Для своих лет он выглядел довольно-таки молодо, правда, седина уже тронула его густые черные волосы, и лоб избороздили морщины. Он был гладко выбрит; одет он был в легкие летние светлые брюки и темный двубортный пиджак, несколько скрывающий его полноту и предательски выпирающий живот. В петлице пиджака у него была белая роза, а на мизинце правой руки – перстень; надушен он был дорогим одеколоном, на манжетах его рубашки были золотые запонки. В общем-то, Шаварш выглядел весьма и весьма недурно, чего ему и хотелось, ибо он очень желал произвести на Луизу благоприятное впечатление – впечатление, основанное на мысли типа того, что и «в старости можно выглядеть элегантно», и еще – «пусть мы не молоды, но зато старость предполагает серьезность отношений». Что именно понимал Шаварш под «серьезными отношениями», сказать было трудно. Как, впрочем, и под «старостью». Ведь шестьдесят два – это скорее зрелость, чем старость…
Ему принесли мартини, и он закурил дорогую сигарету и настроился на романтический лад, что было весьма не трудно, ибо джаз-банд играл блюз. Однако, кроме романтики, голова его была забита множеством прозаических мыслей, связанных с бизнесом. Как раз бизнес и должны были обсудить Шаварш и его молодой друг.
Шаварш и пригласил Вангра в «Чайку», чтоб обсудить план перехода из одной сферы влияния в другой, ибо, как сказал Вангру Шаварш, «лучше будет, если мы это сделаем добровольно».
Шаварш считал себя стреляным воробьем как в денежных делах, так и в любовных, и его на самом деле было очень трудно чем-либо удивить. Однако, когда он увидел, как в бар входит Луиза Оганнисян в своем новом вечернем платье, у него перехватило дыхание, и он подумал с удивлением: «Са тагухи а…»[39]
Луиза села за столик «стареющего» Шаварша и тихо сказала:
– Добрый вечер.
– Добрый вечер. Ты очень хорошо выглядишь!
– Дежурный комплимент, вы не находите?
– Нет, – сказал Шаварш. – А вообще-то, конечно, все комплименты банальны. – Потом добавил: – Тебе очень подходит это платье.
– Ах да! – усмехнулась Луиза. – Я забыла поблагодарить вас за платье.
– Тебе оно нравится?
– Да.
– Прекрасно! – Шаварш был доволен. – Что будем пить?
– На ваше усмотрение.
– Тогда, – сказал он, чувствуя себя очень молодым, – закажем что-нибудь легкое. Будем болтать и ждать моих друзей.
– А кто они?
– Он бизнесмен, она шлюха.
Глаза Луизы вспыхнули:
– Как я?
– Нет. Подруга моего друга шлюха по характеру, по убеждениям, по стремлениям. А ты не шлюха.
– Вы думаете, я вас люблю? – Луиза чуть не расплакалась.
Теперь усмехнулся Шаварш:
– Я был бы последним идиотом, если бы так думал. Но понимаете… понимаешь, дело в том, что ты мне нравишься.
– Вы думаете, этого достаточно?
– Почему бы нет?
– Но вы старше меня на 20 лет! – Губки у Луизы дрогнули.
– Не будем говорить о моем возрасте. И вообще давай не горячиться. Я обещаю тебе богатство, роскошь. Что же еще?
– Итак, я содержанка, – сказала Луиза. – Или я новое вложение капитала? Я ваша новая «Чайка»?
– Нет. Просто ты мне очень нравишься. И я не понимаю, зачем заводить этот разговор, если и так ты согласна?
– Вы правы! Если я взяла платье, если я пришла в бар, как вы велели, то это уже означает, что я согласна.
– Нет, – сказал Шаварш. – Ты согласилась не тогда, когда надела платье, не тогда, когда села за мой столик и сказала: «Бари ереко»[40], а тогда, когда пустила меня к себе в постель!
– Вы правы…
– А я почти всегда прав… Так, что будем пить?
– То же, что и пьете вы.
– Это мартини.
– Давайте.
Шаварш Киракосян сделал знак, и одна из официанток подошла к их столику. Он велел ей принести мартини и увидел, как в бар входят Вангр и его подруга, у которой были холодные тигриные глаза. Когда они подошли к их столику, Шаварш встал.
– Привет, дети мои, – сказал он, пожал руку Вангра и поцеловал Тигрицу в лоб. – Познакомься, – сказал он Луизе, – Вангр, а это его шлюха. – А потом представил своим друзьям Луизу: – Познакомьтесь, моя секретарша, Луиза.
Луиза и Тигрица, пробежав друг по другу глазами, пожали руки. Луиза сказала:
– Очень приятно, хотя о том, что я секретарша Шаварша Баграмовича, я сейчас вот только узнала.
– То ли еще будет! – сказал Вангр, как-то подбадривающе. – Шаво большой волшебник; от него жди чудес.
Вангр понравился Луизе сразу, а вот Тигрица – нет; может, из-за своих холодных тигриных глаз.
Шаварш Баграмович велел официантке принести мартини и для подруги Вангра и сказал:
– Поболтайте немного без мужчин. Вы, женщины, ведь любите поболтать, посплетничать (Луиза скорчила гримасу), а мы с Вангром обсудим одно дельце и присоединимся к вам.
Когда Вангр и Шаварш вышли из бара, Луиза сказала:
– Ненавижу богачей!
