойдем туда и будем любить друг друга, и все встанет на свои места, все будет хорошо.