– Я тоже, – сказала Тигрица. – Но мне нравится быть богатой. Так что приходится выбирать…
– Нет в этом мире совершенства, – процитировала Луиза Маленького Принца, и они рассмеялись. У Луизы было такое чувство, будто она заключает контракт с Мефисто.
Когда Шаварш и Вангр вернулись к Луизе и Тигрице, хозяин «Чайки» предложил съездить на озеро Севан, окунуться разок-другой и вернуться опять в мотель.
– У меня нет с собой купальника, – сказала Луиза.
– Господи! – замахал руками Вангр. – Луиза! Неужели вы думаете, что мы будем купаться одетыми?
– Ну… я думала, хоть что-то ведь надо надеть?
– Зачем?! – удивилась Тигрица. – Обычно что-то скрывают тогда, когда хотят что-то скрыть. А вам ведь нечего скрывать, не так ли?
– Я надеюсь… – Луиза улыбнулась: она поняла, что для нее началась совсем другая фантастическая жизнь. Она еще раз посмотрела на стареющего своего Шаварша.
Глава 22
Когда стареющий доктор Арман и молодая Татевик в сентябре 2000 года доехали до Берджи, они уже были измотаны и измучены дорогой, горной, извилистой, неспокойной, которую и дорогой-то назвать можно было лишь с большой натяжкой. То и дело она превращалась в тропинку, а то и вовсе исчезала, и они вынуждены были ехать наугад, вернее, «на ощупь». Слава джипу: не подвел! А ехали они, между прочим, вверх по склону горы – к вершине, где находилось село Берджи.
Когда доехали до Берджи, уже был вечер, и солнце заходило за далекой, синеющей в знойной дымке горной грядой, и уже в воздухе становилось прохладно. Они вышли из джипа. Где-то очень далеко лаяли собаки, а вообще-то было очень тихо. Пахло мокрой травой и коровьим пометом, смешанным с запахом молока… Так же пахло и от Гарика, который их и встретил.
– Как доехали? – спросил он, хотя, наверное, знал, что доехали они не очень хорошо, потому что дорога была ужасной (еще повезло, что дождя не было, а то даже хваленый джип не осилил бы такой подъем). Гарик посмотрел на Армана и Татевик, потом отвел глаза и стал смотреть на заходящее солнце. У него был какой-то беспокойный взгляд. – Ну, что ж, – вздохнул он, поскольку на его вопрос о том, как они доехали, он так и не получил ответа. – Пойдем, я покажу вам дом, где вы будете спать. Джип можно оставить здесь…
Гарик уже четыре года как жил в этом самом поселке Берджи. Он был врач, причем первоклассный врач, но он не хотел уезжать отсюда. В городе ему обещали чуть ли не должность заведующего отделением в одной из больниц, но Гарик уперся, и никакими силами невозможно было заставить его оставить Берджи. Однажды приехав сюда по просьбе одного старого знакомого (кстати, его предшественника, врача в горном селе Берджи), он так и остался тут навсегда (а его предшественник вскоре умер). Что Гарика тут держало, доктор Арман не знал и не понимал. Из-за Берджи он развелся с женой, Нонной, которая, кстати, тоже будучи врачом, никак не хотела оставлять столицу, и это Арман как раз таки понимал. Он лишь время от времени навещал своего друга, приезжая раз в год или еще реже сюда, на вершину горы. За эти четыре года Гарик полностью поседел и теперь был похож на глубокого старика.
Дом, в котором должны были жить доктор Арман и его молодая подруга Татевик, пустовал, в нем никто не жил. Он находился на краю пропасти, и из его окон открывался удивительный вид на долину. Если б можно было посмотреть на дом со стороны долины, то сложилось бы впечатление, что он каким-то чудом приклеен к склону горы, и достаточно одного сильного порыва ветра, чтоб сорвать его со склона и унести далеко-далеко…
– А кто раньше жил в этом доме? – спросили Арман и Татевик Гарика.
Тот ответил:
– Старик и старуха. Они умерли месяц назад…
– Послушай, Гарик, а почему так мало здесь людей? Куда все подевались? Мы никого не увидели, когда шли сюда, хоть и не так уж и поздно.
– Я вам все расскажу, – ответил Гарик. – Вы отдохните, можете даже поспать немного, а потом приходите ко мне. Посидим, выпьем что-нибудь, а утром вы уедете.
– Но, Гарик, мы собирались пожить здесь недельки две. Я как раз взял двухнедельный отпуск…
Гарик почернел лицом:
– Здесь нельзя оставаться… Я вам все расскажу потом…
Он ушел. Арман и Татевик машинально стали распаковывать вещи.
– Гарик очень постарел, – сказала Татевик.
Она знала Гарика с последнего их приезда в Берджи полгода назад, и Арман подумал о том, что это изменение в его друге ей показалось еще более страшным.
– Наверное, он очень устает, – ответил он.
Они с Татевик сели за стол. На столе горела оставленная Гариком керосиновая лампа, и от нее остальная часть комнаты казалась еще больше погруженной во мрак. Они поели хлеб, сыр, выпили вино, которое привезли с собой. Доктор Арман, признаться, был несколько удивлен и даже уязвлен тем, что Гарик сразу же не пригласил их к себе домой и не угостил чем-то очень вкусным (жаркое из баранины, например).
Татевик сидела передо ним за большим дубовым столом, и лицо ее освещал слабый свет керосиновой лампы. Она была очень красивой.